Как непохоже на меня. Осторожничать и скрываться. Я всегда первая рвалась в бой, не тушевалась и готова была на любые безумства. С перерождением эта черта никуда не пропала, хотя именно эта склонность характера и стала причиной того, что я в итоге и попала сюда. Если бы я чуточку была осторожней, капельку…кто знает, что было бы тогда. Поздно об этом сожалеть. Да и сожаления ли это, или же всего лишь ностальгия о прошлом, которого уже не вернуть?
— Грустишь в одиночестве? — Шарлотта, по-прежнему живущая в поместье, нарушает тишину.
Я читала в гостиной, но в какой-то момент отложила книгу и уставилась в окно, за которым снова шел снег. Эта зима щедра на осадки. Рейнард снова уехал по делам. Когда его нет рядом, я жду, когда же он близко, хочется оттолкнуть.
— Почему ты так решила?
Девушка пожимает плечами и присаживается рядом. Наверное, никого лучше, кто бы мог понять мои переживания, мне в этом мире не найти.
Не знаю, откуда вдруг берется храбрость узнать правду, я задаю вопрос героине романа и серьезно жду ее ответа:
— Ты когда-нибудь рассказывала ему правду? О том, что это не первая твоя жизнь?
Даже не произнося вслух имя, нельзя не понять, о ком речь.
Лицо Шарлотты не выражает никаких эмоций. Когда она не притворяется и не играет юную девицу, по уши влюбленную в герцога, становится похожей на пустой холст. Или снег, такой же безмятежный и холодный.
— Да. Однажды…уже после того, когда его память вернулась.
Я выпрямляюсь, подробности услышать очень интересно. По времени это примерно, когда они уже прожили вместе год и чувства стали взаимными, где-то перед возвращением герцога Эккарта с возлюбленной в империю.
Шарлотта смотрит в окно, в ее голубых глазах отражается заснеженная пустошь.
— Он не смог меня простить.
Эти слова звучат словно приговор.
Что ж, ты же хотела узнать, какой будет его реакция, Юнис. Вот и ответ. А что ты думала, сровнять все его беды и все счастливые события со страницами книги, написанной на потеху людям другого измерения, пройдет для него безболезненно?
В груди непривычно ноет. Эта боль ощущается почти на физическом уровне.
Но Шарлотта вдруг продолжает:
— За то, что я знала, и продолжала молчать. Он не простил меня, потому что вся семья, дорогие люди, которых он должен был защитить, были несчастны все то время, пока он не мог вспомнить об их существовании. А я знала, и ничего не сделала…Рейнард не смог вынести того, что его любимая предала его, эгоистично держала его в неведении, в то время как от его семьи не осталось ничего…Уж лучше бы тогда и молчала до конца своих дней, вот что он сказал мне напоследок. Своим рассказом я не просто раскрыла ему неприятное прошлое, я уничтожила всякую надежду на будущее…
Я поджимаю губы.
Надежда на будущее…если бы она продолжала хранить эту тайну, то, по крайней мере, с герцогом рядом остался хотя бы один близкий человек, сама Шарлотта. Но после того, как ему стало все известно, он, тот Рейнард, не мог притвориться, что все нормально, не мог продолжать быть с ней…
— У меня никогда не было стремления спасать кого-то еще. Снова и снова переживая одно и тоже, цинизм стал присущей мне чертой. Я не могу ставить чьи-то интересы выше своих собственных, — усмехается Шарлотта и неловко пожимает плечами.
Вот как. Рей не смог вынести того, что она все знала и продолжила жить, словно беды тех, кого она не знает, ее не касаются.
— Спасибо, — это слова от всего сердца.
Рассказывать такое нелегко.
На ее лице все еще нет никакого выражения, как будто озеро, на котором не найти ни малейшей волны.
— Мне просто хотелось, чтобы все это прекратилось. Если представить неуловимое время, что мне отведено, книгой, то я бы вырвала все страницы, где написано мое имя, словно меня никогда и не было в этом мире. Там же, наверное, миллиарды страниц, пропажи нескольких никто и не заметил бы, — Шарлотта опускает взгляд, волосы обрамляют ее лицо.
— Я рада, что ты пришла в этот мир. Честно. И что те, кому была суждена смерть, теперь свободны от неотвратимости судьбы. Поверь, лучше уж полное неведение будущего, чем знание, что все уже предрешено.
Девушка поднимает голову.
По ее лицу нельзя сказать, что она рада. Но в уставшем взгляде появляется немного жизни. Наверное, сейчас это максимум его истинных чувств.
Я гляжу в окно на нетронутый белоснежный полог, что покрывает землю:
— Чистый лист так много обещает. Согласна?
«»
Рейнард возвращается позже обычного, и уходит раньше. Все для того, чтобы встреча с императором прошла гладко. Он и еще несколько представителей промышленников и предпринимателей уже завтра посетят дворец.
— Кажется, все документы в порядке, — говоря я, отодвигая бумаги от себя подальше.
Опросы, различные предложения и даже законопроект о парламенте…Он доверяет мне настолько, что ничего не скрывает, и даже просит помочь с итоговой проверкой. По Рею вовсе и не скажешь, что он волнуется перед встречей с монархом несмотря на то, что в итоге стоит на кону.
