– Ты чего это? – с подозрением спросила та.
– Просто.
Мама с готовностью отложила нож в сторону, вытерла руки тряпкой и крепко обняла Сашу в ответ.
– Слушай, ты не горячая? – обеспокоенно спросила она, прижимаясь губами к Сашиному лбу.
– Все хорошо, мам. Не волнуйся только…
В маминых руках было надежно. Саша зарылась носом куда-то ей в шею, вдохнула – даже запах у нее особый, мамин. Раньше все было по-другому, но те бесконечные тоннели, взволнованные лица бродяг, одиночество и пустота…
Теперь хочется цепляться за маму. Хочется, чтобы она не беспокоилась по пустякам – куда ты пошла, скоро будешь, почему не звонишь… Хочется защитить ее от этого. Саша до конца маму так и не простила, все еще думала порой, что та наслаждается своим тоталитарным контролем. Но теперь Саша маму понимала.
А это было первым шажком к прощению.
– Какие планы на сегодня? – спросил папа, отхлебывая кофе.
– Не знаю. Гулять, наверное, пойду.
– Сходи, сходи… – мама все еще гладила Сашу по волосам. Мамин запах вдруг будто сбился, ослабел, и из него выскользнули Милины нотки.
От одного воспоминания Саша сжалась.
– И Валю с собой на прогулку возьми, – попросила мама. Саша отстранилась от нее, не размыкая объятий.
– Валю?..
– А чего вы без меня оладушки точите? – донесся веселый голос из коридора.
Саша окаменела.
Валя, появившийся в дверях, был мелким и вихрастым. Загорелые плечи, веснушчатое лицо, посветлевшие от солнца волосы.
– Я с ней никуда не пойду, – сказал Валя, хватая оладушек со стола. Мама легонько шлепнула его по руке:
– Не таскай! Налей чаю и поешь нормально.
– Некогда. У меня там…
– Ты ведь утонул, – прошептала Саша. – Ты умер…
Ей было легко смириться со всем остальным – и заботливой мамой, и отцом в их старой квартире, и с кровавыми листьями, рассыпающимися от одного прикосновения. И даже с нарисованными цветами в вазе…
Но с мертвым Валькой, который за обе щеки уплетает оладья со сливовым джемом, она смириться не могла.
– Ты мертвый, – чуть громче, но все еще хрипло повторила Саша.
Валя прищурился. Снова куснул оладушек за румяный бок и, ухмыльнувшись, спросил:
– А ты?..
Саше почудилось, что она проснулась вновь – просто скверный сон, сейчас ее вновь встретят солнце, льющееся сквозь тюль в комнату, запах оладий и мама… Нет. Приглушенный серый свет, падающий сверху, казался больничным и бледным. Бетонный мешок с высокими стенами, под потолком – черная решетка, а под ее ладонями гниющий мусор: листва вперемешку с разорванными пакетами, банки и бутылки.
Напротив, привалившись плечами к стене, стоял Юра. Лицо его было серым, глаза без отрыва смотрели на Сашу. Руки он скрестил на груди.
Саша прокашлялась, вытерла руками слипшиеся от слез веки. Она сидела у стены – видимо, это Юра ее так усадил. Зачем?..
Взгляд упал на тело, что лежало в центре бетонной комнаты. Человек. Это же человек…
Саша все еще не до конца пришла в себя – голова кружилась, как будто Саша спала до обеда в душной комнате, по телу ручейками текли капельки пота, дышать было трудно. Она моргнула раз. Другой. Третий.
Тело никуда не исчезло. Юра молчал.
– Это что? – тихо спросила Саша. Взгляд ее, казалось, прирос к этому мертвому, без малейшего сомнения мертвому телу.
– Ты, – глухо ответил Юра.
И снова в комнате повисла тишина.
Вдалеке еле слышно журчала вода, и Саше подумалось, что она провалилась в какую-то временную дыру, оказалась позади на… Сколько? Один, два или три? Сколько дней она провела в этом аду? Она была здесь в самом начале, когда не знала еще бродяг, когда до встречи с Валюшкой оставалось всего ничего, когда…
Если зажмуриться и слушать плеск воды, то можно попытаться успокоиться. Прийти в себя.
Поверить, что это очередной дурной сон.
Саша на четвереньках добралась до лежащего тела. Ей не хотелось вставать – мир мутился, чуть покачивался перед глазами, и только когда левая рука уперлась в ледяной бетон, Саша поняла, что ей больше не больно. Закатала рукав изгвазданной куртки, оглядела предплечье – ничего. Ни черных синяков, ни торчащих костей, ни крови…
Саша вскинула глаза на Юру. Он едва заметно кивнул.
Возле мертвеца Саша замерла – села, пытаясь набраться смелости. Робко положила ладонь на плечо, словно боялась, что руку стряхнут в брезгливом жесте. Но нет – тело окоченевшее, ледяное на ощупь. Под ногами зашуршала листва – это Сашина дрожь расходилась по комнате. То ли страх, то ли предчувствие, то ли боль… А может, и вовсе, понимание?
Она аккуратно перевернула человека на спину, убрала с лица прядь черных волос.
Перед Сашей лежала мертвая Саша.
Настоящая Саша, живая и реальная, отшатнулась, не сдержавшись – на ее лице проступил дикий ужас. Ей захотелось отползти обратно, прямо так, пригибаясь к полу, но она лишь закусила губу, разглядывая собственное лицо.
