Дверь отворилась не рывком, как почему-то думал Глебов, а медленно, даже нерешительно. Первым вошел Казимир Шидловский - сухопарый, длинный мужчина с вислыми усами, похожими на метелку спелого овса, и светлыми воспаленными глазами. В руках - ничего. За ним монументом тучнела богатырская глыба Иосифа, или, как его здесь звали, Юзика. Тяжелые, железные руки, тоже пустые, закрыли за собой дверь плотно. Еще не успели поздороваться, как торопливо обшарили, точно рентгеном, острыми пронизывающими взглядами: Глебов - Шидловских, Шидловские - Глебова. Щупленький синеглазый юноша с сурово сдвинутыми широкими бровями стоял на пороге двух комнат, в дверной раме, в трех шагах от великанов, явившихся сюда по его жизнь, и настороженно ждал.
- Добрый вечер.
- Добрый вечер.
Пауза. Глебов поймал взгляд Юзика, взгляд, сверлящий полу шинели, взгляд, в котором таился настойчивый вопрос: а что в левой руке? Глебов не ответил на этот вопрос ни малейшим движением. Сказал довольно сухо:
- Я вас слушаю. Садитесь, пожалуйста, - кивнул на лавку.
- Спасибо, мы ненадолго. Не паны, постоим. Простите за беспокойство, товарищ начальник. Важное дело. Иначе мы бы не стали ночью тревожить вас, - это говорит Казимир вкрадчивым, но дребезжащим голосом. Он волнуется. Юзик молчит. - В чемодане Зенона мы нашли карту. Военную карту. А на ней знаки карандашом. Мы подумали: может, шпионские, может, важные для государства.
- Вы принесли карту?
- Да, конечно, товарищ начальник. Как можно без карты? Мы спешили, волновались. - Казимир торопливо дрожащей рукой полез во внутренний карман пиджака, Юзик сделал полшага в сторону Глебова. Палец Емельяна лежит на спуске пистолета. Емельян не знает, что достанет Казимир - карту или револьвер, и поэтому дуло направлено в живот Казимира. Казимир достает действительно топографическую карту, сложенную в квадрат, и начинает ее развертывать. - Вот посмотрите, товарищ начальник. Вот и знаки тут, мы не знаем, что они обозначают, только думаем, что это очень важно.
Развернув карту, он не находит места, где бы ее расстелить: стола в этой комнате нет, тут стоит лавка и тумбочка, и Казимир глазами приглашает лейтенанта подойти посмотреть знаки на карте. Глебов не шелохнулся. Теперь дуло пистолета направлено на Юзика. План Шидловских Глебовым уже разгадан. Не сходя с места, он с приветливой, благодарной улыбкой говорит:
- Спасибо вам, большое спасибо. - И, кивая головой на тумбочку, предлагает: - Оставьте карту. Мы разберемся. Я доложу начальству и буду просить о премировании вас. Вы поступили как честные люди. Еще раз спасибо. И до свидания.
Братья растерянно переглянулись. Казимир явно не знает, что ему дальше делать - положить карту на тумбочку или…
- До свидания. Спокойной ночи, - говорит Юзик и первым решительно идет к выходу. Казимир бросает карту на тумбочку и следует за братом. На дворе темно и тихо. Небо звездное, глухое и прохладное, теплая земля дышит росой и цветами. По ней бродят тучными волнами весенние запахи. Шидловские идут торопливо - впереди Юзик, за ним Казимир, идут не домой, в село Княжицы, - спешат к берегу реки, мчатся напролом. Черт с ним, с лейтенантом, пусть пока живет - теперь лишь бы только самим ноги унести. И совсем уже недалеко заветный берег, уже метров пятьсот осталось и даже того меньше.
Шире шаг! Еще шире! Бегом, бегом!.. А по следам уже бегут - Шидловские слышат, затылками чувствуют погоню. И вот грозный окрик старшины Полторошапки:
- Стой!
И почти одновременно выстрел сзади. Пуля прожужжала где-то совсем близко. Ничего, ночь укроет, река спасет. Только не останавливаться.
Выстрел. Еще выстрел!.. Пали, старшина, в ночь, как в копейку!.. Вдруг спереди бросается на грудь Юзика огромный зверь и валит великана с ног. Это Казбек. Тихий, но властный голос Василия Ефремова, и тоже спереди, останавливает Казимира:
- Стой, руки вверх!..
А граница - рукой подать. Еще бы один бросок, последний. Но нет, не бывает последнего броска на участке заставы Емельяна Глебова. Сто дорог у нарушителя, но почему-то все ведут в тупик.
Четверть часа прошло, как встречались Глебов и братья Шидловские на квартире лейтенанта. И вот они снова перед ним - теперь уже в канцелярии заставы. Сидят растерянные, поникшие, озлобленные. У Юзика оцарапано лицо. Это Казбек задел нечаянно. Казимир дрожит, точно в ознобе, и что-то шепчет синими тонкими губами.
- Вы хотели сегодня меня убить. Почему не убили? - спрашивает Глебов тоном беспристрастного следователя.
Казимир поднял на Глебова безумные глаза и закачал трясущейся головой: мол, не намеревался убивать. Он то ли боится произносить слова, то ли не может.
- Больно хитер ты, начальник, - сквозь зубы цедит Юзик. Этот владеет собой куда лучше брата, держится нагло, с вызовом. - Не по годам хитер. Но тебя все равно убьют. Своей смертью не умрешь. Зенона тебе не простят. Не-ет, не простят.
