Сгорая от гнева и унижения, король Жером быстро сочинил послание Наполеону с требованием своей отставки, где заявлял, что, помимо только что перенесенного оскорбления его достоинства, он в любом случае не намерен подчиняться кому бы то ни было. Несмотря на распоряжение брата «оставаться с Великой армией», Жером двумя днями позже покинул фронт. Лишившись командования, корпус Жерома оказался на несколько дней выведенным из строя и не поддержал Даву, когда тот атаковал Могилев, лишив его тем самым возможности одержать решительную победу. В Варшаве король получил от супруги письмо. Она умоляла его не покидать армии, пока он не добьется выдающихся успехов, однако Жером уже 11 августа[16] вернулся к ней в Наполеонсхоэ, за неделю до того, как очам императора предстал Смоленск. Подданным Жерома сообщалось, что «Его вестфальское величество изволили вернуться исключительно по причине слабого здоровья, резко ухудшившегося вследствие тягот военной кампании». Вскоре Жером нашел утешение в дорогих вечеринках и любовницах, которые, ничуть не стесняясь, разгуливали перед бедной королевой Екатериной в ее собственном доме. 13 ноября был устроен бал в честь открытия в Касселе новой статуи Наполеона — за день до того, как Великая армия начала свое позорное отступление из. Смоленска. Редко кому из вестфальского корпуса посчастливилось вернуться живым из России. Однако той зимой балы в Наполеонсхоэ были пышнее обычного, а Кассельская опера затмевала Парижскую.
Тем не менее Жерома ждал тяжелый удар, когда одна из его любовниц, баронесса Кудельштейн, т. е. Женни Ла Флеш, удрала с братом Екатерины, князем Паулем Вюртембергским.
Бородино 7 сентября стало последней победой императора-завоевателя.[17] Кутузов, сменивший Барклая де Толли, не стал повторять ошибки последнего — стремления во что-бы то ни стало вступить в решающее сражение. Мюрат вел себя подобно демону. Спешившись и зажав в руках штык, он возглавил решающую атаку пехоты, а затем снова верхом повел за собой свою кавалерию, подбадривая ветеранов. «Солдаты Фриана, вы герои!» — сказал — он солдатам генерала Фриана, когда те, обагрив кровью штыки, отбили атаку кирасиров неприятеля. И хотя около 50 тысяч русских были убиты, ранены или взяты в плен, сам Наполеон потерял около 24 тысяч убитыми и ранеными, а 7 тысяч его солдат оказались захвачены в плен русскими. Это была пиррова победа, даже несмотря на то, что князь Багратион остался лежать на поле боя, а дорога на Москву была теперь открыта. (В числе погибших оказался и друг Полины Канувиль — у него на шее нашли ее миниатюру).
14 сентября неаполитанский король возглавил триумфальный вход в Москву, гарцуя во главе эскадрона польских уланов. В ту же ночь в столице вспыхнули нарочно устроенные русскими пожары, которые продолжались 5 дней. Около четырех пятых города выгорели дотла, однако для французов нашлось кое-какое жилье и запасы провианта на несколько недель. Император остался в Москве, пребывая в уверенности, что Александр I запросит мира. Евгений де Богарне совершенно верно догадался, что царь намеренно желал, чтобы Наполеон как можно дольше задержался в разрушенном городе. Доверенные лица царя тянули с переговорами, притворно прощупывая почву для перемирия. В конце концов Наполеон принял решение оставить захваченный им город. Иоахим получил задание расчистить путь от казаков, которые снова стали давать о себе знать. Король написал генералу Бельяру, раненому главе штаба, что он и его солдаты едва не умирают с голоду и вообще устали носиться галопом от амбара к амбару.
Отступление началось 19 октября. 80 тысяч войск выступили маршем из Москвы в сопровождении 50 тысяч мирных граждан, в числе которых были женщины и дети. 24 октября Евгений вместе со своей итальянской королевской гвардией при поддержке французских частей встретился с Кутузовым у Малоярославца, в 70 милях от Москвы. Этот маленький городок семь раз переходил из рук в руки, прежде чем окончательно удалось изгнать оттуда русских. Тем не менее Кутузов вынудил захватчиков продол жить отступление по той же дороге, по которой они и пришли, по совершенно опустошенной земле, обрекая тем самым армию Наполеона на катастрофу. 1 ноября был первый сильный снегопад. Многие солдаты не имели даже шинелей, т. к. побросали их за ненадобностью во время летней изнуряющей жары еще в начале вторжения. Двумя днями позже Евгений подвергался нападению у Вязьмы, но после семи часов ожесточенного боя ему удалось отбросить неприятеля. Описывая это сражение, Сегюр замечает, что вице-король, «безусловно, не был из числа тех генералов, что получили свои чины исключительно благодаря фаворитизму. Те всегда оказывались неспособны предвидеть опасность, их постоянно захватывали врасплох по причине недостатка опыта. Он (Евгений) сразу распознал угрозу и точно знал, что ему делать». 6 ноября начался ужасный снегопад. Наступила русская зима.
