- Давайте все хорошенько взвесим, - говорил сам Фердинанд. - Какие возражения имеются против той девицы, которую сейчас назвали? Две расторгнутые помолвки? Ну, это другое дело. Отставим.
Положив на спинку стула, как на пюпитр, листок бумаги, он записывал имя каждой кандидатки, а после обсуждения либо вычеркивал его, либо отмечал галочкой. Иной раз вызывали из Соседней комнаты клерка и спрашивали у него сведения, сумму состояния. Постепенно происходил отбор. Нашли пять-шесть подходящих партий, между которыми уже на этом совещании можно было бы произвести окончательный выбор. Дело стало за Фердинандом, но он пока не выказывал предпочтения ни одной невесте.
- Давайте обсуждать вопрос так, словно мои личные вкусы не будут приняты во внимание. А когда мы отберем самых лучших, я скажу свое мнение.
Он хотел предоставить широкое место соображениям рассудка, и даже сам отец иной раз выступал против них:
- Нет, нет! Девица очень уж неказиста. Фердинанд по своей наружности может требовать от невесты некоторого обаяния.
Мало-помалу путем исследования и определения недопустимых недостатков выявился идеальный тип невесты: юная особа, и возрасте от пятнадцати до двадцати лет, единственная дочь или, на худой конец, имеющая только одну сестру на выданье; с хорошим приданым, но не слишком большим; ни теперешнее ее состояние, ни надежды на будущее наследство не должны быть выше того богатства, на которое сын Буссарделя может претендовать; не должно быть у нее и привычки к роскоши и расточительству. В общем нужно, чтобы она по своему материальному положению была немножко выше Фердинанда, - бояться подобного препятствия ему нечего, он вполне может понравиться любой девушке и прелестью своей особы возместить некоторое неравенство в состоянии.
- Конечно, я этого достигну, особенно если она окажется единственной дочерью, - заявил Фердинанд.
- Почему именно в этом случае? - спросил отец.
- Да ведь если она единственная, родители привыкли исполнять все ее прихоти. И значит, мне только надо добиться, чтобы ей пришла прихоть выйти за меня замуж, а уж тогда все сделается само собой.
Он сам посмеялся над своей мужской логикой, весьма благодушно и без всякого фатовства; посмеялся и отец. Но желанного совершенства среди кандидаток все не могли найти.
Меж тем условия ставили весьма снисходительные: от невесты не требовали, чтобы она принесла в приданое отцовскую нотариальную контору, банк или какое-либо иное доходное предприятие, ведь Фердинанду предстояло унаследовать от отца патент биржевого маклера; в принципе эта преемственность всегда подразумевалась, а в тот вечер о ней было сказано мимоходом, но совершенно ясно.
- Относительно тебя у меня другие намерения, я тебе скажу о них в свое время. Не беспокойся, - заметил отец второму сыну, хотя тот и не думал протестовать.
Бросив вскользь эти слова, Буссардель обратился к Фердинанду:
- Тебя интересует громкое имя?
- Громкое имя?
- Ну да, - дворянская частица де или дю перед фамилией да еще аристократический титул...
Маклер осекся и не решился продолжать, смущенный недоуменным взглядом, которым Фердинанд встретил такое предложение. Остальные тоже молча смотрели на него, а Рамело, казалось дремавшая в кресле, вдруг громко захохотала.
- В чем дело? - заговорил опять Буссардель, уже раскаиваясь в своих словах. - Разве я знаю, какие у Фердинанда и взгляды на этот счет? Я сказал "громкое имя" - точно так же я мог бы предложить ему в невесты иностранку, например дочь Альбиона.
- Папенька, что ты! - воскликнула Аделина, и щеки ее на миг окрасились румянцем. - В семью Буссарделей войдут англичане? Как это можно!
- Да и то, английские манеры теперь в моде, - смеясь заметила Жюли, - а уж дворянские замашки и титулы совсем не в чести!..
- Но вы же не поняли, в каком смысле я это сказал! - оправдывался отец, откинувшись на спинку кресла и досадливо хмуря брови.
Он уже сожалел, зачем выдал себя. Совсем не следовало признаваться детям в своей слабости к аристократическим фамилиям. Объяснилась наконец безотчетная стыдливость, до сих пор не позволявшая ему открыться в этой безобидной склонности: тут говорило предчувствие, что его не поймут. Боязнь непонимания и удержала его, когда он построил себе замок в Берри и чуть не поддался соблазну прибавить к своей фамилии название имения. А как бы это внушительно звучало: Буссардель де Гранси! На каменном щите над воротами, что выходят на дорогу к Буржу, а также над воротами собственного особняка, который он задумал построить или купить в Париже, он велел бы высечь две переплетающиеся буквы - Б и Г; по примеру многих семейств, которые он мог назвать, его потомки сперва именовали бы себя Буссардель де Гранси, потом Б. де Гранси и наконец просто - де Гранси. Родство с аристократической фамилией дало бы возможность Фердинанду и его детям произвести такие же самые комбинации, и притом немедленно; да еще, пожалуй, к Фердинанду перешел бы и титул тестя, если бы у невесты не оказалось братьев... Что ж такого необыкновенного в этих рассуждениях?
