— Ну?
— Решили поискать…
— Ну?!!
— Нашли тебя.
— Как нашли?
— Мы с ним случайно оказались старыми соседями… В общем, сейчас не важно, откуда мы друг друга знаем… Встретились, обменялись новостями, поговорили. Он и сказал, мол, я сейчас всех знакомых заряжаю на поиски типажа. Надо мне, мол, программку открыть, только чтобы девочка была творческая, интересная, можно не очень молодая… Извини, конечно… Нужны, говорит, светлые волосы, голубые глаза…
— У меня зеленые.
— Об этом никто кроме тебя не знает.
— И что?
— И я понял — речь идет ну просто о тебе. И принес ему фотографию. Он потерял дар речи.
— Да уж, скажешь тоже. Судя по его манере общаться, он не из тех людей, которые способны терять дар речи.
— Но ты ему понравилась. Мне даже показалось, что не только как типаж.
— Старый сводник!
— Да я пошутил. Ты подумай, в общем.
— Я ему уже отказала.
— Ты что?! — Майк вскочил. — Ты с ума сошла?! Что ты ему сказала?
— Я сказала, чтобы он пошел куда подальше.
Джим снова захохотал.
— Ты просто дурочка!
— Возможно. Но он даже не обиделся. Он сказал, что все равно придет в кафе, вдруг я передумаю.
— Ну, я надеюсь, ты…
— А я ответила, что не передумаю.
— Мама-мия! — завопил Майк, вскакивая со стула и хватаясь за голову.
— Да уж. Без комментариев, — мрачно добавил Джим, резко перестав смеяться.
— В свой день рождения люди умнеют! А ты…
В кабинет постучали. Три ее приятельницы из экономического отдела стояли на пороге. Средняя держала в руках огромный фикус в коричневом горшке.
— Мы решили поздравить тебя отдельно. И — вот. Возьми. Пригодится. Только его нужно пересадить, а то он уже большой для этого горшка…
— Говорят, тебе собаку подарили? Покажи!
— У-у-у! Какой хорошенький!
— А как зовут?
— Пока не назвала.
— Как это — «не назвала»? — возмутился Майк, поглаживая себя по груди. — Мы же все придумали.
Она посмотрела на него, кивнула и брякнула:
— Да. Мы назвали его Сидом.
— Ка-а-ак? — хором протянули все присутствующие, включая Майка.
— Сид. Хорошая кличка. Ну все. Посмотрели? Девочки, у меня много работы. Заходите к вечеру.
В четыре часа Элли собрала праздничный стол. Джим с Майком, конечно, предлагали более разумный вариант: отправиться в кафе и отметить все там, но ей некуда было девать Сида-маленького.
Сидом-маленьким теперь полноправно звался щенок. Джим считал, что это очень креативно. А Сид-большой пока еще ничего об этом не знал, но Элли сказала, что ей все равно, если он обидится. Она понимала, что с сегодняшнего дня их отношений больше не существует. Возможно, ребята вчера были правы: ей нужно было первой послать его куда подальше, не дожидаясь, когда он сделает это сам, да еще и на глазах у сослуживцев.
Теперь у нее в подарках было уже три живности: цветок, слон и щенок. Интересно, а что подарят на торжественной части?
Джим и Майк, которые сегодня объявили нерабочий день и все время, начиная с утра, провели в ее кабинете, предположили, что это будет или живой динозавр, или охотничье ружье, или лицензия на разведение кроликов.
Самое интересное, что они почти не ошиблись. В торжественной обстановке, под великосветские речи, которые Сид-большой произносил гораздо более витиевато и напыщенно, чем утром, Элли преподнесли путевку в альпийский курортный городок на две недели. А также объявили, что с понедельника она отправляется в оплачиваемый отпуск.
У нее отвисла челюсть. Это было гораздо круче, чем щенок.
— Ну что такое? Ты же всегда брала отпуск осенью, дорогая? Вот мы и подгадали.
— Но, Сид, еще только середина сентября, а я всегда уходила в октябре. И ездила не в Швейцарию, а к маме.
— По-моему, Швейцария гораздо лучше штата Великих Озер. Ну, Элли, успокойся, я провозглашаю первый тост за тебя!
— Спасибо.
— Да, забыл спросить, как ты назвала этого бедолагу?
— Бедолагу-то?
— Да… — Сид картинно улыбался, оглядываясь вокруг себя, словно ведущий шоу: ну-ка, давайте посмотрим, что у нас там получилось?
— Он стал твоим тезкой.
— То есть?
— Его зовут Сид.
Щенок тявкнул. Видимо, уже стал привыкать к новой кличке.
Воцарилось глубокое молчание, которое нарушалось только радостным поскуливанием из коробки. Потом кто-то хихикнул.
— Ну что ж, — с вытянувшимся лицом произнес он. — Думаю, мы все имеем право называть своих животных так, как хотим. Ну что ж… Давайте выпьем за Элли!
— А как же вы две недели без корректора-то? Ведь я же одна на рекламе?
— Ну… — Сид махнул рукой, — возьмем другую. Временно, конечно… За тебя, дорогая!
