способна любить и заслуживаешь любви. Тебе нужна любовь.
— Баффи, я благодарна за твою заботу. Но тебе действительно не о чем беспокоиться. Это не продлится долго, Гай уже близок к успеху, и тогда… Действительно, уже скоро. Но я должна еще немного потерпеть, чтобы выиграть сражение с матерью. И я выиграю его во что бы то ни стало! Сказав это, она ударила кулаком по столу с такой силой, что кофе из ее чашки выплеснулся на блюдце и на стол. Мы молчали, глядя на коричневые ручейки.
Она стала показывать мне дом.
— «Ма Maison»[3], — сказала она, глупо хихикнув.
Я, нахмурившись, посмотрела на нее, и она объяснила:
— Так здесь называется один шикарный ресторан. А мой дом довольно шикарный, правда?
«Был бы шикарным, — подумала я, — если бы не коричневые подтеки на потолке и не обшарпанные обои на стенах. Не помешала бы и кое-какая дополнительная мебель».
Мы вышли на заднюю террасу, окружающую пустой бассейн. Он был изрядно побит временем и ветрами и смотрелся довольно странно в доме с буйно заросшим садом. Вокруг царила атмосфера изысканного запустения. Я приготовилась снова произнести речь, хотя и без того сказала уже слишком много.
— И еще кое-чего я не могу понять. Почему ваш дом так обшарпан и в нем совершенно нет мебели? Да и участок запущен? Вот уже два месяца, как Гай участвует в сериале Лео, правильно? И я слышала, что те, кто занят в главных ролях, получают неплохие деньги. Да и раньше дела у него шли хорошо. Он беспрерывно снимался.
— Конечно, он и раньше снимался и зарабатывал достаточно, но были огромные расходы. Для поддержания имиджа он все время должен был ездить на новой машине, иметь богатый гардероб, каждую неделю ходить к парикмахеру и стилисту, делать маникюр. Добавь сюда спортзал, массажиста, занятия сценической речью, расходы на рекламу, процент, отчисляемый агенту… Деньги таяли на глазах. — В голосе ее звучала усталость. — Когда я заикалась о деньгах на домашние расходы, он отсылал меня к моей матери. И смеялся, потому что знал, что я не пойду к ней, что я просто не смогу. Я действительно не могу. Затем началась его работа в сериале, и, говорят, он стал еженедельно получать пятизначные суммы. Я уже было решила, что часть моего пути пройдена. По крайней мере в финансовом отношении. Но не тут-то было. Моя мать передала нам этот дом, обставив это как безвозмездный дар. Но адвокаты сунули нам на подпись ипотечное соглашение… якобы это было просто формальностью, необходимой для защиты наших же интересов. И хотя от нас не требовалось ежемесячных выплат, дом стал для нас обузой. Но это не главное. Как только стало известно, что Гай получил главную роль в сериале, моя мать продала бумаги на дом… То самое соглашение, которое мы подписали… И теперь мы обязаны вносить ежемесячную плату, а она не маленькая, процентные ставки просто фантастические. Более того, мы обязаны погасить долг и за все предыдущие месяцы! Мы ничего не получили. Платежи были просто отсрочены. И нам приходится выплачивать их теперь с учетом набежавших процентов!
Да, ее мать оказалась похитрее Макиавелли. Если раньше мне казалось, что Кэсси все преувеличивает, то теперь мои сомнения рассеялись.
— Почему бы тебе не съехать отсюда? Ты ничего не вкладывала в этот дом, и тебе нечего терять. Разве что его оценочную стоимость. Но это все же лучше, чем…
Кэсси покачала головой и устало улыбнулась.
— Адвокатов моей матери не так-то легко провести. Бумаги составлены так, что мы несем ответственность за все накопившиеся платежи, да еще с процентами… и Гай говорит, что не собирается оставлять этот дом, после того как угробил столько лет на то, чтобы заполучить его. Даже пустой и запущенный он все же представляет ценность. Он остается домом в Бель-Эйре. Гай говорит, что будет ждать, пока цены на недвижимость возрастут. Все ждут, что на рынке недвижимости произойдет взрыв, когда появятся арабы с их нефтедолларами. Но это всего лишь слова. На самом деле он ждет не этого.
— А чего же?
— Возможности посмеяться последним. Переезда в поместье матери. После ее смерти…
Ее слова, странные, загадочные слова, украшенные, словно готический шрифт, листвой и солнечным светом, унеслись прочь, исчезнув в золотистом воздухе этого красивого[4] пейзажа.
— А как насчет тебя, Кэсси? — осторожно спросила я в унисон защебетавшей где-то рядом птице. — Чего ждешь ты? Того же, что и он? Смерти матери? Ведь тогда ты сможешь уйти от Гая и тебе не придется признавать, что ты допустила ошибку.
— Ну, естественно нет! — воскликнула она. — Мать должна жить, чтобы в конце концов убедиться в моей правоте… В том, что я тоже могу быть победительницей! А если мать умрет раньше времени, это будет победа всего лишь в результате отказа противника от борьбы, понимаешь?
Нет, я не понимала. Мне хотелось забиться куда-нибудь подальше. Кэсси разрушала сама себя — это единственное, что было совершенно ясно.
Тут Кэсси улыбнулась на удивление милой улыбкой.
