Однако следующий указ императора еще сильнее разогрел амбиции бонапартовского семейства. Принц Жозеф был отправлен вместе с французскими войсками под командованием Массена в оккупированный месяцем раньше Неаполь. Декретом брата от 31 марта — и не без помощи его штыков — Жозеф был объявлен королем обеих Сицилий Жозефом-Наполеоном I. Теперь все семейство получило повод требовать для себя никак не меньше, чем корону.
Глава шестая Короли и королевыКонтинентальная система
«Став императором, Наполеон больше не желал видеть себя в окружении республик, особенно на своих границах».
«Я ощущаю свою изоляцию. И поэтому со всех сторон я кидаю в морские глубины надежные якоря».
Возвышение Наполеона не могло не тревожить Пруссию и Россию. Первая пришла в ярость, узнав (от англичан), что Наполеон предлагал последним вернуть Ганновер, в то время оккупированный Пруссией, в обмен на Сицилию. Планы Мюрата увеличить размеры своего великого герцогства за счет Пруссии также вселяли тревогу. Россия все еще не оправилась от позора поражения под Аустерлицем. Англия была готова своими субсидиями подтолкнуть эти две великие державы к нападению на Францию. Швеция заявила о своем намерении присоединиться к коалиции.
Пруссаки, все еще находясь под впечатлением, будто их армия так же боеспособна, как и во времена Фридриха Великого, первыми, однако, подняли руки и первыми понесли потери. В начале 1806 года Наполеон, подобно вихрю, вторгся в Саксонию. 14 октября у Йены в считанные часы разбил принца Гогенлоэ, выведя из строя 12 тысяч солдат противника, взяв в плен 15 тысяч и захватив 200 пушек. В тот же самый день, всего лишь в пятнадцати милях к северу генерал Даву наголову разбил при Ауэрштедте еще одну прусскую армию, убив всех трех ее генералов. Бернадот, едва не угодивший под трибунал, за то что не сумел взять на себя атаки противника в обоих сражениях, теперь быстро продвигался к Берлину, куда вскоре вошел и сам император. К началу ноября, если не считать горстки воинских соединений Восточной Пруссии, Гогенцоллерны, можно сказать, лишились своей армии, главным образом из-за безжалостного преследования не ведающего устали Мюрата. Теперь наступил черед России.
К концу месяца Иоахим торжественно въехал в Варшаву в белом мундире и красных сапогах, весь сияющий золотом и бриллиантами. Поговаривали, будто его шурин задумал восстановись в Польше монархию и Мюрат надеялся стать ее королем. Однако надежды Мюрата оказались разбиты вдребезги, когда в Варшаву прибыл сам Наполеон и весь его двор. Новоявленные принцы и герцоги продолжали выставлять себя на посмешище своим напыщенным честолюбием. Оскорбленный тем, что не произвел на нее никакого впечатления, Мюрат упрекнул графиню Потоцкую на своем смехотворном в ее глазах гасконском выговоре: «Мадам Анна, вам недостает честолюбия. Кажется, вы совершенно не интересуетесь принцами!» Она констатирует в своих мемуарах: «Какими жалкими и абсурдными казались эти принцы, выкормыши наполеоновского семейства, по сравнению с возвышающимся над ними колоссом!»
8 февраля 1807 года в снегах под Эйлау (точнее, Прейсиш-Эйлау) русские дали этому колоссу одно из самых опасных сражений за всю его карьеру, хотя, в конце концов, и были вынуждены отступить, понеся 25-тысячные потери, по сравнению с 10 тысячами у французов. Несомненно, положение опять спас Иоахим: своим великолепным рывком во главе 10 тысяч сабель он разбил плотную линию обороны противника и захватил его пушки. В июне император нанес русским решительное поражение при Фридланде и намеревался захватить Кенигсберг, последний оплот пруссаков. В следующим месяце Наполеон встретился с Александром I в Тильзите. Встреча состоялась на знаменитом плоту посреди реки Неман. Оба императора договорились поделить Европу между собой.
Наполеон уже ввел «Континентальную блокаду». Берлинским договором в ноябре 1806 года Англия, которая блокировала побережье Франции, Нидерландов и Германии, подвергалась такой же блокаде с целью воспрепятствовать экспорту ее товаров в любой из европейских портов. А чтобы эта система сработала, требовалось сотрудничество не только со стороны России, но и других стран. Логический вывод, проистекающий из этой посылки, — вся Европа должна управляться из Парижа. Основой этой «европейской крепости» становилась империя. Рейнская Конфедерация, протектором которой и истинным правителем являлся сам Наполеон, и группа вассальных государств под властью бонапартовского клана. Так или иначе членами этой системы предстояло стать Испании и Португалии.
