И хотя Меттерних питал сердечную привязанность к Каролине, это не помешало ему соблазнить легкомысленную мадам Жюно за время своего пребывания в Париже в качестве посланника. Лаура описывает его в эти дни как «истинного джентльмена исключительной элегантности». Их роман тянулся более двух лет, пока Великая герцогиня не положила ему конец присущим только ей способом, после того как он вернулся в Вену. В маске она подошла к Жюно на одном из балов и сказала, что он найдет в будуаре супруги шкатулку с любовными письмами от Меттерниха к Лауре. Ей удалось обнаружить местонахождение этой улики, подкупив горничную мадам Жюно. Генерал, чей вспыльчивый нрав был притчей во языцех, ринулся домой и обнаружил письма. Затем он обрушился на Лауру, едва не задушив ее. Нанеся ей несколько колотых ран золотыми ножницами, Жюно бросил (по ее словам) «свою супругу всю в крови, полумертвую и изрезанную на части его собственной рукой». Он хотел вызвать Меттерниха на дуэль, но помирился с Лаурой. К тому времени как Лаура описала эту отвратительную историю, она уже пристрастилась к опиуму, но это звучит вполне правдоподобно и приоткрывает нам мстительную сторону натуры Каролины.
Тем временем в Париже, одна против всех, Жозефина продолжала получать тяжелые душевные раны. Долгие годы она утверждала, что император не способен зачать ребенка, и даже пустила шутку. «Bon-a-parte est bon-a-rien» — Бонапарт-де ни на что не годен, и порой бросала, что в постели ее супруг способен производить только «мочу». Но в конце декабря 1806 года Элеонора Денюэль родила сына, и отцом этого ребенка, вне всяких сомнений, был Наполеон. Каролина Мюрат тотчас оповестила его, находившегося тогда в Польше, о радостном событии и, по-видимому, чтобы придать этому факту убедительность, взяла ребенка к себе, где того обхаживали ее собственные кормилицы и няни. Элеонора растворилась в неизвестности. По всей видимости, ее выдали замуж за какого-нибудь младшего офицера. А ее сын — теперь его именовали граф Леон — оказался на попечении у восторженного родителя.
Император позже стал отцом еще нескольких внебрачных детей. Когда в декабре 1806 года он вошел в Варшаву, то устроил свой штаб на Вавеле[15], в бывшем королевском дворце. Здесь во время бала, который он устроил для польской знати, его острый глаз упал на юную даму в простом белом платье, которая, в отличие от всех присутствующих на балу женщин, не имела на себе драгоценностей. Это была графиня Валевская. В ту пору ей было восемнадцать: «очаровательная худощавая блондинка со вздернутым носиком и хрипловатым голосом». Она отвергла ухаживания Наполеона, отказывалась отвечать на его записки. Супруг ее был на пятьдесят пять лет старше ее, а сама она была фанатичной патриоткой. Спустя неделю настойчивых уговоров со стороны других патриотов, возглавляемых протеже императора, князем Понятовским, ведущей фигурой в национальном возрождении Польши, и племянником последнего польского короля, она оставила свои религиозные сомнения и стала любовницей Наполеона. После Эйлау он посетил ее в просторном замке Финкенштейн в Восточной Пруссии, куда он перевел свою ставку, и предоставил Марии комнату рядом со своим кабинетом. Там они вместе провели десять недель, после чего император со своей армией ушел сражаться с русскими у Фридланда. В конце 1807 года она последовала за ним в Париж, где он подыскал для нее дом на Рю де Виктуар, по соседству с особняком, где он когда-то жил с Жозефиной.
Марии была уготована судьба тайком провести здесь большую часть своей жизни до конца его правления.
Тем не менее после Тильзита в 1807 году император стал подумывать о браке с одной из сестер царя. Возглавляемый Великой герцогиней Бергской, весь клан принялся склонять своего предводителя к династическому союзу. Каролине удалось уговорить Фуше, который, наконец, оборвал свои связующие нити с Богарне, передать Наполеону, что французский народ желает иметь наследника, и под окнами Тюильри со дня на день можно ожидать волнений. Талейран, все еще горевший желанием расправиться с противником, убедил императора, что шеф полиции организует эти фальшивые демонстрации в собственных целях.
Более того, вдовствующая царица не желала расставаться с дочерью. Но даже несмотря на это у Жозефины почти не оставалось надежды, что ей удастся избежать развода.
Положение детей императрицы тоже оказалось под угрозой. Во время русской кампании, обсуждая будущее Франции, в случае, если Наполеон погибнет в сражении, Жозефина обмолвилась Жюно, что Евгений Богарне наиболее подходящая фигура для трона. Когда же маршал указал на Жозефа и Луи, а затем и на ее собственного внука, детей Луи и Гортензии — законных наследников трона, Жозефина довольно резонно отвергла этот аргумент, на том основании, что всем им будет кто-то противостоять, в то время как «никто не пойдет против моего сына Евгения». Теперь же, если Наполеон женится вторично и обзаведется наследником, это будет означать конец всем ее надеждам для Евгения, не говоря уже о ее собственном унижении.