— Посмотри на этот розовый дом. Правда, прелесть? Вот это действительно «Ма Maison». Мне он безумно нравится! Я каждый вечер на него смотрю. По вечерам и всю ночь в доме горит яркий свет. Там никто не живет, и свет служит защитой от воров и погромщиков. А когда-то там жила одна актриса из Германии. Ее звали Дженни. Дженни Эльман. Правда, красивое имя? Она вышла замуж за американца из Северной Калифорнии. Этот человек должен был унаследовать железную дорогу… Его звали Джон Старр Уинфилд. Джон Старр Уинфилд из Сан-Франциско. Однажды ночью, когда он возвращался домой, жена приняла его за взломщика, схватила ружье и выстрелила ему прямо в сердце. Правда, ужасная история? Такая грустная. Она заколотила дом и вернулась в Европу. И теперь мой отважный домик стоит всю ночь один-одинешенек. Я часто вспоминаю о ней, о бедной Дженни Эльман. Наверное, это невыносимо. Собственными руками застрелить любимого человека. — Она посмотрела на меня — улыбка сошла с ее лица. — Если она, конечно, любила его.
Я с ужасом посмотрела на дом, явственно представляя себе красавицу Дженни, стоящую посреди темной комнаты с ружьем в руках и целящуюся прямо в сердце незваному гостю. Действительно ли она хотела убить его? Хотела ли Кэсси смерти Гая, а Гай — смерти ее матери? Мне стало страшно за Кэсси, больше, чем когда-либо.
Я посмотрела на Кэсси, она стояла неподвижно и все еще смотрела на дом. Мне захотелось взять ее за руку и увести с собой, подальше от розового дома на склоне, подальше от сумасшедшей Лотосовой Страны, назад в Акрон — и пусть солнце там светит не всегда, зато там живут такие люди, как Сьюэллен и Говард. Но я знала, что она уже все для себя решила и никуда со мной не пойдет… По крайней мере сейчас.
— Пожалуйста, не покупай себе никаких ружей, — сказала я с легкой усмешкой.
Ее зрачки расширились.
— Но Гай уже купил. В последнее время в нашей округе появилось столько грабителей. Вообще-то у нас нечего красть, но Гай… Гаю все время чудится, что каждый хочет его ограбить.
Настало время уходить. Тодд, должно быть, уже вернулся в отель.
— Кэсси… — неуверенно начала я, — мне кажется, тебе стоит поговорить с кем-нибудь…
— Ты имеешь в виду врача? Психиатра? Думаешь, я больна? Ненормальна?
— Нет. Конечно же нет! Просто я считаю, что сейчас у тебя не самые лучшие времена, и ты можешь себе же навредить. Я тебе уже говорила об этом. Тебе обязательно надо с кем-то поговорить, привести в порядок свои мысли. Твои поступки — это не то, что ты думаешь. А если тебе нужны деньги… я… мы с радостью тебе одолжим.
— Спасибо тебе за заботу, но все не так уж запутано, как тебе кажется. И в голове у меня полная ясность. Все предельно просто — мне нужны три вещи: первое — ребенок, второе успех Гая, и третье — чтобы мать сказала: «Да, ты была права, Кэсси, а я заблуждалась». И тогда, вот увидишь, я стану свободна.
Вот только одна неувязочка, Кэсси. Как определить, в чем заключается успех? Может, твоя мать никогда не признает его. Может, она станет воротить нос от твоего ребенка. Может, она скажет: «Твой ребенок так же не достоин любви, как и ты. Достаточно вспомнить, кто его отец…» И что, Кэсси, ты собираешься делать тогда?
33
По случаю вечерних торжеств я надела платье, купленное в нашем акронском пассаже, в отделе «Же Ревьен», на что Тодд заметил:
— Хоть платье и из Огайо, ты все равно будешь там самой красивой.
— Не забывай, что там будет Сюзанна, — напомнила я.
— Она тебе в подметки не годится.
«Хорошо бы, чтобы ты всегда так считал».
Войдя в дом Клео, я сразу же увидела Кэсси. Здорово, что она нашла в себе силы собраться и прийти на этот прием. По ее виду нельзя было даже заподозрить, что что-то не так. На ней были темные очки, но она была не единственной, кого украшал этот атрибут. Ну, и потом Голливуд ведь был страной чудес, в которой образ, спроецированный на экран, всегда казался больше и лучше, чем в жизни. А Кэсси была верной дочерью Голливуда, рожденной и вскормленной всего лишь за полверсты от него. Кожа ее лица была гладкой и покрытой загаром да и возможно ли представить себе жителя таких солнечных краев без загара? Ее роскошные волосы, вымытые и завитые, отливали бледно-лимонной желтизной и спадали на спину. А ее чрезмерная худоба? Разве может она быть чрезмерной здесь, на земле Голливуда, где богачи, движимые нарциссовым комплексом, изнуряют себя бесконечными диетами, массажами и физическими упражнениями? Что же касается ее платья, то хоть оно и не было произведением высокой моды или шедевром от «Родео», его фиолетово-голубой цвет прекрасно сочетался с ее глазами, такими же фиолетовыми, как у кинозвезды Лиз Тейлор. Единственное, чего ей недоставало, чтобы самой походить на звезду — это блеска белоснежных зубов. Не было улыбки не было и блеска. В отличие от своего мужа, она не умела улыбаться. Может, благодаря этому дару, ему и была уготована судьба звезды? Он знал, как и когда улыбаться. Особенно, как улыбаться, когда смотришь на человека, наделенного властью. Властью в киноиндустрии.