иареджио на море, но чаще всего Массу, возле самой Лукки, которую она украсила великолепными садами и расписанным фресками театром, в постановках которого сама принимала активное участие (ее любимой ролью была Федра Расина). В области внешней политики принцесса постоянно находила поводы для ссор со своей соседкой — невротичкой Марией-Луизой, королевой захудалой и обнищавшей Этрурии, вынудив ту уступить ей часть своих владений. На будущее Элиза поставила своей целью овладеть Тосканой целиком. Когда она верхом проводила смотр своей крошечной армии корсиканских наемников, в украшенной мехом зеленой униформе и токе (шляпке без полей), никому и в голову не могло прийти рассмеяться. Ее трезвый взгляд проявил себя и в том, что в качестве личного герба она воспользовалась старым бонапартовским гербом, вместо того чтобы изобретать новую претенциозную эмблему. Кроме того, она знала, как помыкать Наполеоном, даже если он питал к ней неприязнь. Его день рождения 15 августа отмечался в Лукке тщательно поставленным народным ликованием, а когда столицы достигала весть о новой победе императора, то в его честь исполнялся «Те Деум». Она правила своим крошечным государством на манер абсолютных монархов восемнадцатого века и обращалась со своими любовниками точно так же, как ее брат со своими метрессами. При ее дворе всегда витал легкий дух скандала. Неудивительно, что ее чтецом стала авантюристка Ида Сен-Эльм, бывшая до этого содержанкой маршала Нея.
Наиболее интригующим из ее увлечений стал роман с мрачным скрипачом Паганини. Позже о нем говорили, будто он продал душу дьяволу, склиза назначила его virtuoso di corte (придворным музыкантом) и капитаном своей лейб-гвардии. За время своего пребывания в Лукке он сочинил в ее честь сонату для скрипки, сонату для скрипки с оркестром в честь императора, известную как «Наполеон», и особенно бередящую душу сонату для скрипки и гитары. И дело вовсе не в том, что супруг Элизы, Феликс, привил ей особое пристрастие к скрипке. Элиза всей душой искрение любила музыку. Неаполитанец Пазнелло посвятил ей свою оперу «Прозерпина», за что был награжден золотой медалью.
Точно также поступил давно забытый Сконтини, посвятив ей «Весталку». Однако на пост придворного «maestro di capella» Элиза выбрала одаренного Пуччини (деда Джакомо).
Из всего семейства некоронованным оставался один Люсьен. Но, наконец, и он получил себе феодальные владения, хотя и не от Наполеона. В 1806 году, узнав, что папская казна испытывает недостаток в средствах, он предложил Ватикану щедрый заем. Милейший папа Пий VII с благодарностью принял это предложение и настоял на том, чтобы Люсьен взамен принял от него римский лен Канино. Люсьен взялся управлять своими владениями с особым рвением: возродил там водный курорт, улучшил сельское хозяйство и виноградники, модернизировал местное железное производство и даже провел раскопки римской виллы, освободив из-под земли несколько прекраснейших статуй. В Риме, где он всегда проводил зиму, его роскошный дворец, палаццо Нуньес, славился своими живописными полотнами и театром, в котором оперы, концерты, драматические постановки исполнялись лучшими музыкантами и актерами того времени. К Люсьену наезжали такие знаменитости, как писатель Гумбольдт, скульптор Канова. Кардиналы и черная (или же папская) аристократия тоже принимали его у себя несмотря на его невзрачную внешность. Его голос с годами стал писклявым, к тому же Люсьен был ужасно близорук и носил очки, хотя они мало чем ему помогали. Когда наступала жара, Люсьен переселялся на свою чудесную виллу в Фраскати. Его супруга Александрина с пониманием относилась к его занятиям и многим помогала ему, в том числе и в постановке самодеятельных спектаклей в их дворце в Риме. В 1807 году Люсьен встретился с Наполеоном в Мантуе, чтобы обсудить его положение. Беседа, начавшись вечером, затянулась до самого утра, и хотя Люсьену открыто была предложена корона в обмен на развод с супругой, он, однако, упорно стоял на сохранении брака с мадам Александриной, дабы его сыновья не лишились своих «династических прав». Правда, он попросил для себя в «знак расположения» к нему брата ленту Почетного Легиона. И получил отказ.
Мюраты также были недовольны. Вместо того чтобы провозгласить Иоахима королем Польши, Наполеон основал Великое герцогство Варшавское, которое преподнес в подарок своему союзнику, королю Саксонии. На какое-то время Мюраты сосредоточили все свои усилия на расширении границ их собственного Великого герцогства, даже если сами крайне редко наведывались туда. Иоахим, когда его о том попросили, весьма мелодраматично отказывался передать шурину свою единственную крепость Везель. «Мы еще посмотрим, осмелится ли император осадить меня на глазах у всей Европы! — заявил он. — А если осмелится, я буду держаться до последнего!» Наполеон проявлял удивительное терпение к недалекому супругу своей сестры. Незадолго до этого он отчитал Мюрата, за то что во время последней польской кампании тот одевался как «фанфани» (цирковой наездник). Однако в январе 1808 года Наполеон все же увеличил территории Берга на 150 кв. миль. Теперь у Великого герцога Иоахима насчитывалось почти миллион с четвертью подданных. Но этого оказалось недостаточно. Мюрат злился, что герцогство не переименовано в королевство, и поэтому его самого принимают в Тюильри без положенных монарху почестей. Император же твердо ему заявил: «Твой ранг в моих дворцах определяется твоим рангом в моей семье, и этот твой ранг держится исключительно на моей сестре». Иоахиму пришлось подчиниться, уступив пальму первенства презренному Камилло Боргезе. Осенью 1807 года Великий герцог утвердился в своем достоинстве, устроив в Париже, в Елисейском дворце, воистину царский прием. Последний был дан в честь свадьбы его племянницы Антуанетты Бонафу, сменившей свою фамилию на Мюрат, и Шарля Гогенцоллерна, сына князя Зигмарингенского — главы католической, южногерманской ветви Гогенцоллернов. Брак этот оказался на редкость счастливым, и внук этой четы в свое время стал королем Румынии. Антуанетта получила внушительное приданое, соответствующее рангу ее дяди. Не зная устали, Иоахим с Каролиной продолжали заискивать перед Наполеоном и беспрестанно устраивали в Елисейском дворце пышные увеселения. В этот период Елисейский дворец был их единственным настоящим домом. Несмотря на то что супруги то и дело изменяли друг другу, честолюбивые планы только укрепляли их супружеские узы. Внезапно перед ними замаячили блестящие перспективы.
