В Тюильри Наполеон испытывал раздражение даже от тех членов клана, которых он любил более остальных, от Полины и Гортензии. В феврале 1812 года вместе с Каролиной они давали бал, сопровождаемый театральной постановкой — драматической аллегорией по поводу объединения Рима и Франции.
Полина изображала собой Рим, а Каролина Францию. Первая из них напоминала «ангела, спускающегося с небес на землю по лучу солнечного света», если верить воспоминаниям мадам д’Абрантес. По отношению к Каролине она была не столь льстива: «У нее очаровательная головка с розовыми щеками и довольно хорошеньким личиком, и если бы только она не выглядывала из массы золотых украшений, жемчугов, обилия драгоценных камней и на редкость дурного вкуса, то наверняка бы была удивительной противоположностью тому мерцающему прекрасному фантому, какой казалась ее сестра». «Их очаровательные лица, усыпанные бриллиантами щиты и разноцветные драгоценные камни делали представление ослепительным, — вспоминает Гортензия. — Другие дамы были весьма хороши, как наяды Тибра, Часы и Ирисы, хотя лица камергеров и конюших, перевоплотившихся в Звезды, Зефиров и Аполлонов давали повод для улыбки. Пантомима была не совсем уместна как для достоинства ее участников, так и для предмета самой постановки». На следующий день император довольно сердито спросил неаполитанскую королеву: «Откуда вам пришла в голову мысль об этой аллегории? Получилась полнейшая бессмыслица. Рим подчиняется Франции, но вовсе недоволен своим положением. Что, скажите на милость, заставило вас представить его (Рим) как наисчастливейшего и всем довольного подданного? Мне прекрасно известно, что вам хотелось покрасоваться и блеснуть в великолепном костюме, но, уверяю вас, вам следовало подыскать какую-нибудь другую тему, а не привносить в бал политику». Затем он отчитал Гортензию за то, что она позволила своему сыну облачиться в польскую форму. Наполеон и его семья вели себя так, будто их империи суждено было стоять еще тысячу лет.
Глава восьмаяГибель Империи
«Он хочет принести в жертву своим безумным амбициям всех наших детей», — такие стенания доносились из каждой семьи как в Париже, так и в отдаленных провинциях».
«Мне трудно передать то, какое неловкое выражение застыло на лицах придворных и украшенных позументами генералов, которые собрались в апартаментах императора. Князь Невшательский (генерал Бертье, начальник генштаба) шепнул мне: «Не надо забывать, что Европе нужен мир, в особенности Франции, и это все, в чем она нуждается».
На протяжении весны и лета 1812 года Наполеон и его империя казались внушительными и незыблемыми. Император довел численность армии до 800 000 человек. 150 тысяч солдат его отборных войск увязли в Испании, в то время как Великая армия перестала быть чисто французской — в ней служило около 150 тысяч немцев, около 100 тысяч итальянцев и 60 тысяч поляков Перед тем как, наконец, объявить войну России, император задумал провести в Дрездене конгресс. Он решил устроить прием при дворе для зависимых от него королей и князей, желая тем самым устрашить Александра I. Вот как писал Шатобриан; «Пролетарский монарх, он унижал королей и аристократов в своих апартаментах». Даже его тесть, австрийский император Франц, со своей супругой были вынуждены уступить право первенства императору и императрице Франции. Франца ставила в тупик привязанность дочери к супругу. «Что бы она там ни говорила, — ворчал он, — я на дух не переношу этого типа».
Сегюр сообщает, что более проницательные представители французского офицерства были глубоко встревожены устроенным спектаклем. «От их взглядов не скрылось, что эти правители покидали наполеоновский дворец и их лица и сердца переполняло горчайшее негодование».
Наполеон задержался в Дрездене до 29 мая, ожидая, что Александр запросит мира. Однако 22 июня в Данциге (Гданьске) он зачитал войскам очередное будоражащее воззвание, объявляя России войну, «Выступим маршем вперед!»
Впервые один из членов клана стал на путь открытого предательства. Шведский кронпринц отказался выступить против России, получив от последней в качестве взятки Норвегию. Если бы Швеция вступила в Финляндию, которой она лишалась в пользу России еще в 1809 году, тем самым возникла бы прямая угроза Петербургу и исход войны мог быть совершенно иным. Позднее Наполеон заявлял, будто «небольшой шведский патруль» попросту пощадил город. Но уже в июле Бернадот говорил русскому посланнику: «Мне известен один-единственный способ спасти Европу — это разгромить «чудовище».
24 июня император переправился через реку Неман у Ковно (Каунаса), ступив на принадлежащие России польские земли Российская армия насчитывала 450 тысяч человек и 160 тысяч имела в резерве. Евгений де Богарне и Жером каждый имели под своей командой корпус в центральной группе войск. Король Неаполитанский был назначен Великим магистром императорской кавалерии во главе величайшего войска, какого Европа не видела со времен средних веков.