И Буссарделя охватило вдруг смутное, тяжелое чувство одиночества, ему открылось, что дети отошли от него. Решительно, они "обскакали" его, если говорить их языком. Они больше роялисты, чем сам король, больше Буссардели, чем сам отец; все четверо, даже Аделина, которую он считал поклонницей аристократии, и Жюли, как ему казалось, равнодушная к этим вопросам, так гордятся своим званием буржуа, что считают высшей честью носить фамилию Буссардель.
Чтобы нарушить ледяное молчание, Аделина позвонила. Слуга подал прохладительные напитки. Господин Альбаре, взяв стакан пунша, возобновил обсуждение и предложил кандидатуру девицы Дотье, невестки Селесты Леба. Но Аделина напомнила, что девушка уже обручена. Опять все стали по очереди называть имена невест - это напоминало какую-то невинную игру.
- А Теодорина Бизью? - вдруг воскликнула Жюли.
Сразу настала тишина, говорившая о значительности предложения. Фердинанд поднял голову и устремил взгляд в потолок.
- Теодорина Бизью? - процедил он, растягивая слова и слабо улыбаясь... - Брат ее, кажется, женился нынешней весной?
- Да, на младшей девице Кокле, - подтвердила Жюли. - Они венчались в Сен-Жермен л'Оксеруа.
- Да... - протянул Фердинанд. - Помню, помню...
Скорость произношения слов, звук голоса, значение взглядов - все вдруг изменилось. Каждой реплике предшествовало мгновение безмолвия и напряженного внимания.
- Я знаю ее, - сказала Аделина.
- И я тоже, - заметил Луи, рта не открывавший весь вечер.
- А вы ее знаете? - спросил Буссардель господина Альбаре.
- Знаком с ее отцом.
- У него прядильная мануфактура, - дополнил Буссардель.
Фердинанд все улыбался, задрав вверх голову. Но что же его прельщало? Чары самой невесты или родство с такой семьей? Он перевел взгляд на младшую сестру.
- Жюли!.. - многозначительно сказал он, несколько раз кивнув головой.
Он не договорил, но его кивки были достаточно красноречивы, они несомненно означали: "Молодец, Жюли, ты всех перещеголяла!"
- Да-а, - протянул отец. - Мысль не лишена интереса.
Опять наступило молчание. Восемь человек неподвижно застыли в креслах и на стульях, и в этом напряженном безмолвии возникал образ той, о которой все они думали. Появилась Теодорина Бизью - расплывчатая тень, не имеющая определенных черт лица, прически, роста, фигуры, но с предполагаемой суммой приданого, всем известным происхождением и родственными связями. Ее телесное существо, пока еще имевшее мало значения, в этот час, должно быть, почивало в дальних покоях, в неведомой спальне, а в гостиную маклера проникла лишь социальная тень этой девушки, чужой для семьи Буссарделей. Маклер позвал клерка.
- Приготовьте к завтрашнему дню все справки относительно семейства Бизью, поселившегося в Париже со времени второго Венского договора.
И после этих слов опять начался оживленный разговор, в котором все принимали участие. В перекрестных репликах изливалось любопытство, сообщались сведения, впрочем весьма отрывочные.
Господа Бизью не принадлежали к кругу личных знакомых Буссарделя или к числу его клиентов, никто из присутствующих тоже не располагал желательной точной информацией о них. Известно было, что после 1815 года это семейство сохранило свои фабрики вблизи Женевы, но ввиду непреклонности Сардинского короля в конце концов вынуждено было переселиться в Париж; главным образом это было сделано ради душевного спокойствия женской части этого семейства, а именно бабушки с материнской стороны, самой госпожи Бизью и юной Теодорины. Фабрики продолжали работать, и отец, принося себя в жертву интересам своего семейства, шесть месяцев в году проводил в Аннеси. Итак, все Бизью пребывали в ожидании лучших времен. Госпожа Бизью и ее мать жили в Париже весьма степенно, но на широкую ногу; сын только что женился; Жюли полагала, что Теодорина еще учится в пансионе.
- Все это, мне кажется, заслуживает одобрения с нашей стороны, - сказал Буссардель, который, судя по состоянию господ Кокле, решил, что сын фабриканта Бизью должен был представлять собою хорошую партию. - Было бы весьма разумным политическим шагом, если бы парижская буржуазия оказала радушный прием...
И он повернулся к господину Альбаре, ожидая поддержки с его стороны.
- Да, да... радушный прием людям, - подхватил господин Альбаре, которые до несчастного отторжения Савойи были французскими гражданами.
- У мадемуазель Теодорины есть сестры? - спросил Фердинанд.
Жюли полагала, что сестер нет. Но в каком кругу вращаются эти Бизью, с кем они завели знакомство в Париже?
- В высших коммерческих кругах, разумеется, - сказал Буссардель.
- Я знаю, - заявила Жюли, оказавшаяся наиболее осведомленной, - я знаю, что они в родстве с бароном Сарже и с семейством Лагарп, а эти Лагарпы уроженцы Швейцарии, живут в Бордо, они коммерсанты, но один из Лагарпов, если не ошибаюсь, протестантский пастор.