Саше хотелось заорать. Броситься вперед, оставить их тут, у какой-то горячей двери, боже, и почему она горячая…
Да какая вообще разница?!
Костя с треском вышиб дверь плечом, и, шипя, ввалился в комнату. Оттуда бродяг сразу обдало жаром, но Юра прыгнул прямо в огонь, прижимая Валину голову к плечу, и Саше, подпираемой Егором, не оставалось больше ничего, как влететь за ними следом.
Комната горела.
Кажется, горели даже бетонные стены и серый потолок – отовсюду свешивались ярко-рыжие язычки пламени, мелькали и потрескивали, словно дрова в тяжелом мангале, и на миг Саша замешкалась на пороге. Страх, древний животный страх – тут опасно, горячо, беги, беги…
– Саша, ну! – крикнул Юра, нашаривая ее взглядом.
Женя выла в коридоре.
– Не пойду, нет, не пойду!!!
Егор втащил ее силой и, швырнув как куль с мукой на пол, захлопнул за ними дверь.
Женя, постанывая и всхлипывая, отползла в пустой угол, прикрыла лицо от пламени, но было видно, как на ее руках расцветают багровые волдыри с прозрачной жидкостью.
Бродяги в ловушке. В ловушке! Костя убьет их…
Саша вжалась в стену, где было меньше всего пламени. Жженые волосы пахли горечью, в груди першило, к щекам прилил жар. Женя стонала где-то у ног, свернувшись калачиком – кажется, она даже вскрикивала едва слышно, но сейчас ее вопли никого не волновали.
Выбитая дверь, наспех прикрытая, была слабой защитой от химеры. Но, может, та боится огня?.. За треском пожираемой мебели исчезли все остальные звуки. Уже и дверь охватило огнем – потекли по дереву струйки пламени, зачадили дымом.
Саша прикрыла руками глаза. Резь не давала ей оглядеться по сторонам.
Костя, влетевший в комнату самым первым, сейчас висел под потолком, и скрежет, доносящийся оттуда, бил Сашу по ушам. Юра, сунувший обмякшую и безвольную Валюшку в руки Егору, вскарабкался следом – кажется, это была металлическая скрипучая лестница, и теперь Юра с Костей вдвоем пытались справиться с чем-то на потолке.
– Саша… Саш! – слабо окликнул Егор.
Саша сделала к нему шаг. Ей до смерти хотелось, чтобы все это закончилось – неважно, спасением или смертью, только бы прекратились крики, треск и всхлипы…
– Держи его, крепко держи, поняла меня?! – забормотал Егор грудным голосом, и мягкая Валюшка тяжестью повисла на Сашиной руке.
– А ты… – начала, было, она, но Егор уже исчез.
Теперь под потолком висели трое. Саша, прячущая Валю от огня, пальцами зарылась в ее волосы. От белых кудрей остались только жесткие завитки, опаленные огнем. Щеки горели.
Саша забилась в угол, спасая Валю от огня.
– И р-раз! – орал Костя. – Резче, давай!
– Не могу, горячо!
– Засов, ну, засов – и он распахнется!..
– Не могу, пальцы…
– Ударь! Ударь еще раз!
– Не поддается! Люк…
Люк.
Саша обернулась. Огонь, который теперь был повсюду, не мог скрыть главного. Люк. Люк на поверхность?..
– Быстрее, там свежий воздух! Холодом тянет! Там нет огня…
– Это выход наружу? – наугад крикнула Саша.
Три голоса слились в один:
– Да!
И вот тогда, не выдержав, Саша разревелась.
Глава 9
Кажется, она надышалась дымом – сознание ускользало, мельтешило смазанными силуэтами перед глазами, и Саша, неглубоко дыша ртом, согнулась, пытаясь справиться с собой. Валюшка у ее груди едва дышала, порой чуть всхрапывая, и Саша медленно гладила девочку по голове.
Огонь был уже не таким всепожирающим – дымом заволокло даже то, что оставалось в стороне от рыжих отблесков. Юра, Костя и Егор сражались с засовом, ревели от боли там, наверху, а Саше хотелось окликнуть их, попросить, чтобы они прекратили тратить силы – всё ведь почти закончилось…
Женя тоненько выла неподалеку, и от нее остался только этот испуганный вой. Саша хотела дотянуться до Жени, прижать ее к себе, но сил и свободных рук не было. Только бы держать Валю, вжимать ее в свою подпаленную куртку.
– Держи его! – все еще эхом кричал Егор. Живо кричал, как будто по-настоящему.
Дым, казалось, становился частью Саши. Она цедила дым глотками, она укуталась дымом с ног до головы, она стала этим дымом. Кашель, разрывающий легкие, нарастал.
Дико хотелось заснуть.
– Саша! – звал кто-то издалека. – Саша…
Трещали в костре угли. Папа запекал картошку – потом они будут разламывать горячие клубни, перебрасывать их из руки в руку, посыпать кристалликами соли и грызть прямо с кожурой. Мама, улыбаясь черными губами, повторяла:
– Так полезней. Там много микроэлементов всяких…
Папа ворошил угли палкой. Саша крутилась поблизости – грела озябшие ладони (она полчаса пыталась поймать голавчика в реке, но ничего не вышло, только руки окоченели), искала под ногами листочки и поджигала их, держа в руках, пока огонь не начинал лизать пальцы.
– Брось! – хмурилась мама. – Обожжешься.
Валя спал рядышком, на складном лежаке, который папа подарил маме несколько лет назад. Лежак был всего один, а поваляться на нем хотели все, но тот, конечно же, чаще всего доставался младшему брату. Вот и сейчас Валя спит – его закутали в телогрейку, и теперь в тусклых отблесках костра Валины ресницы едва дрожали.
