Вспомнила удар. И вот теперь машина.
Кажется, Сашу уложили под задними сиденьями, прямо на резиновые грязные коврики. Накрыли старой простыней.
И вывезли куда-то.
От страха внутри все сжалось в комок. Саша не смогла бы шевельнуться, даже если от этого сейчас бы зависела ее жизнь. Руки и ноги едва двигались – светло-синий провод или кабель, которым ее туго связали, не давал надежды на спасение. Рот заткнули кляпом. Но если потянуть за тряпку пальцами…
– Она девочка. Ребенок совсем, – бормотала женщина, всхлипывая.
– Она помогает нашей семье, видишь?.. Ты все сделала правильно. Это ради Ники.
Незнакомка застонала.
– Заткнись. Даже не смей сейчас…
– Ты молодец, Лерочка, моя молодец… Иди сюда… Вот так, да… Да. Ты же знаешь, что я болен, меня не вылечить. Но вы не должны страдать, и эта девушка спасает вас, тебя и Нику.
– Мы не можем так… Она ребенок…
– Ты молодец, молодец… – слово вязло в ушах, двоилось и эхом разносилось в голове. Саша почти не дышала. – Ты спасаешь свою дочь. Ты помогаешь своему мужчине. Ну, не так же все и страшно, никто даже не заметил…
– А вдруг кто-то видел нас из окна?! И что тогда?..
– Мы все сделали правильно. Номера замазаны грязью, машина брата, он ею давно не пользуется, она еще год простоит в гараже… Никто ничего не узнает. А ты меня – меня, слышишь? – спасешь. Ты лучшая из женщин на земле. Только ты и понимаешь…
– Хватит.
Кажется, она рубанула рукой воздух. А он, тот мужчина, вновь принялся влажно целовать ее лицо.
Саша чуть пошевелилась. Кажется, кроме разбитого носа, все было в относительном порядке. Надо попытаться нащупать ручку, рвануться из этой тесной машины и побежать со всех ног, знать бы еще, куда ее завезли…
Побежать. Ноги, связанные электрическим проводом, никуда не побегут. Но и сомнений по поводу того, что с ней собираются сделать, у Саши не осталось.
– Я все равно не могу… Это кошмар.
– Тогда просто выйди из машины. Когда все закончится, я позову. Поможешь мне отнести…
– Я делаю это ради тебя, – прошептала она сквозь зубы, чеканя каждое слово. Голос охрип. – Только чтобы ты не представлял, как я, или как… Не хотел сделать это с нами. Эта девочка… она не заслужила…
– Пожалуйста, – проскулила Саша. – Пожалуйста, не надо… Умоляю вас…
Что ей делать?! Саша прокручивала в голове тысячи фильмов про похищения людей, пыталась вспомнить, что говорили герои в таких ситуациях, но ничего не выходило. Если бы только вернуться чуть назад, она бы все изучила, прочитала, нашла бы верные слова, ведь эта женщина и так сомневается…
– Я никому не скажу, – кажется, во рту хрустели зубы, кровь липла к языку. – Никому. Только выпустите меня, и я…
Женщина дернулась, дернулось ее кресло, больно врезалось в Сашины колени. Распахнулась дверца и тут же с треском захлопнулась.
В салоне повисла тишина.
Саша вжалась в пол. Ей хотелось так замотаться в пыльную простыню, чтобы никто и никогда не смог достать ее оттуда.
– С добрым утром, солнышко, – прошелестел ласковый голос. – Только не кричи, пожалуйста…
И вот тогда Саша закричала.
Эпилог
– Нет, НЕТ!!! Я не буду, я никому не скажу, только не надо, пожалуйста, нет… – Саша орала и пятилась, махала перед собой руками, а Юра, тщетно пытаясь схватить ее за запястья, наступал.
– Саша, это я! – звал он. – Саша, все кончилось!
– Не хочу вспоминать, не хочу, не хочу… – рыдания водопадом рвались из груди. Слезы, копившиеся внутри так долго, хлынули несдерживаемым потоком. А у души есть слезы?..
Да нет же, это ведь она, Саша. Даже мертвая, но Саша. Конечно, она может плакать.
Юра обхватил ее руками. Крикнул:
– Хочешь забыть?
– Не хочу думать, не надо, боже… не надо…
Она затихла. Прижалась к Юре, спрятала лицо у него на плече. Слезы все еще текли по щекам.
– Ты хочешь забыть об этом? – повторил он. – Я могу сделать так, что этих воспоминаний не останется.
