Фыркнув, Женя скрылась в люке. Тяжелая крышка скрипнула, когда та с трудом протискивалась внутрь. Саша заглянула за ней следом – длинная кишка подземного лаза, уходящая далеко вниз. Дна не видно.
Юра светил фонариком вниз, пока все толпились вокруг него, глядя, словно завороженные, на холодный луч света, спицей прорезающий тьму, на объеденные ржавчиной скобы и на ежик Жениных волос. Саша, вцепившаяся белыми пальцами в ребристую крышку, затаила дыхание. Ей казалось, что стоит только моргнуть, и Женя исчезнет. Ее сдернут вниз, и тогда…
Саша даже подумала на мгновение, что всем им так будет даже лучше. Никто не полезет следом, они задвинут люк и пойдут по другой дороге… По щекам поползли горячие пятна. Горло свело спазмом.
Нет, лучше не будет. Какой бы Женя ни была, она не заслуживает смерти. Никто не должен умереть в этом тоннеле.
– Пахнет рекой, – сказала Саша, только бы отвлечься. – Тиной, водорослями… Внизу сточные воды?
– Нет, – Костя, внимательно всмотревшись в ее лицо, лишь покачал головой. – Там мало воды, это другой этаж. И… вообще-то ничем не пахнет. Ты в норме?
– Да, показалось, видимо. Или от одежды несет всякой гадостью…
Саша не стала рассказывать, что с каждой секундой тинистый запах разрастался все сильнее. Казалось, что там, внизу, течет полноводная подземная река. Дышать становилось труднее: гниющие мидии на горячем песке, раскаленный воздух, желтые кубышки…
– Егор, ты следующий, – распорядился Костик.
Спускались медленно – старые ступеньки могли не выдержать их веса. Юра как обычно помогал Вале, а неповоротливая Мила бурчала, что когда-нибудь застрянет жирными боками, и бродягам придется проталкивать ее, как пробку в узком горлышке бутылки…
Саша спускалась, чувствуя, что делает чудовищную ошибку. С каждой новой ступенькой что-то внутри истошно кричало и просилось обратно. Она становилась все дальше и дальше от папы, уже сидящего на чемоданах. Во рту горчило, но Саша молча висла на ступеньках, цепляясь за них одной рукой и едва дыша от едкой вони.
Один раз она едва не сорвалась вниз, но в последнее мгновение зацепилась за ржавый обод, оцарапав руку. Сашу страховали бродяги, она слышала внизу их приглушенные голоса.
На площадке под лестницей рекой уже не пахло, и Саша вскинула голову, глядя, как Костя с трудом задвигает тяжелую крышку и карабкается к ним, вниз.
Еще один коридор с низко нависающим потолком и кислым воздухом. Стены до середины выкрашены масляной бледно-голубой краской, тяжелый свет погружает всех в полутьму. Юра посветил фонариком по сторонам, все еще держа на руках Валю, прищурился, будто бы пытаясь разглядеть что-то только ему заметное.
Никого.
Костя спрыгнул на пол, подтянул лямки рюкзака и скомандовал:
– Идем. Ищем хорошую комнату с крепкой дверью.
– Не хочу! – вскрикнула вдруг Валя и забилась на руках у Юры. Вывернулась, едва не рухнула на пол (Юра резко наклонился, и только это спасло ее от болезненного удара). Девочка мигом плюхнулась на спину, выставив вверх короткие ножки. – Не хочу! Нет!
– Валя, Валя, тише, – Мила с трудом присела рядом с Валюшкой, пригладила ладонью ее влажные волосы, но девочка вывернулась из-под руки и заголосила еще громче. Лицо Милы потемнело. – Нам надо идти дальше… Там нет ничего страшного.
– Там опять вода, а я одна! Не пойду-у!
На секунду Саше показалось, что темнота вокруг ожила, задышала хрипло и с чавканьем, но все оборвалось прежде, чем она успела испугаться. Тепло волнами гуляло вокруг них, когда кто-то взмахивал рукой, и сырая одежда, прилипшая к телу, чуть парила.
Да, правильно. Сосредоточься на чем-то нормальном: тебе холодно, с темных волос капает вода. Тепло едва скользит по телу. Все нормально. Все в порядке.
Не пойду.
– Чего ты голосишь? – спросила Женя, склоняя голову. Прямая спина, ровный голос, мрачный взгляд. Женю, казалось, испуг не брал, и Саша почувствовала зависть – ей тоже хотелось вот так твердо стоять на ногах и спокойно смотреть на воющую Валю, будто ничего и не происходит.
А потом Саша вспомнила слова о том, что Женя вся сплошь состоит из страхов. И зависть тут же схлынула.
Стены чуть подрагивали, будто хотели сомкнуться и раздавить бродяг в бесформенную жижу. Сближались невидимо, по миллиметру, почти и не заметить, но скоро нечем станет дышать, ведь Саша в ловушке, в капкане, в бетонном мешке…
– Слушайте! Слышно же, а я не х-о-ч-у! – Валино лицо кривилось от ужаса. Как бы Мила ни пыталась успокоить девочку, та никак не реагировала.
– Там никого нет, – сказал Юра, шаря бледным лучом по коридору. Тот до бесконечности уходил вперед и терялся в непроницаемой тьме, куда не доставало щупальце света.
– Давайте не пойдем, – шепнула Валя неожиданно низким голосом. – Я не хочу! Не хочу…
– Валюшка, – Мила бормотала ей что-то успокаивающее. – Чего? Чего ты не хочешь?..
– Я больше не хочу умирать… – прошептала Валя и, скривившись, закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись от рыданий, но больше всего Сашу испугало даже не это.