Великий замысел императора — Европа, управляемая Бонапартами — впоследствии обернулся катастрофой, и не в последнюю очередь вследствие их личных качеств (или же полного их отсутствия) у членов «династии». Большинство тех, на чьих глазах завоеватель изгоняет из домов соседей, не могут не испытывать возмущения. Семейство же Наполеона прибирало к рукам не просто королевские дворцы, а целые страны. Более того, Наполеон намеревался править завоеванными им землями с помощью марионеточных властителей. Это были вассалы, которые оставались французскими подданными и сохраняли за собой высокие посты во Франции, — Жозеф как Великий выборщик, а Мюрат как Главный адмирал, и их субординация определялась семейным уставом, наделявшим Наполеона специальными правами по отношению ко всем этим принцам и принцессам. А так как они желали стоять как независимые правители, а их подданные, за исключением нескольких личных друзей, отказывались принимать их, то все они оказались в весьма незавидном положении. И все же, пребывая в слепом самодовольстве, они отказывались признаться даже самим себе, что в лучшем случае представляли собой подражание коронованным особам, так как были обязаны всем и вся военному гению своего брата и его сверхчестолюбивой внешней политике. Действительно, некоторые из них додумались до того, будто способны самостоятельно пережить его военный и политический крах, и даже осмелились строить против него заговоры. По словам Питера Гейля, наиболее непредвзятого и наблюдательного из всех жизнеописателей императора, «вся эта система вассальных королевств была величайшей ошибкой. Налицо было неразрешимое противоречие между наделением человека древними историческими правами у короля, рассчитанными на то, чтобы пробудить надежды в его подданных и честолюбие в нем самом, и условием, чтобы он оставался французом, действовал — по первому требованию Наполеона и покорно принимал оскорбительные замечания, на которые был скор сей великий человек вследствие своей нетерпеливости».
Король «Джузеппе Наполеон I» обосновался в Неаполе в феврале 1806 года, еще до того, как был провозглашен правителем обеих Сицилий. Принц Луи был провозглашен королем Голландии 5 июня того же года в Париже и прибыл в Гаагу лишь спустя три недели, сопровождаемый королевой Гортензией.
Те, кто еще десяток лет назад слыли якобинцами, восприняли существующую социальную иерархию их нового окружения без возражений. Некоторые феодальные привилегии пришлось отменить, так как собственность наиболее упрямых сторонников «старого режима» была конфискована. В целом старая аристократия сохранила свои земли и положение. Она по-прежнему занимала в армии и управлении высшие посты и наводняла собой дворы узурпаторов. По словам Фредерика Массона, в Неаполе «Жозеф заявил, что как бы заменил Фердинанда IV из дома Бурбонов своей персоной, имея целью улучшить правление, как и ради самих неаполитанцев, заняв дворец своего предшественника в качестве короля нации и заменив испано-французскую династию на свою, итало-французскую».
Жозеф полностью отвергал совет Наполеона относиться к Неаполю как к покоренной стране, конфисковать имения местной аристократии и навязать подданным новую французскую знать. Теперь Жозефу не было нужды ссориться со «старым режимом» — он возглавлял его. Получив в свое распоряжение по королевству, Луи и Жером заняли сходные позиции по отношению к вновь приобретенным землям. Никто из троих не стал навязывать там новый порядок.
Жозеф I сразу же приобрел то, что, по его мнению, было царственными манерами. Его часто называли — особенно грешил этим его царственный брат — человеком без амбиций. Однако все поведение Жозефа доказывает обратное, даже если иногда он проявлял нерешительность или позволял себе плыть по течению. Он вполне по-царски наслаждался своим величием, раболепием окружающих и ленивой роскошью. Массон называет его наиболее «здравомыслящим» из братьев императора, однако его поведение в тех странах, где он обосновался как монарх, вряд ли служит тому подтверждением. В Неаполе, а затем в Испании он оставался совершенно чужд окружающей его действительности. Опьяненный своей милой сердцу столицей и пребывая в убеждении, что с воодушевлением встречен неаполитанцами, Жозеф очень быстро освоился с ролью монарха. Он обустроил подобающий званию двор, сорил деньгами на королевские развлечения и забавы (его охота далеко превзошла охоту Бурбонов), и однажды в течение одного дня в Венафро им была убита сотня диких вепрей. Каждый вечер все дамы двора выстраивались, чтобы поцеловать ему руку. Он даже основал новый рыцарский орден — «Орден обеих Сицилий», так как брат не позволил ему возродить древний, существовавший еще с пятнадцатого века «Орден Полумесяца». Он также изобрел для себя новый замысловатый герб. Кроме того, Жозеф оказывал поддержку писателям и драматургам. Он позволил всем официальным лицам «старого режима» сохранить за собой посты и начал возрождать неаполитанскую армию, набрав себе телохранителей из местной аристократии, что полностью противоречило желаниям Наполеона. Он позволил при этом знати сохранить все ее привилегии и отказался ввести наполеоновский кодекс и десятичную денежную систему на манер французской. В местном соборе он почтил присутствием ожижение крови Святого Дженнаро, на что Наполеон саркастически заметил: «Мои поздравления по случаю примирения с Сан Дженнаро, но должен ли я при этом понимать, что ты заодно починил и все свои фортификационные сооружения?».