– Принеси нож, – попросил папа. – Попробуем. Готова уже, наверное.
Мама пошла за ножом. Папа отвлекся – тушил подпаленную палку, сунув ее в песок.
А Саша неловко развернулась, схватилась за горячий невысокий мангал, дернулась… Угли посыпались прямо на нее. Куртка вспыхнула, будто облитая бензином.
Истошно закричала мама.
Папа действовал быстро – сорвал с Саши куртку, отшвырнул в сторону и повалил дочь на песок, прижал грудью, а потом еще и захлопал по рукам, будто и там мог остаться огонь. Застывшая Саша молчала и, словно тряпичная кукла, крутилась в отцовских руках.
Проснувшийся Валька спросонья захныкал.
…Спустя несколько минут папа уже чистил картошку старым армейским ножом. Никакой черной корочки, никакой золы – слишком много песка. Мама, закутав Сашу в одеяло, крепко сжимала ее в своих объятиях, стискивала почти до боли. Все обошлось – Саша немного обожгла руки, а мама, порывшись в машине, отыскала за запасным колесом кусок хозяйственного мыла. Смочила, густо смазала белой пеной бледно-розовые ожоги.
С той поры Саша невзлюбила огонь.
Надо же, она и забыла… Давний страх, спрятавшийся глубоко внутри. Саша ненавидела поджигать конфорки на газовой плите. Порой вздрагивала, когда кто-то щелкал колесиком зажигалки. Не знала почему, но вздрагивала.
– Саша! – рявкнул Юра и изо всех сил встряхнул ее за плечи.
Саша очнулась – все в дыму, ничего не разглядеть. Белое лицо перед ней, кривится и прыгает, кажется, Юра кричит что-то. Валя на руках тяжелая и неповоротливая. Но хрипит.
Это хорошо.
– Вставай, вставай! – кричал Юра. – Выход!..
Сверху тянуло сквозняком и прохладой. Саше хотелось пить эту прохладу горстями.
Юра же, схватив Валюшку, унес ее куда-то в дым. Кажется, огонь, подпитываемый потоком свежего воздуха, разошелся не на шутку: треск стал оглушительным, все стены покрылись рыжими бликами.
– Женя… – шепнула Саша и, встав на четвереньки, поползла в ее сторону. Кажется, она была где-то там?.. – Жень!
– Я тут… – голос слабый, но и в нем едва слышна надежда. – Тут…
Наткнувшись на Женины ноги, Саша проползла чуть дальше, нашарила пальцами ее лицо. Зареванное, покрытое засохшей солью, раздувшееся и горячее – Женя попыталась вжаться в угол, когда Саша дотронулась до ее ожогов.
– Пошли… Там выход, – пробормотала Саша. Боль драла горло, как при сильной простуде. Дышать становилось все тяжелее. Голова кружилась.
Поспать бы…
– Я не пойду.
– Жень, заткнись и вставай, – у Саши не было времени на уговоры.
– Нет. Я не пойду. Я не могу… Мы сгор-рим. Это ведь больно, Саш, я не хочу…
– А тут ты не сгоришь что ли?! Вставай, быстро вставай! – Саша слабо потянула Женю за руку.
– Оставь ее, – раздался откуда-то сбоку Юрин голос. – Пошли, надо уходить. Мы почти выбрались…
– Нет, – она стряхнула его руки с плеч. – Женя, хватит. Идем!
– Нет. Я сгор-рю там, сгор-рю…
– Ты здесь сгоришь, дура! – заорала Саша с такой злостью, что, кажется, в горле что-то лопнуло и потекло горячей кровью в легкие. – Ну-ка встала!
Пощечина. Женина голова безвольно мотнулась в сторону.
– Нет, я не…
– Саша, идем.
– Ты вообще, да? – рявкнула Саша, поворачиваясь к Юре. Лицо ее пылало от бешенства. Кажется, даже перед глазами чуть прояснилось. – Помоги мне! Поднимай, быстро поднимай ее…
Они вдвоем приподняли Женю за руки, а она, забившаяся подальше от жаркого огня, лишь всхлипывала и глядела на них, словно ребенок. До смерти перепуганная маленькая девочка.
От былой Жени не осталось и следа. «В Жене слишком много страхов», – шепнул знакомый голос. Мила…
– Давай, давай… Вставай на ноги, не падай! Женя!!!
– Не пойду… – всхлипнула она и уронила голову на грудь.
– Послушай меня, – медленно и чуть ли не по слогам произнес Юра. Казалось, даже огонь у их ног перестал шипеть и плеваться горячими каплями. – Если мы останемся тут, то сгорим. Вместе с ней. Оставь, мы не можем…
– Придурок! – заорала Саша и, размахнувшись, еще раз врезала Жене по лицу. – Как вы меня достали, слабаки! Никуда не пойду! Где Валя?!
– Наверху.
– Тогда поднимай Женю и тащим ее к лестнице! Если сгорим, то все вместе, я ее не брошу! Никого не брошу!..
Вдвоем они кое-как дотащили упирающуюся Женю до выхода. Казалось, ту совершенно парализовало страхом. Да, это была уже не та желчная и злобная Женя, теперь она в ужасе забивалась по углам и плакала от огня…
Когда ее обожженную руку положили на лестницу, Женя вскрикнула и отдернула пальцы – горячо. Саша подтолкнула ее:
– Ползи! Ползи, там нет огня, там ты не сгоришь! – и, глянув на Юру: – Давай, заталкивай, подсаживай ее!
Кое-как вместе они все же помогли Жене взобраться наверх, но, когда та уже почти схватилась за протянутые руки – Егор и Костя свешивались вниз, пытаясь скорее схватить ее за ладони, – лестница мягко щелкнула и оторвалась от стены. В тот же миг металлические ребра посыпались вниз.