Саша закусила губу. Кивнула:
– Не хочу помнить…
Юра лишь чуть повел головой.
И слезы, все еще льющиеся из глаз, вдруг стали чем-то диким. Саша чуть отстранилась, коснулась пальцами щек и, убедившись, что они действительно мокрые, хихикнула.
– Я сейчас с ума сойду, – честно призналась она. – Что со мной происходит, а?..
– Любой душе тяжело принимать свою смерть, – Юра крепко держал ее за плечи.
– Да, но… Я плачу, но не знаю, почему. Я помню, как ты предложил… стереть какие-то воспоминания, да? И ты их стер?
– Да. Больше ты об этом не вспомнишь.
– Это… То, как я умерла?
– Да.
– И это… связано с тем мужчиной? У которого был сердечный приступ?
– Да.
– Ясно. Хорошо. Если я решила, что лучше избавиться от этого, то все правильно… Что еще ты можешь стереть?
– Все. Любые твои мысли. В самом начале ты лишилась воспоминаний и о смерти, и о своем теле, что лежало здесь, и о брате.
– То есть ты можешь удалить то, как надо мной издевались девчонки в школе? Даже как я… как утонул Валя? Наши ссоры с мамой, всю эту боль…
– Могу, конечно. Если ты попросишь. Но твоя душа уже никогда не вспомнит об этом.
– Почему? Воспоминания о Вале и о том… мужике ведь вернулись.
– Ты лишилась их, но я ничего не стирал полностью. Я спрятал твои мысли, и ты, пройдя весь путь, сама смогла выйти на них. Твоя вина… Она проявлялась в мире чистилища. Эти желтые кубышки в черных тоннелях… Красиво.
– Но ты же умеешь удалять навсегда, верно?
– Верно. Ты попросишь меня об этом?
Саша замолчала. Соблазн был велик. Избавиться от груза одиночества, боли, сомнений и страхов… Перейти туда, куда бы теперь ее душа ни отправилась, чистой и счастливой. Обнять Вальку, зная, что он не держит зла. Даже не помнить, что с ними стряслось.
Ей хотелось этого. Ей так сильно этого хотелось…
– Наверное, нет, – ответила Саша. Он стерла слезы, глубоко вдохнула. Глянула на Юру: – Пожалуй, все свои воспоминания я оставлю при себе. И чистилище я ведь тоже запомню, так? Всех бродяг…
– Запомнишь, – пообещал Юра. – А ты и правда сильная девчонка.
– Ой, да ладно тебе, – через силу улыбнулась Саша. – А вот ты… Спасибо, что дал мне шанс. И провел до конца.
Он кивнул, и Саша смиренно склонила голову:
– Ты знаешь, это так странно… Но я поверила. Да и в принципе, не так уж страшно менять землю на райские кущи. Папу только жалко, и маму… Они меня хоть найдут?
– Найдут. Но нескоро. Твое тело далеко увезли, спрятали и…
– Понятно. Не надо подробностей. Без родителей, без неба и солнца… Я всю дорогу так мечтала, что выберусь отсюда, упаду на землю, в листву, и просто буду лежать. Наслаждаться…
– Я не могу этого сделать.
– …но ты не можешь этого сделать, – эхом повторила Саша. – Тогда пусть все остается так. Думаю, мне уже пора. К брату. Спасибо, Юр. А как тебя… Ну, по-настоящему?
– Юра, – он улыбнулся ей. – Пусть это будет просто Юра.
– Пусть. Прощай тогда, просто Юра, – согласилась Саша и, подавшись к нему, чуть привстала на носочки. Зажмурилась и осторожно губами коснулась его губ.
Юра окаменел. Саша не вжималась в его грудь, не напирала, не настаивала. Просто осторожно касалась губами. И тогда он чуть погладил ее по волосам.
Саше не хотелось ни о чем вспоминать в свои последние мгновения. Не хотелось видеть свое тело, не хотелось слышать надоедливый плеск воды. Юра, как и прежде, согревал своим теплом.
А потом Саша прижалась лбом к его лбу, облизнула губы и, не открывая глаз, прошептала:
– Всё.
– Всё… – согласился Юра, и Саша поняла, что всё и вправду исчезло. Бетонный колодец, черные бурлящие реки и даже чумазые бродяги, что хохотали вместе с Милой, что рисовали цветы для Валюшки, что крепко держали Женю за руки, вытаскивая ее из огненного ада.
Саша улыбнулась. Тепло исчезло из ее рук.
А в воздухе сладко запахло оладьями.