пытно же посмотреть, как они живут. Во-вторых, в кабинете больные раздеваются догола, и не только дети, но и взрослые. Мальчишкам интересно увидеть строгих дядек и злых теток совершенно голыми. Теток особенно. Консьержка, фрау Крупа, гоняет мальчишек метлой.
Она недовольна, что служит в доме, который населен беднотой, и то, что в доме есть доктор, наполняет ее гордостью. Она не позволяет этим чертовым детям болтаться у него под окнами.
— Иисус Мария! — призывает она в гневе. — Пошли вон отсюда! Не мешайте господину доктору. Свиньи паршивые, черт бы вас побрал!
Только одно мешает консьержке относиться к доктору с полным уважением: в том, что касается платы за жилье, он ведет себя не как приличный человек, а как простонародье из других квартир. Это выше ее понимания. А еще доктор!
Однажды, когда доктор Ландау задержался с оплатой до конца месяца, фрау Крупа передала молодому хозяину, чтобы он сам разобрался с квартирантом, как всегда в таких случаях.
Вечером Георг Карновский отправился к доктору. До этого он ни разу у него не был. На двери висела записка, что надо входить без звонка. Из узкого коридора была видна кухня, у почерневшей железной печки стояла старуха, помешивая в горшке половником. Из горшка валил пар. В коридоре стояла длинная некрашеная скамья, как в деревенской корчме. На стене висели таблички: не курить, не шуметь, соблюдать очередь. Рядом с надписью, что слюна распространяет инфекцию, висело предупреждение, что алкоголь и табак — яды для человеческого организма.
Старуха подняла голову от горшка:
— Кабинет доктора направо по коридору. Стучитесь.
Георг постучал. В углу возле умывальника стоял мужчина средних лет, с медно-рыжей бородой, в белом халате и тщательно намыливал руки. Не поворачиваясь, он пробасил:
— Раздевайтесь!
Георг улыбнулся:
— Я Карновский, сын хозяина дома, по поводу квартирной платы. Я здоров.
Доктор Ландау быстро вытер руки, пригладил рыжую бороду и внимательно осмотрел Георга через толстые стекла очков.
— Это только я могу определить, молодой человек, здоровы вы или нет, — сказал он. — Вы этого знать не можете.
Георг рассмеялся. Он собирался жестко поговорить с доктором, но кураж куда-то испарился. Доктор Ландау улыбнулся в бороду:
— Гм. Значит, денег хотите, молодой человек? Что ж, ничего странного, все хотят. Вопрос только, где их взять.
Георгу начинал нравиться юмор доктора.
— Думаю, у вас хорошая практика, герр доктор, — сказал он. — Видел, пациенты все время ждут у ворот.
— В Новом Кельне у пациентов много болезней, но мало денег, — тотчас ответил доктор Ландау. — Некоторым сам приплачиваю.
Георг вытаращил глаза. Доктор взял его под руку, как старого знакомого, и подвел к столику. На столике стояла тарелка, в ней лежали бумажные марки вперемешку с серебряными монетами и даже пфеннигами.
— Видите, молодой человек, — указал доктор на тарелку, — вот сюда мои пациенты кладут гонорар. Каждый кладет, сколько может, это мой принцип. А если кому-то надо, он берет отсюда. Хе-хе-хе…
Сняв очки, доктор Ландау принялся неловко пересчитывать монеты, как человек, который не привык обращаться с деньгами.
— Сколько тут есть, молодой человек, столько вы с меня и получите.
Георг почувствовал себя еще нелепее в роли домовладельца.
— Не стоит, доктор, — ответил он, — я подожду.
Доктор Ландау, неумело считая монеты, стал расспрашивать Георга, кто он, сколько ему лет, где он учится.
— Я не только управляющий этого дома, — сказал Георг с гордостью. — Я изучаю философию, герр доктор.
Доктор Ландау улыбнулся в бороду.
— Худшая профессия, какую только можно выбрать, — заметил он.
Георг был удивлен:
— Почему вы так думаете?
Доктор снова взял его под руку и подвел к книжным шкафам, стоявшим у стены.
— Видите, молодой человек, — показал он на книги, — тут вся философия от Платона и Аристотеля до Канта и Шопенгауэра. За тысячи лет — все то же самое, топчутся на месте, блуждают в потемках. А вот, видите, книги по медицине. Каждая новая книга — шаг вперед.
Георг, хоть и не был образцовым студентом, все же считал философию своим призванием и попытался ее защитить.
— Герр доктор, вы говорите как медик, а не как философ, — возразил он.
— Я потратил годы на бесполезные книги, — ответил доктор Ландау. — Жаль времени, молодой человек.
Георг снова хотел возразить, но доктор Ландау ему не дал. Сняв с полки старинную книгу с рисунками, он ткнул в страницу пальцем, бурым от йода:
— Видите, всего лишь несколько столетий назад придворные врачи лечили королей и принцев чудодейственными настоями и заклинаниями. Сейчас у нас есть рентгеновский аппарат и микроскоп. А что создала ваша философия от Афин до Кенигсберга?
Прежде чем Георг успел вставить слово, доктор взял его за руку и повел в соседнюю комнату.
— Эльза, Эльза! — крикнул он. — Покажи молодому человеку микроскоп. Пусть узнает, как выглядят микробы.