Глаза. Ее глаза.
В последний миг перед тем, как скрыться за пухлыми ладошками, в ее глазах скользнуло что-то взрослое и мертвое, смиренное. Саша никогда еще не видела таких глаз – у папы был похожий взгляд, когда он рассказывал, что они с мамой решили разойтись, или когда стоял у сомкнутых дверей с металлическим отблеском, и голос его дрожал и ломался, а за дверьми…
Что было за теми дверьми?..
Голову раскололо болью, будто в нее ударила молния, и Саша надавила пальцами на переносицу, пытаясь прийти в чувство, вспомнить, когда…
Мама воет – это уже не плач, а самый настоящий вой. Она сидит на скамейке у дверей, яркий солнечный свет дрожит вокруг нее. Папа молчит, а лицо его кажется незнакомым, чужим.
За дверью…
Пусто. Саша была даже не уверена в том, что это ее собственные воспоминания.
– Хватит, – Юра, уставший от детской истерики, резко подхватил Валюшку с пола и поднял на руки. Девочка выгнулась струной в его руках, закричала так сильно, что все внутри у Саши свело судорогой.
– Прекрати! – взвизгнула Мила, вскочив на ноги.
– Нам надо двигаться. Время идет, мы не можем тратить его на вопли…
– Не хочу-у-у! – орала Валюшка. Юра, стиснув ее в объятиях, пошел вперед. Егор же, вынырнувший тенью из-за его спины, успокаивающе коснулся Милы.
Не помогло.
– Ты ей больно делаешь, Юр! Перестань! – Мила бросилась следом, скинув с плеча узкую ладонь.
Егор безропотно отступил назад. Он вообще чаще всего казался лишь призраком, морок в их компании – в молчании стоял за спинами, неспособный сказать и слово, прятался от чужих глаз. Что-то и в нем было не так.
Саша прищурилась.
– Пошли, – громко сказал Костя, пытаясь перекричать беспощадный Валин рев. – Нельзя просто стоять.
Как бы ни пытались бродяги идти незаметно, эхо их тяжелых шагов то и дело прокатывалось по узкому коридору. Да и глупо таиться – если поблизости и был кто-то, поджидающий их компанию, он наверняка услышал захлебывающийся Валин плач.
– Успокой ее, – попросил Костя, нагоняя Милу. – Она сейчас всех тут переполошит…
– Всех? – спросила Саша, но Костя лишь отмахнулся:
– А кто знает, одна тут химера или нет?..
– Одна, – сказал Юра. – Точно одна.
– Мне бы твою увер-ренность, – фыркнула Женя. Картавое «р» заставило ее в очередной раз поморщиться, и только тогда Саша поняла, что Женя всю дорогу пыталась подбирать слова, в которых ненавистной буквы попросту не будет.
Валя изгибалась и орала, но силы ее стремительно таяли. Мила шла рядом, гладила полными ладонями зареванные детские щеки.
– Тихо! – шикнул Костя и замер посреди коридора. Все остановились. Даже рыдающая Валя притихла.
Костя прислушивался будто к самому себе, пытаясь понять – и правда он слышал что-то в гулких коридорах, или это просто его воображение сыграло злую шутку. Секунды медленно сменяли друг друга, но тишина, окружившая бродяг, была все такой же. В бледных лучах света толпились густые облака пыли. Юра, побагровевший щеками, в конце концов выдохнул:
– Никого. Тишина…
– Валенька, – Костя подошел к девочке, заглянул в ее темные глаза. Серьезность на его лице без труда мог прочесть даже ребенок, Костя говорил с Валей на равных, будто бы она не была всего лишь перепуганной малышкой. – Я понимаю, что тебе страшно. И мне страшно, и всем остальным. Но мы должны идти. Если кто-то ждет впереди, мы спрячемся. Никто тебя в обиду не даст. И уж точно никто не умрет. Слышишь меня?
Валя недоверчиво смотрела на него и всхлипывала, но больше не вырывалась из Юриных рук. Прижималась щекой к его груди.
– Мы рядом, – подхватила Мила. – Думаешь, я позволю какой-то там химере тебе обидеть?.. Да я ее в бараний рог согну. Хочешь, пошли со мной, а? За руку…
Валя, шмыгая носом, кивнула, и Мила улыбнулась ей в ответ:
– Вот и умничка, молодец… Ух, ну и накостыляем мы этим химерам, да?
По Валиным щекам текли прозрачные слезы. Юра перевел дыхание, вытер лоб влажным рукавом. Набитый рюкзак, казалось, тянул его к земле.
– Ищем комнату, – повторил Костя и пошел вперед, никого больше не слушая. – Нам надо передохнуть.
Найти хорошую комнату оказалось не таким простым делом: коридоры сужались и петляли, упирались в глухие стены и расходились бесконечными развилками, но Костя, то и дело сверяющийся с мокрой картой, уверенно указывал дорогу. За ним по пятам шел Юра, советовал, какой коридор лучше выбрать, дергал за дверные ручки.
Заперто.
Заколоченных крест-накрест дверей становилось все больше. Саше не нравились эти запыленные доски: серые и шершавые, с темными шляпками гвоздей, они то и дело притягивали ее взгляд.
Лямки рюкзака болью впивались в плечи. Валюшка шмыгала носом, семеня следом за Милой. Суровая Женя шла позади, словно воспитательница, приглядывающая, чтобы никто не сбежал. Егор едва переставлял длинные ноги.
– А что там, за дверьми? – не выдержала Саша, когда они протиснулись в очередной тесный коридорчик, где каждая – каждая без исключения дверь – оказалась заколочена некрашеными досками. Страх чуть отступил, на смену ему пришло нездоровое любопытство.