Зенон… Неужели братья Шидловские по своей инициативе, из мести за брата хотели убить Глебова? Не верил в это Емельян. Да и факты говорили о другом: покушение на начальника пятой заставы готовилось за рубежом, и братья Шидловские были использованы всего лишь в качестве удобного орудия. За что же вы так жестоко мстите, господа с той стороны, этому большеглазому юнцу? За то, что он ухлопал одного из многочисленной армии ваших агентов?!
Одного ли? А вспомним осень прошлого года, месячные сборы начальников застав при штабе отряда, вспомним сестричек Шнитько и загадку спальни. Может, больше чем одного?.. Пожалуй, больше.
ГЛАВА ВТОРАЯ. ЗАГАДКА
- Ванюшка!
- Мелька!
- Черт ты полосатый!
- Пусть полосатый, только б не лысый.
- Это впереди: будут и лысина и седина.
И, потискав друг друга в объятиях, пограничник лейтенант Глебов и танкист старший лейтенант Титов весело и громко расхохотались.
- А я иду и думаю: ну хоть бы кто из знакомых… Когда мы в последний раз виделись? - Бронзовое от солнца и ветров круглое лицо Емельяна сияло, глаза лучились от неожиданной радости.
- Да, пожалуй, на Волге в тридцать восьмом. Как училище окончил, так и не виделись.
Они стояли возле городского скверика под тенистой кроной каштана, заслонившей уже нежаркое сентябрьское солнце и линялое, выгоревшее за лето небо, - земляки и друзья детства Иван Акимович Титов, плотный, коренастый, широкий в плечах, с красивым овалом лица, на котором как-то уж очень отчетливо выступали черты решительного и сильного характера, и Емельян Прокопович Глебов, который внешне во всем уступал своему другу: был ниже ростом, щупловат и лицом не выделялся - обыкновенное, немножко курносое, чуть-чуть скуластое, с большим ясным лбом и густыми бровями. Разве что глаза… Да, глаза Емельяна Глебова, большие, синие, обращали на себя внимание, и прежде всего не внешней красотой, а тем, что они постоянно излучали. Глаза Емельяна обладали редким даром располагать к себе людей, вызывали к себе доверие и уважение - они смягчали гнев у грозных начальников, высекали улыбки у черствых и сухих, возбуждали радость у пессимистов, вселяли силу и уверенность в слабых, будили надежду у отчаявшихся, всегда горели и зажигали других. Они манили к себе каким-то таинственным огнем, обещали что-то поведать и подарить. Люди как-то льнули к Глебову - видели через его глаза щедрую доверчивую душу, живой острый ум, неподкупную честность, постоянство и твердость убеждений. Не потому ли вокруг Емельяна с самого детства непременно толпились друзья-приятели, позволяли ему верховодить и командовать, будучи уверенными, что он никогда не злоупотребит их доверием.
- Как ты сюда попал и что ты здесь делаешь? - атаковал нетерпеливый, горячий Емельян.
- Да я-то что, я, можно сказать, тутошний, а вот ты как? - Титов говорил глуховато, степенно, изучающе осматривая друга веселым довольным взглядом.
- Давай где-нибудь присядем. А может, пообедаем? - предложил Глебов.
- Не возражаю. Пошли в "Москву", там хорошо цыплят жарят. В садике, на воздухе.
Иван Титов был двумя годами старше Емельяна Глебова. Вместе росли, вместе в школе учились, вместе мечтали о будущем. В 1937 году Титов, покинув свою деревню Микитовичи, перевязал чересседельником самодельный, сколоченный из фанеры и грубо покрашенный чемоданчик и поехал на Волгу в большой город учиться на танкиста. А на другой год туда же приехал поступать в танковое училище и Емельян Глебов. Отлично сдал вступительные экзамены, но "срезался" на медицинской комиссии. Что, почему - так и не узнал толком, но для службы в танковых войсках его признали негодным.
- Не вышел телосложением, - объяснил ему капитан из приемной комиссии.
Глебов разозлился и в сердцах бросил:
- Вы б и Суворова не приняли по той же причине.
- Пожалуй, - добродушно улыбнулся капитан и уже совсем серьезно, участливо посоветовал: - А ты попробуй в погранучилище. Это по соседству с нами. Там пройдешь. Для них и Суворов подойдет. А танки - эта штука дьявольского здоровья требует. Во времена Суворова их не было.
Так, можно сказать случайно, Глебов попал в военное училище пограничных войск. Учились в одном городе, встречались редко - не до встреч было. Время стояло горячее: в Европе разбойничал Гитлер, события на Хасане, на Халхин-Голе ощущались и в стенах военных училищ. Программы уплотнялись, сроки учебы сокращались.
Иван Титов летом 1939 года из училища попал вначале в Белоруссию, а затем на Карельский перешеек. Емельян Глебов прямо из училища зимой 1940 года прибыл на финский фронт, где получил под свою команду взвод разведчиков. Как уехал Емельян из Микитовичей, так с тех пор и не был в родной деревне. А уж соскучился по ней! Хотелось хоть на часок слетать туда, хоть одним глазом взглянуть, передать подарок матери, побывать на могиле отца, а там опять готов служить где угодно. С каким же интересом и жадностью он слушал теперь рассказ Ивана, всего неделю назад вернувшегося из отпуска!