В маленькой комнатке, полной банок и бутылочек всевозможных расцветок, стояла девушка в белом халате и переливала жидкость из одной пробирки в другую. Она внимательно посмотрела на Георга умными карими глазами.
— Папа, ты даже не постучался! — с улыбкой упрекнула она отца.
— Тысяча извинений, — сказал Георг с поклоном. — Меня зовут Георг Карновский.
— Эльза Ландау, — представилась девушка, поставила пробирку и пригладила волосы, такие же ярко-рыжие, как отцовская борода.
Настроив микроскоп, она дала Георгу посмотреть:
— Видите синие черточки? Это они. Бациллы туберкулеза. Подкрутите, будет лучше видно.
Доктор Ландау не умолкал:
— Ну что, господин философ? Их можно увидеть, а кто видел категорический императив?
Эльза попыталась охладить пыл отца:
— Папа, дай же человеку спокойно посмотреть.
Но доктор Ландау разошелся не на шутку.
— Молодой человек мог бы приносить людям пользу, а он занимается ерундой, — кипятился он. — Новому Кельну не нужен категорический императив, ему нужны гигиена и медицина. Что, Эльза, разве не так?
Георг с любопытством смотрел в микроскоп. Но с еще большим любопытством он посматривал на дочь доктора Ландау. Рядом с белизной халата ее волосы казались еще ярче. Карие глаза — спокойные, умные и проницательные. Медь рыжих волос бросала на щеки девушки теплый янтарный отсвет. В ее улыбке, обращенной к отцу, чувствовались легкая насмешка и в то же время любовь и уважение.
Теперь Георг просто не мог взять деньги, которые доктор снова и снова начинал считать, потому что все время сбивался.
— Ради Бога, герр доктор, не торопитесь, — сказал он. — Зайду в другой раз, когда у вас будет получше с деньгами.
Он хотел найти предлог еще раз прийти к доктору, чтобы увидеть его дочь. Огонь ее медных волос пылал в полутьме наступающего вечера.
— Рад был познакомиться, побеседовать и все такое, молодой человек, — попрощался доктор Ландау, подавая теплую ладонь. — Короче говоря, бросьте вашу дурацкую философию и займитесь делом.
Эльза смутилась, это было уже чересчур.
— Папа, разве так можно о чужом призвании?
— Яйца курицу не учат, глупая гусыня, — рассердился доктор Ландау и ласково похлопал дочь по щекам. Это он якобы надавал ей пощечин, чтоб знала, как себя вести. — Очень глупая, но я все равно ее люблю, — объяснил он Карновскому, как своему.
— Я на вашем месте делал бы то же самое, герр доктор, — поддержал шутку Георг.
Эльза снова поправила волосы, как всегда, когда испытывала смущение, и ее рука, теплая, нежная, но крепкая, протянулась к Карновскому:
— Приятно было познакомиться. До свидания, герр Карновский. — И, простившись, она повернулась к склянкам и пробиркам.
Самые простые, обычные слова казались Георгу обещанием, когда он вспоминал тепло и силу ее ладони. У него было назначено свидание с одной из знакомых продавщиц, но он не пошел. Впервые с тех пор, как он стал студентом, он не вышел вечером на улицу, но остался в конторе один.
Ранним утром он поднялся с жесткого кожаного дивана, тщательно умылся, причесался и с набитым книгами портфелем отправился в университет.
Фрау Крупа застыла с метлой в руках.
— Что случилось, герр кандидат? — спросила она с любопытством. — Куда это вы в такую рань?
Георг завернул в небольшое кафе на углу и заказал завтрак. Жуя свежую булочку, он внимательно смотрел в окно.
Когда он увидел, что Эльза с чемоданчиком в руках выходит из ворот, он быстро расплатился, оставив официантке хорошие чаевые, и бросился на улицу.
— Доброе утро, фройляйн Эльза, — поздоровался он, стараясь сохранять спокойствие, будто встретил ее случайно. — Нам, кажется, по пути. Вы ведь в университет?
— Я сейчас в анатомичку, герр Карновский, — с улыбкой ответила девушка. — Но до Унтер-ден-Линден нам по дороге.
С того дня Георг Карновский начал новую жизнь. Он прекратил болтаться с приятелями по кафе и ресторанам, но стал посещать лекции. Теперь он не выходил вечером на улицу, чтобы познакомиться с очередной продавщицей, но ехал в контору, чтобы иметь возможность зайти к доктору Ландау. Потом он стал поджидать Эльзу возле прозекторской, чтобы поехать домой с ней вместе.
Однажды Георг до нитки промок под дождем, ожидая, когда Эльза появится из анатомички, и успел подумать, не поменять ли философию на медицину, чтобы всегда быть рядом с рыжеволосой девушкой.
— Знаете, фройляйн Эльза, — сказал он, когда наконец ее дождался, — думаю, ваш отец был прав, философия действительно несерьезное занятие. Как вы считаете?
— Не знаю, я ведь ничего не понимаю в философии, — ответила Эльза, — но я бы медицину ни на что не променяла.
Георг взял ее под руку.
— Не хотите выпить со мной стаканчик вина? — предложил он. — Сегодня ужасно сыро. Выпьем за новую профессию, которую я решил выбрать.
— Только не крепкого, герр Карновский, — согласилась Эльза. — Я не привыкла к вину. Отец вообще противник алкоголя.