Потом было поздно что либо исправлять. Было поздно о чем-то жалеть и пытаться вернуть на круги своя. Когда это произошло, она не отследила, но вдруг отчетливо поняла: ее увольняют. Она больше не работает в престижном глянцевом журнале. Не работает с понедельника, когда начинается срок ее путевки в Швейцарские Альпы! Элли в отчаянии потерла лоб, как бы пытаясь оценить собственную адекватность: может быть, все это снится? Неужели так бывает в реальной жизни? Все сразу и так неотвратимо…
Но нет, ошибки быть не могло: Сид всегда именно так расставался с женщинами — дарил им дорогой подарок и уходил. После этого можно было рассчитывать только на мимолетный редкий секс, но никак не на длительные отношения. Исключением из всех его правил смогла стать только Хелен… Однако и путевку никак нельзя считать дорогим подарком: обычно это были автомобили или драгоценности. Элли усмехнулась: видать, она стоит только путевки на курорт, не более того! А ведь, между прочим, на эти отношения потеряны целых три года ее молодой жизни!
Элли судорожно собирала свои вещи в коробку. Все ясно. Господи, как все предельно ясно, несмотря на лживые улыбки коллег и приятелей. И не будет она тут сидеть больше ни минуты!
В маленьком банкетном зале веселье лилось рекой, а виновница торжества через пару минут собиралась покинуть эти стены навсегда. Она даже не могла смотреть на Майка и Джима, до того было тяжело. Хотелось расплакаться, но в полном одиночестве, потому что любое сочувствие сейчас только усилит ее отчаяние.
Оба близнеца внимательно следили за ней глазами и изредка многозначительно переглядывались.
— Если вы скажете хоть слово, я разобью о ваши головы монитор!
— А мы молчим.
— Все. Кажется, все собрала!
— Элли…
Она резко развернулась к ним:
— Вы знали?
— Э-э-э.
— Ну?!! Говори!
— Знали.
— Болваны!!!
— Ну, Элли…
— Поэтому ты быстренько нашел мне другую работу?
— Нет! Клянусь, это случайность! — Майк вытаращил на нее огромные глаза и часто-часто заморгал. Похоже, он говорил правду.
— Ладно, это уже не имеет значения. Своего слона и вот эту коробку с вещами привезете мне завтра домой. Я не хочу тут больше появляться вообще.
— А остальные подарки?
— Заберу сейчас. Куда же я эту живность оставлю? — Она стояла, в одной руке сжимая горшок с фикусом, а в другой — поводок Сида-маленького.
— Ты сейчас похожа на юную Натали Портман в ее дебютном фильме «Лион». Только там не было собачки на поводке. А в остальном — то же самое: цветок, сумка на плече и отчаяние в глазах.
— Майк, я тебя убью!
— Иди-ка ты лучше к продюсеру, если уж мы заговорили о фильмах…
— Какая прелесть! — радостно воскликнул интересный шатен за крайним столиком у входа, едва она протиснулась со своими подарками в двери кафе.
— Спасибо!
— Нет, я не про вас, а про собаку. — Мужчина явно куражился. — Я увидел вас в окно, когда вы еще только подходили к кафе. Как его зовут?
— Откуда вы знаете, что это он?
— По морде видно. Я очень люблю спаниелей.
— Тогда забирайте его себе! — Что?
— Ничего. Просто мне его подарили сегодня утром, а девать все равно некуда, придется родителям отвозить. Вот и сорвалось с языка. Прошу прощения.
— Ясно… Иди сюда, лапа! — Мужчина наклонился, вытянул руки, и Сид-маленький, радостно взвизгивая, облизал его шею и подбородок. — Сейчас мы тебя покормим! Здесь так вкусно пахнет, правда?
Казалось, он забыл про Элли. По крайней мере, сейчас его интересовал только щенок.
— Ну, хороший мой, рассказывай, что ты любишь покушать. Все-таки как его зовут? — не поднимая головы, спросил он.
— Сид.
— Почему Сид? Ах ты!.. Ах ты!..
— Потому. Мы с вами будем о чем-то говорить или ограничимся тем, что угостим моего спаниеля?
— Да, поговорим. Меня зовут Генри Микст.
— А меня…
— Я знаю. Ваш друг мне все про вас рассказал.
— Все?
— Все. А ты, озорник! Зачем тебе скатерть?
— Ну тогда, — Элли возмущенно пожала плечами, — я даже не знаю!
— А я знаю. Сейчас мы перекусим и пойдем ко мне в офис. Он тут недалеко. Там и поговорим. Любезный, принесите нам, пожалуйста, отварного мяса. Без соли и без специй. И молока.
…В продюсерском кабинете Генри Микста царил совершенно не продюсерский творческий беспорядок. Больше это помещение напоминало кабинку для монтажа: всюду провода, диски; стены оклеены разноцветными бумажками с напоминаниями и списками каких-то фамилий; два стола с мониторами и книжные стеллажи уставлены офисными папками; пол завален журналами и коробками для фотографий… Все это разнообразие очень понравилось Сиду.
Центр комнаты украшали два кожаных кресла на колесиках, в одно из которых Генри любезно предложил сесть своей гостье.
— Ну что? Займемся делом? Вам какие мужчины больше всего нравятся: блондины? Или — как я?
Только тут она удосужилась его как следует рассмотреть. А ведь симпатичный! Красивый даже. Только совершенно непонятно, сколько ему лет. Двадцать пять? Тридцать? Сорок? Если Сида полностью выдавали его брюшко и обрюзгшие щеки, то возрастные признаки Генри совершенно не определялись.
У него были темные короткие волосы, темные глаза и странная удивительно быстрая манера двигаться. Говорил он так же стремительно и быстро, словно экономил слова. В остальном Генри напоминал типичного американца с какой-нибудь сельской фермы: поджарая фигура, широкие плечи и врожденное нахальство. Именно врожденное, потому что приобретенное не может быть таким глубоким и искренним.