За все эти недели императрица так и не связалась со мной, хотя внятного ответа она от меня до сих пор не получила. Да и вовсе непонятно, учитывается ли наше согласие вовсе?
В обществе наступило подозрительное затишье. Мысли всех сейчас крутятся вокруг того, как обстоят дела на востоке империи и в Кармии.
Местный государь с семьей покинул столицу, скрываясь от бунтующих. Фактически, это уже тревожный знак. Командование гвардией, противостоящей восставшим, переняли генералы армий. Сейчас у того монарха нет власти что-либо решать. Если солдаты встанут на сторону революционеров, все для аристократов и их вожака-правителя будет кончено.
Вот и наш кружок недовольных императором засел на дно. Вести об очередной расправе над дворянами из Кармии до столицы долетают ежедневно. Всем очевидно, что только сильный и легитимный правитель способен сдержать народную злость. Сейчас волнения в обществе никому не нужны.
Плюс, Доминик начал действовать самостоятельно, не оглядываясь на то, что о нем подумает двор. Особо радикальные представители оппозиции были осуждены и сосланы в дальние земли империи. Большой реакции это не вызвало, да и в прессе не освещалось, хотя имена у тех дворян громкие. Это мне по секрету написал Бэриот, инсайдерская информация налицо.
Уверена, что предлог для их обвинений был высосан из пальца. Давно бы так, если честно. По мне, главе государства нельзя быть добрым и потакать всем, так или иначе будут недовольные.
Нельзя угодить всем. Еще в моем мире один средневековый политик писал, что государь должен быть готовым на многое, но сдерживать свою жестокость. Даже вызывая временное недовольство поданных, он должен быть способен на непопулярные действия. Любовь плохо уживается со страхом, и если выбирать, то страх как способ управления массами предпочтительнее. Главное, не увлекаться, а то и тираном недолго сделаться.
Думаю, признать Сабрину наследницей и использовать ее для отвода глаз от настоящего наследника — ребенка в животе императрицы — было крайней мерой, на которую даже такой человек, как император пойти не готов. Наконец он поступает как настоящий государь. Перекладывать собственный долг ответственность на других — это трусость.
Захочет ли император теперь прислушаться? Узнаем завтра.
Когда Рейнард уезжает, я не могу найти себе места. А если…его действия расценят как очередную угрозу и обвинят в предательстве? И не нужно выдумывать причин, чтобы избавиться от мозолившего глаз герцога. Достаточно обвинить в измене или заговоре, кто из обвинителей будет идти против воли монарха, когда эта воля ничем не ограничена. Никакой системы сдержек и противовесов здесь нет, никто о подобном и не заикается.
Я вздыхаю. Может, стоит посвятить время написанию монографии в области права? Демократия и ее признаки, правовое государство как необходимость, как-то так?
Подумала вот и сама себя рассмешила. При таком раскладе не нужно будет переживать за выходы в свет, меня тупо отменят все дворяне, уж о равенстве с ними-то говорить смысла нет, ну, с большинством так точно.
— Получилось! — раскрасневшийся Рейнард чуть ли не вбегает внутрь поместья.
Времени прошло больше, чем я думала. Он уехал после завтрака и пропустил обед, время уже клонится ужину.
Я нервно встаю с кресла в вестибюле и быстрыми шагами сокращаю, между нами, расстояние.
— Юнис, его величество принял наш законопроект! Я думаю, он в ближайшее время перейдет на официальное рассмотрение!
— Ура! — новости лучше некуда. У меня от сердца отлегло, стоило услышать.
Улыбаюсь в ответ и вздрагиваю от неожиданности, когда смеющийся герцог обнимает меня за талию и приподнимает над полом, кружа в воздухе. Как он рад, любо-дорого смотреть!
Быстро, однако, Доминик согласился, я-то думала, он изволит нос воротить и заставлять делегацию промышленников во главе с Реем пороги дворца оббивать, как непокорная невеста перед сватами. Хотя…у него ведь свои каналы информации, того и гляди, он уже был в курсе намечающегося «прошения-подношения»… Да, скорее всего так и было, подобные телодвижения в обществе не могли мимо императора пройти, особенно с учетом обстановки у нашего соседа.
— Все, отпусти! Рей! У меня голова кружится, — только после последнего предложения меня осторожно ставят на землю.
Рейнард стягивает с головы капюшон плаща. Янтарные глаза сияют.
— Мне нужно тебе кое в чем признаться, — срывается с языка раньше, чем восстанавливается связь между мозгом и ртом.
У Рейнарда на лице появляется вопросительное выражение. Читаю его как книгу, и когда только успела стать такой проницательной? Он думает о том, что же такого мне нужно ему сказать, что я не могу это произнести сейчас.
Протягиваю руку и накрываю ладонью его глаза:
— Не смотри так.
— Как?
— Я вижу, что ты там себе напридумывал по одному лишь твоему взгляду.
Чувственные губы растягиваются в ухмылке. Даже с закрытыми глазами его самодовольство никуда не девается.