Вице-король во главе столь любимой им итальянской армии, как всегда, проявил себя настоящим профессиональным воякой. Ему было не до жеманства. В отличие от Евгения де Богарне, Жером экипировал себя в свойственной ему манере, захватив с собой в поход целый гардероб штатской одежды, охотничьих костюмов и более 50 военных мундиров, 200 рубашек, 60 пар сапог и 318 шелковых платков, о которых пеклись десять лакеев. Все это занимало семь повозок. Другие повозки были нагружены палатками, постельным бельем, мебелью, коврами, обеденным сервизами, несессерами. Имелся там и серебряный ночной горшок. Не забыл Жером и несколько ящиков столь любимого им шампанского. Он пребывал в полной уверенности, что вскоре обменяет свою корону на польскую, и поэтому вместе со своими прихлебателями провел последние перед кампанией месяцы, пуская на ветер те жалкие остатки средств, что еще сохранились в казне. Барон Кудельштейн (бывший Ла Флеш, супруг любовницы короля Женни) пытался кое-как свести бюджет 1812 года. Все снаряжение, которое Жером взял с собой в поход, было оплачено благодаря займам, полученным им от дяди Феша. Графиня Потоцкая, увидев «маленького короля Вестфалии» по пути на фронт, прокомментировала это следующим образом «Он играл в свое царствование, точно так же, как маленькие девочки играют во взрослых женщин» Она добавляет, что ходили совершенно невероятные слухи, будто Жером каждое утро купался в роме, а каждый вечер — в молоке. Утверждали, будто «слуги затем разливали жидкость по бутылкам и продавали ее» В его отсутствие Екатерина оставалась регентшей Вестфалии, однако министры не обращали на нее ровно никакого внимания. Однажды она затребовала отчет о финансовом положении королевства. Ознакомившись с ним, королева в слезах удалилась в спальню.
Король Иоахим также отправился на войну, как и подобает монарху За ним следовал гигантский багаж, в котором нашлось место даже духам. Имелся также полный штат камергеров, конюхов, пажей, лакеев и лучших парижских поваров. Мюрат придумал для себя новую форму. Сапоги на нем были желтого, цвета, панталоны алыми с золотыми галунами, мундир небесно-голубым и также украшен золотым позументом, а его доломан малинового бархата был подбит соболем. Украшенная золотым позументом треуголка Мюрата была огромных размеров, даже с точки зрения моды тех дней, и увенчана белыми страусовыми перьями, которые крепились крупной бриллиантовой брошью. Его позолоченная шпага и золотой ремень сверкали бриллиантами, как и пистолеты, торчавшие из усыпанной самоцветами кобуры, сияли золотом, рубинами, изумрудами и сапфирами. Когда Мюрат гарцевал на одном из шестидесяти великолепных скакунов, взятых им с собою в поход, конь под ним щеголял попоной из тигровой шкуры, золотой уздечкой и золотыми стременами. Став королем, Мюрат не часто разъезжал верхом, предпочитая во время долгих переходов путешествовать в шикарно обустроенной карете.
Основная армия русского императора под командованием генерала Барклая де Толли охраняла дорогу на Петербург, в то время как вторая, меньшая численностью, под командованием князя Багратиона прикрывала дорогу на Москву Обе они, применяя тактику выжженной земли, отступали перед французами. 28 июня Наполеон, войдя в Вильно, обнаружил, что все запасы, на которые он рассчитывал, уничтожены. Стояла изнурительная жара, солдаты валились десятками от сердечных приступов, а у лошадей воспалялись копыта. Постоянно приходилось отбивать атаки казаков Оказавшись в своей стихии, неаполитанский король охотился за казачьими отрядами и, зачастую лично возглавляя атаки. Однажды он угодил в довольно рискованную ситуацию и даже был вынужден вытащить свою усыпанную самоцветами шпагу. Однако один из его солдат успел вовремя сразить казака, замахнувшегося на короля саблей. Великая армия к концу июля потеряла не только около трети своей численности, но и стала ощущать катастрофическую нехватку лошадей.
Жером начал кампанию в весьма приподнятом настроении. Он с воодушевлением привел порученные ему войска через Неман в Гродно. Здесь в же русские оказывали чисто символическое сопротивление, и тем не менее Жером настаивал на том, чтобы захват города считался громкой победой Когда же ветеран былых сражений генерал Вандамм пожаловался, что его войска сбиты с толку противоречивыми приказами короля, Жером отстранил его от командования. Затем король Вестфалии не сумел поддержать Понятовского в попытке заманить Багратиона в западню Император резюмировал это следующим образом «Полностью игнорируя правила ведения войны и мои распоряжения, он умудрился дать тем самым Багратиону необходимое для отступления время, что тот теперь и делает совершенно беспрепятственно». Король Вестфалии тем временем хвастал, что Наполеон «должен быть весьма доволен тем, чего достиг его правый фланг». Император пытался скрыть промахи своего брата, объявив, что Багратиону удалось ускользнуть лишь благодаря «сильной грозе», из-за которой король Вестфалии лишился возможности выйти из Гродно. Вскоре Жером попытался командовать маршалом Даву. В ответ суровый воин, которому уже не раз случалось хлебнуть с королем горя, извлек тайный приказ императора, согласно которому король Вестфалии был у него в подчинении.