Евгений по-прежнему оставался вице-королем Италии, твердым и деловым, и при всем при том популярным. Вице-королева была не менее мила и не менее любима — супруги искренне любили итальянцев, а не просто потому, что Евгений считался потенциальным наследником Железной Короны. Жили они недалеко от Милана в элегантной, в неоклассического стиля вилле Бонапарте по соседству с Корсо. Они предпочитали ее в качестве королевской резиденции, вместо мрачного герцогского дворца напротив собора. Их излюбленной летней резиденцией был дворец Монца в нескольких милях от города, с парком Мирабелло. Кроме этого, у них имелся еще один летний дворец в бывших венецианских владениях у Стра на Бренте — вместе с официальной резиденцией в самой Венеции, а также недалеко от Вероны, Виченцы и Мантуи. Обязанности вице-короля были весьма значительны, например, ему вменялось в обязанность возведение фортификационных укреплений на случай австрийской агрессии, а также призыв и обучение его большой армии. Тем не менее Евгений неизменно находил время, чтобы покровительствовать искусству. Вместе с супругой они были страстными почитателями Ла-Скала. В Милане он основал дворец искусств и наук и новую консерваторию, в Венеции же заново открыл галерею Академии. Супруги великолепно владели итальянским и изо всех сил старались угодить подданным. Они завели себе много друзей среди местной знати и ублажали простонародье бесконечными фиестами и щедрыми публичным празднествами. Надежность Евгения сделала его любимцем отчима и укрепила в глазах императора позиции его матери.
Жозефина продолжала жить в страхе перед интригами Каролины Мюрат, несмотря на показную приветливость Великой герцогини. В марте 1807 года Каролина и Полина развлекали императрицу в день ее именин самодеятельными постановками в Мальмезоне, где обе сестрицы пели не в лад и каждая высмеивала выступление другой. В мае у Жозефины появилось еще больше оснований опасаться за свое положение — из Голландии пришло известие, что ее внук, которого считали последним наследником Наполеона, умер в судорогах от крупа. Его мать Гортензия, и без того почти утратившая всякое самообладание вследствие дурного обхождения с ней супруга, была настолько сломлена горем, что врачи опасались за ее рассудок. Супруг только усугублял ее положение тем, что ежевечерне являлся к ее постели и требовал от нее признания в содеянных «грехах». Лишь однажды Каролина проявила себя с доброй стороны: она отправилась в Голландию и забрала свою бывшую школьную подругу в Ласкен, неподалеку от Брюсселя, а затем в Париж. По совету врачей Гортензия отправилась в Пиренеи поправлять здоровье на горном воздухе. Туда же последовал и король Луи, чтобы обвинить жену в том, что якобы у нее роман с его агентом в Париже Деказе. В конечном итоге Гортензия вернулась в Голландию. Смерть ее ребенка поставила под сомнение весь порядок престолонаследия не только в уме Жозефины, но и всех остальных. Второй ее сын был слаб здоровьем (он скончается, как известно, еще молодым). Император был столь встревожен, что повелел докторам найти лекарство от крупа. Как ни странно, если принимать во внимание их отношения, Луи и Гортензия снова стали спать вместе. В 1808 году у них родился третий сын, Луи-Наполеон, будущий Наполеон III. Никому его рождение не принесло столь великого облегчения, как императрице.
В отличие от Жозефа, Луи и Жерома, Элиза вполне успешно справлялась со своей ролью правительницы и даже сумела снискать уважение, если не любовь жителей Лукки. Ее высшим достижением во внутренней политике стало возрождение пришедших в упадок каменоломен каррарского мрамора, которое она финансировала из специального государственного банка. Для этого она пригласила художников и скульпторов. Вскоре каменоломни снабжали всю империю официальными бюстами выдающихся деятелей, в том числе и 500 бюстами Наполеона, изготовленными в течение только одного сентября 1808 года. Кроме того, оттуда на экспорт поставлялись надгробия, камины, часы, колонны и алтари, не говоря уже о целой мечети для тунисского бея. Элиза осушила болота, ввела государственную монополию на ловлю тунца, разрабатывала залежи квасцов у Пьомбино, поощряла и усовершенствовала производство шелка и бархата, пригласив для этого мастеров из Лиона и Генуи, развивала кожевенное производство и мыловаренные фабрики, основывала библиотеки, университетские кафедры, медицинский колледж и даже Наполеоновский институт, устроенный по образцу Французского института. Кроме того, под влиянием воспоминаний о Сен-Сире ее молодости, она открыла институт Элизы, где получали образование девушки благородного происхождения.
Бюджет Лукки был более чем уравновешен, а казна существенно пополнилась вследствие конфискации церковных земель. Значительные доходы приносил также государственный игорный дом. Элиза не поленилась придать своей столице привлекательный вид, особенно дворцу и театру, и плоды ее трудов заметны в Лукке и по сей день. Для отдыха она использовала загородные резиденции, в особенности Баньи ди Лукка неподалеку от В