Континентальная блокада не оправдала себя. Английские товары проникали в Европу через порты Испании, Португалии и Папской области. В конце 1807 года, при молчаливом участии Испании, французская армия вторглась в Португалию. Ее принц-регент бежал в Бразилию, а супруг Лауры д’Абрантес Жюно был возведен в герцоги и назначен генерал-губернатором Португалии. Это вторжение позволило Франции сконцентрировать все свои силы в Северной Испании. Вскоре они превратились в настоящую оккупационную армию. Император задумал прибрать к рукам всю эту страну. В феврале 1808 года Мюрат был назначен в Испании генерал-лейтенантом (во Франции это соответствовало вице-королю), получив секретные указания. Он начал занимать одно за одним укрепления Северной Испании и затем маршем двинулся на Мадрид. Испанцы пришли в бешенство и подняли восстание, в результате которого 19 марта король был вынужден отречься от престола в пользу своего сына Фердинанда, а через четыре дня в столицу вступил Мюрат. Он отказался принять отречение, уговорив отца и сына вместе отправиться в Байонну, где их должен был «рассудить» Наполеон. Император велел Мюрату учтиво обращаться с королем, принцем Астурийским и их свитой: «Передай им, что тебе ничего не известно, и пусть они ждут моих распоряжений». В тот же самый день Наполеон написал Луи Бонапарту, предлагая ему испанскую корону вместо голландской.
Когда Карл с Фердинандом прибыли в Байонну, у них обоих угрозами вырвали отречение. Говорят, будто им туманно намекали на участь герцога Энгиенского и «полупленниками отправили во Францию».
Однако, хотя у Мюрата под Мадридом имелось почти 50 тысяч, а большая часть испанского гарнизона не осмелилась покинуть казармы, 2 мая жители столицы накинулись на захватчиков с ножами и палками. Позже Мюрат оценивал число восставших в 20 тысяч человек.
Застав его врасплох, мятежники ворвались в арсенал, где добыли патроны и ружья. Сражение началось утром — его ускорил вынужденный отъезд некоторых членов королевской семьи — и продолжалось до вечера. Иоахим скосил наиболее дерзких мятежников залпами шрапнели, а вслед за тем выпустил вдогонку отступающим солдат со штыками. Мюрат докладывал своему властелину, что в тот день убил 1200 человек, причем 200 застрелил собственноручно, называя их при этом «канальями» и уверяя, будто восстание вызвало возмущение у испанской аристократии. Иоахим без обиняков заявил императору: «Результаты второго мая гарантируют Вашему величеству решительный успех. Ваше величество может без всякого риска для мира распорядиться испанской короной. Здесь все принимают сложившуюся ситуацию как должное и с нетерпением ждут нового короля, которого Ваше величество подарит Испании». Мюрат наверняка был уверен, что этим королем станет он сам.
Тем временем Луи отказался от испанского трона, за который с удивительной прытью ухватился Жозеф, надеясь сохранить и Неаполь (на такое не решались даже Бурбоны — они всегда разделяли эти две короны). Иоахим получил от Наполеона письмо, написанное в день восстания в Мадриде: «Моим повелением неаполитанский король да правит в Мадриде. Тебе я отдаю королевства Неаполь и Португалию». Император добавил комментарий, свидетельствующий о его оценке способностей Каролины: «Имея такую супругу, как твоя, ты всегда сможешь оставить государственные дела и прибыть к нам, случись нам объявить войну. Она вполне способна выступать в роли регента».
Мюрат был горько разочарован. Он ответил вполне в его духе: «Сир, я получил ваше письмо от 2 мая, и слезы потоками льются по моим щекам, когда я пишу мой ответ… Я предпочитаю Неаполь и поэтому вынужден сообщить Вашему величеству, что ни за какие блага не соглашусь принять португальскую корону». Его неприязнь к Португалии, по-видимому, объясняется тем, что Иоахим прекрасно понимал: в Лиссабоне он будет играть вторую скрипку после Жозефа в Мадриде. Вслед за этим последовали уговоры и переговоры, которые взяла на себя Каролина. Но даже эта проницательная особа в подметки не годилась своему брату-императору. Тот вынудил Мюратов уступать ему Берг и все их французские владения и дворцы (оцениваемые в 16 миллионов франков). Взамен 1 августа 1808 года Иоахим был провозглашен в Неаполе королем Иоахимом-Наполеоном обеих Сицилий, хотя сам он находился во Франции, куда вернулся после полного физического истощения. Император сказал Мюрату, что тот может не торопиться с отъездом в свои владения. Однако вскоре, изменив первоначальное решение, приказал шурину немедленно выехать в Неаполь.