- Хорошо. Сейчас едем. Подождите в этой комнате.
Обойдя эту женщину, она вышла из гардеробной, но у парадной лестницы вынуждена была остановиться. До перил она дотянуться не могла, ухватилась обеими руками за плечо Аглаи и так крепко сжала, что та чуть не вскрикнула, а хозяйка, устремив на нее мутный взгляд, беззвучно сказала;
- Все кончено!
Она не могла освободиться от боли, волнами перекатывавшейся в груди. Закрыв глаза, она стиснула зубы, и какая-то грубая гримаса исказила ее черты: они вдруг вздернулись вверх и застыли. Наконец она открыла глаза, разжала губы и, широко раскрыв рот, глотнула воздух.
- Едем сейчас в город.
- Поедете в лимузине?
Госпожа Буссардель отрицательно покачала головой: нет.
- Велите лошадь запрячь, - медленно произнесла она. - В карету. Старика Эжена кучером... Ступайте. Я одна оденусь. Подождите меня здесь, внизу.
Она не воспользовалась шумным, гудящим лифтом, так как в доме, казалось, все уже спали, и с трудом поднялась по лестнице.
Из темной части двора выехала и остановилась у подъезда маленькая одноконная карета, в которой госпожа Буссардель все еще любила ездить на прогулку. Она села в карету, Аглая заняла там место напротив нее. Незнакомка прошла через двор и опять забралась в такси, шофер завел мотор. Во тьме звёздами засветились фонари двух экипажей. Когда карета проезжала мимо консьержа, распахнувшего ворота, госпожа Буссардель, опустив стекло в дверце кареты, велела ему запереть ворота: она не знает, когда вернется, затем в слуховую трубку приказала:
- Эжен, поезжайте сначала вслед за этим такси, а потом я скажу куда.
Оба экипажа покатили по ночным гулким улицам Парижа. Карета следовала за автомобилем, словно была привязана к нему невидимым канатом, а на деле госпожа Буссардель, наклоняясь к слуховой трубке, давала указания кучеру. У церкви Сент-Огюстен карета вдруг отстала от такси, проехала между церковью и статуей Жанны д'Арк и, завернув за угол казармы, покатила по улице Лаборд, въехала во двор вокзала Сен-Лазар, мало оживленный в этот час, и остановилась у подъезда. Кучер слез с козел.
- Эжен, сведения, которые мне нужны, вы можете получить только в зале ожидания. Поднимитесь туда - вон по той лестнице. Идите, мы подождем вас!
Кучер привязал вожжи к бичу, воткнутому в подставку, и отправился исполнять поручение. Едва он вошел в вокзал, отворилась дверца кареты. Аглая спрыгнула с подножки.
- Скорее, Аглая.
- Да, да. Я знаю.
Аглая взяла лошадь под уздцы и повела ее. Карета медленно проехала позади гостиницы "Терминус", пересекла по диагонали Гаврскую улицу, двинулась по улице Сен-Лазар, потом по улице Комартен. Госпожа Буссардель, высунувшись в окошко, проверяла дорогу. В темноте она как будто узнала церковь Сен-Луи д'Антен, посмотрела налево и увидела слабо освещенный фонарем домик со срезанным углом, украшенный лепными орнаментами в греко-римском стиле; вероятно, домику было лет сто.
- Да, это улица Жубера. Сворачивайте туда.
Госпожа де Вальроз настороженно ждала на тротуаре, в полосе света, падавшего из приотворенной массивной двери. Экипаж со странным кучером остановился, госпожа Буссардель вышла и, не удостоив дать какое-либо объяснение Аглае, только приказав ей идти за ней следом, вошла в подъезд.
Три женщины прошли через один вестибюль, потом через другой. Горевшие там яркие лампы казались ослепительными после уличной темноты. Потом стали подниматься по лестнице, устланной красным ковром. На площадках было много зеркал, бархатных драпировок, зеленых растений в кадках. На третьем этаже хозяйка свернула в коридор, тоже ярко освещенный электрическими лампами; казалось, весь дом осветили как можно ярче и убежали из него - ни одного слуги, ни малейшего шума. Госпожа де Вальроз отворила одну из дверей и отошла в сторону. На незастланной постели вытянулся полуодетый мертвец. Это был Буссардель.
Жена поспешила закрыть ему глаза. Должно быть, их плохо закрыли, механическим рефлексом веки немного поднялись: видны были белки и краешки закатившихся зрачков. Аглая уже хлопотала над покойником, застегнула ему одежду, завязала галстук, обула в штиблеты; вытащив у себя из прически шпильку, она употребила ее вместо крючка для застегивания ботинок. Из какого-то смутного чувства - быть, может, то была стыдливость - госпожа Буссардель отворачивалась, не желая смотреть на ее заботы, и машинально обводила взглядом комнату, представлявшую собою нечто вроде мещанской спальни с лиловой бархатной обивкой стен, с зеркалами, с цветными олеографиями в золоченых рамах, изображавшими Леду и Данаю. На канапе с позолоченной резьбой было брошено пальто, белый шелковый шарф и трость.
Госпожа Буссардель взяла пальто и подала его компаньонке.
- Оденьте барина, мы его увезем.