Сомнений в том, что этот человек давно умер, не осталось. На лице проступили темные пятна, словно синяки, кое-где кожа налилась меловой бледностью. Что-то в этом лице неуловимо изменилось, и Саша, видевшая себя каждый день в зеркалах, в отражениях и на снимках, все же не смогла понять, что именно. Нос? Губы?.. Или просто смерть наложила свой отпечаток, исказила черты, изуродовала?
Саша не могла поверить. Она сидела, низко склонившись над телом, вглядывалась в себя.
Юра молчал. Давал ей время.
Саша всхлипнула. Глаза оставались сухими, но в них поселилась невыносимая резь. Стон родился глубоко в груди, вырвался оттуда, и все снова опустело.
– Это я? – онемевшими губами переспросила Саша, будто все еще надеялась, что хотя бы Юра ее успокоит, скажет, что все в порядке, это кто-то другой, ведь не может так быть, нельзя…
– Это ты, – он сделал маленький шаг вперед. – Это твое тело, но уже без души.
– А я тогда кто? – тупо спросила она.
– Душа.
– Душа-а… – протянула Саша, глядя в свое лицо. Коснулась рукой щеки, провела, словно хотела погладить.
Бежевый свитер напитался дождевой водой и превратился в грязную тряпку. Рядом валялся распотрошенный рюкзак и останки разломанного мобильника. На Сашино тело налипли мятые листья, в волосах запутались шуршащие упаковки из-под еды…
И желтая кубышка. Кувшинка.
Саша снова всхлипнула. Зажала себе рот рукой.
– Спокойно, – попросил Юра. – Все в порядке, не бойся. Это не сон, это случилось на самом деле. Это ты, Саш… Ты умерла несколько дней назад, после того, как упала в этот колодец.
Саша по-детски мотнула головой, чувствуя, как оттягивает нижняя губа. Что-то изнутри противилось одной этой мысли.
– Ты же все понимаешь, – Юра подошел чуть ближе, присел напротив и заглянул в глаза. – Я знаю, как это тяжело. Непросто поверить. Но рано или поздно это надо будет сделать…
– Я… умерла потому, что упала в колодец? – она изо всех цеплялась хоть за что-нибудь логичное во всем вокруг. Казалось, бетонные стены пульсировали в такт биению ее сердца.
– Нет. Когда ты упала сюда, ты была еще живой. Но ты умерла, так и не очнувшись. У тебя было слишком много травм… – он говорил об этом буднично, словно пересказывал ей пропущенную серию любимого сериала, и Саша в ужасе вскинула на него глаза.
Юра не отвел взгляда, нашарил Сашину ладонь и крепко сжал ее в своей руке.
– Все в порядке. Я с тобой.
Саша глубоко вдохнула и выдохнула изо всех сил, но тяжесть из груди никуда не делась.
– А что тогда все вокруг? Здесь, в подземелье? Бродяги, Валюшка, химера… Все привиделось? Приснилось, да? Зачем тогда вообще…
– Нет, – глаза его чуть потеплели. – Это было на самом деле. Да, бродяги не существуют в вашем мире, и никогда не существовали. Но все это было реальностью – и спасение, и помощь, и разговоры…
– Я ничего не понимаю.
Юра чуть поморщился, и далекий плеск сделался тише. Мертвая Саша, на которую все еще падал блеклый свет из-под потолка, бесстрастно слушала их. Живая Саша была в этом почти уверена.
– Я попытаюсь объяснить, но это не так уж и просто… – Юра потер пальцами переносицу. – Ты действительно умерла здесь, и в вашем – физическом, реальном, называй, как хочешь – мире ничего не происходило. Но твоя душа, вырвавшаяся из тела, должна была завершить свой путь. Вы называете это раем или адом.
– Ты сейчас серьезно? – спросила Саша, в которой, казалось, кроме шока ничего не осталось.
– Мы сидим над твоим мертвым телом, – вкрадчиво, как для маленькой, произнес Юра. – И ты все еще не можешь этого принять?
– Не могу.
Он не нашелся, что ответить. И продолжил:
– Когда человек умирает, его душа переходит в новый мир. Или попадает в чистилище, к нам.
– К нам… – эхом отозвалась Саша, вновь глянув на себя. По шее прошлись колючие мурашки.
– Да. Твоя душа, Саш, очень странная. В ней много хорошего, светлого, но есть и червоточина.
– Валя.
– Да. Эта история с Валей, она держала тебя, как камень, привязанный к лодыжкам. Ты не смогла бы вознестись, все еще оставаясь там, на пляже, ощущая вину перед братом. Ты должна была пройти долгий путь, чтобы очиститься.
– Да уж… Очень располагает к очищению, – хмыкнула Саша, чувствуя, как мир вокруг становится болезненно четким. Стены нависли со всех сторон, в колодце запахло гнилью. Руки зачесались от кружащейся в воздухе пыли.
– Очищение это не внешнее. Ты должна была пройти все, что раздирало изнутри, побывать в каждой оболочке, увидеть всех их, бродяг… И, только справившись, надеяться на избавление.
– Получается, все это было зря, что бы ты ни говорил, – Саша поднялась, отряхнула колени и, отвернувшись, отошла к одной из стен. Зажмурилась, только бы не видеть себя мертвой. – Просто так. Я столько… столько пыталась выбраться отсюда, вернуться к родителям, а все было бесполезно. Я мертвая… с самого начала. Для чего это все? Ради какого очищения, а?..
– Это не напрасно, – Юра шагнул к ней, но встал чуть поодаль. – Да, ты никогда не смогла бы выбраться из туннелей. Но ты искала более важную дорогу.