Госпожа де Вальроз остерегалась вмешиваться, предлагать свои услуги. Аглая, все еще сильная женщина, подняла труп, усадила его на край постели и решительными движениями, как няни одевают детей на прогулку, надела на него пальто. Госпожа Буссардель обернулась, услышав, что скрипнула дверь. На пороге стоял молодой здоровенный малый вульгарной внешности, похожий на учителя фехтования, но в нем было и что-то странное, непонятное для госпожи Госпожа де Вальроз затворила дверь и вполголоса представила его:
- Мой муж. - Потом добавила: - За его скромность ручаюсь.
Госпожа Буссардель смерила его взглядом. Даже в этой комнате, возле этого мертвеца самообладание не покинуло ее: она обычным своим тоном коротко изложила план действий, который при помощи мужчины легче было осуществить. Муж госпожи де Вальроз заявил, что он готов, подошел к трупу, усилиями Аглаи все еще сидевшему на постели, и хотел было взвалить его себе на спину; госпожа Буссардель жестом остановила его. Она желала узнать, сколько ее муж остался тут должен. Хозяйка отказывалась: "Нет, нет! Что вы, мадам!.." - но от взгляда госпожи Буссардель сразу осеклась, взяла протянутые ей деньги и мигом спрятала кредитку, даже не взглянув на нее из профессиональной деликатности.
Муж вышел из спальни, согнувшись под тяжестью ноши. Туловище, руки и шарф Буссарделя свешивались ему на спину. Три женщины шли за ним следом. Аглая несла шляпу и трость; никто не произносил ни слова; ковер заглушал шаги. Снова, только в обратном направлении, прошли через весь этот разубранный, блистающий позолотой и зеркалами, ярко освещенный и пустынный дом; спустились с третьего этажа на второй, потом на первый, не встретив ни души; госпожа де Вальроз беспокойно следила бегающими глазками, не отворятся ли в коридорах двери, - ни одна не отворилась.
В первом вестибюле, прежде чем выйти из парадного, муж госпожи де Вальроз остановился и поставил свою ношу стоймя, поддерживая ее сзади; Аглая подошла к нему, передала шляпу и трость госпоже Буссардель, схватила руку покойника и обвила ее вокруг своей шеи; муж хозяйки сделал то же самое с другой стороны.
- Справитесь? - спросила госпожа Буссардель. Оба носильщика напряглись и для пробы сделали два-три шага.
- Справимся, - ответила Аглая.
Тогда госпожа Буссардель подошла к мужу и надела ему на голову шляпу, надвинув ее до самых бровей, потом первой вышла из подъезда. Фонарь под навесом был уже погашен, горела только маленькая красная лампочка.
Казалось, из дому вышел пьяный человек, которого поддерживают двое провожатых; с их помощью он, волоча ноги, потащился через тротуар, потом его втолкнули в карету, а там его подхватила госпожа Буссардель. Его посадили рядом с нею; Аглая, сидевшая на передней скамейке, протянув руки, поддерживала его, чтобы он не свалился на нее. Лошадьми правил вполне правдоподобный кучер в котелке; карета поехала по улице Жубера, и в доме госпожи де Вальроз заперли дверь.
На авеню Ван-Дейка госпожа Буссардель велела проехать тихонько мимо особняка, по другой стороне улицы. Она первая вышла из кареты, зажав в руке ключ от садовой калитки, который взяла у мертвеца. Она посмотрела вокруг, увидела, что в сторожке у ворот темно, и подала знак своим сообщникам. Когда Буссарделя положили наконец на диван в маленькой гостиной, через которую он проходил обычно, возвращаясь после ночных кутежей, когда исчез супруг госпожи де Вальроз, возле трупа остались две женщины и мгновение молча стояли бок о бок, запершись в этом уголке крепко спавшего дома. Послышалось вдруг прерывистое шумное дыхание; госпожа Буссардель повернулась: Аглая плакала, закрывая лицо носовым платком. Всхлипывания усилились, участились, и наконец плачущая пролепетала:
- Бедный!.. Ах, бедный!..
- Да, - тихо сказала вдова. - Не надо так расстраиваться, хорошая моя.
Она потрепала Аглаю по плечу, но та все не успокаивалась, тогда госпожа Буссардель обняла ее и притянула к себе. Не смея прижаться к груди хозяйки, Аглая робко плакала и жалобно говорила:
- Простите меня, пожалуйста. Это все от нервов.
- Да, да... Я понимаю.
Высокая, грузная госпожа Буссардель стояла, не проронив ни единой слезинки, уже успокоившись, и смотрела в одну точку поверх плачущей Аглаи, придумывая обстоятельства смерти своего мужа, в которых ей предстояло уверить и семью и общество.
XXVIII
Вход в мавзолей был достаточно широк, чтобы четыре человека могли стоять в ряд у распахнутой настежь двустворчатой двери; но сыновья покойного, шедшие во главе похоронной процессии, и их дядя, старик Амори Буссардель, следовавший непосредственно за ними, предоставили вдове выступить вперед и постоять одной у порога часовни, в которой зиял раскрытый люк семейного склепа.
Когда прочтены были положенные молитвы, священник передал кропило старшему сыну, но тот, сжимая кропило в руке, все не входил в часовню: надо было с уважением отнестись к глубокой сосредоточенности вдовы. Однако она вовсе не молилась. Под траурным крепом глаза ее были устремлены не на гроб, который уже опустили в склеп. Она смотрела на имена умерших, вырезанные внутри часовни на мраморных досках справа и слева от алтаря. Их уже было много, не меньше двенадцати, они охватывали четыре поколения, считая и маленькую Берту, - четыре, а не пять, ибо Буссардель, жив