Ее последствия для лошадей оказались такой же катастрофой, как и для людей. Снег закрыл собой скудные остатки растительности, и лошадям было нечего есть. Когда французские солдаты 9 ноября снова оказались у стен Смоленска, от кавалерии оставалось всего 4 с половиной тысячи верховых лошадей. Это означало не только фактический конец кавалерии, не хватало лошадей, чтобы тянуть подводы. К холоду прибавился повальный голод. Даже самые высшие офицеры были вынуждены идти пешком, включая самого императора, Мюрата и Евгения Богарне.
Когда Великая армия достигла Смоленска, оказалось, что продовольственное снабжение отсутствует. Провианта не было. Отступление сквозь снега продолжалось дальше. На подступах к Смоленску итальянская армия была полностью уничтожена ее преследователями на переправе через реку Вопь. Евгению удалось спасти лишь горстку людей. Свидетель тех событий Коленкур вспоминает: «Все, — чего можно было добиться мужеством, следуя примеру бравого и преданного командира, было сделано, но напрасно». 11 ноября вице-король писал в Италию супруге, что не брился вот уже десять дней и отрастил себе бороду на манер монаха-капуцина. Тем не менее он нашел в себе силы возглавить остатки вверенных ему войск, чтобы броситься на подмогу маршалу Нею, который оказался отрезанным.
В конце ноября Наполеон и 12 тысяч оставшихся у него солдат по двум понтонным мостам переправились через Березину — жуткая переправа, во время которой больше народу нашло смерть в ледяных водах реки, чем под огнем русских, пытаясь воссоединиться с корпусами Удино и Виктора. Все вместе начали откатываться к Неману. Свирепствовали морозы, достигая 20, а то и 30 градусов. Только в течение трех дней Наполеон лишился 20 тысяч человек.
Отложив в сторону ружье, которое он носил на плече, подобно рядовому бойцу, Евгений писал другу «Наши друзья и товарищи валятся на марше и гибнут от усталости, истощения и холодов. Мои итальянцы мрут, как мухи. От королевской гвардии осталось не больше сотни людей. Как счастливы мы будем, когда в один прекрасный день снова увидим родимый кров. Это слишком дорого нам обходится» За Неманом император потерял убитыми и пленными около 380 тысяч. Когда 30 декабря маршал Ней с ружьем в руке последним из французов переправился через Неман, всего 4 тысячи человек — офицеров, солдат из остатков молодой и новой гвардии — все еще сохраняли боевой порядок.
5 декабря Наполеон оставил свою армию у Молодечно, передав командование Мюрату, и на санях возвратился во Францию. До него из Парижа дошла весть, что там имела место попытка захвата власти. Генерал Мале, фанатичный республиканец, объявил, что император якобы погиб в России. И хотя переворот провалился, тем не менее авантюра Мале повергла Наполеона в ужас. Особенно его потрясло то, что никому даже в голову не пришло объявить римского короля императором Наполеоном II. Промчавшись через всею Германию в наемной карете с зашторенными окнами — никто даже не догадывался, что же случилось там, в России, — император 18 декабря 1812 года совершенно неожиданно для всех объявился в Тюильри. Через сорок восемь часов в «Монитере» был опубликован составленный им самим бюллетень, в котором как можно мягче говорилось о катастрофе, постигшей императора в России. Заканчивался бюллетень на бодрой ноте: «Здоровье Его величества никогда не было столь отменным».
Неаполитанский король, деморализованный уже тем, что вынужден идти пешком, отнюдь не обрадовался возложенным на него обязанностям. Распоряжения Наполеона были предельно лаконичны: собрать армию у Вильно, атаковать русских, удержать за собой западный берег Немана и стать вдоль реки на зимние квартиры. Позднее Наполеон следующим образом отозвался об Иоахиме: «Это выше моего понимания, как такой храбрец мог столь часто вести себя как последний трус». Добравшись 8 декабря до Вильно и обнаружив, что некогда дружелюбное местное население настроено враждебно, Иоахим заявил: «Я не собираюсь угодить в ловушку в этой дыре». И быстренько покинул город, хотя там было полно боеприпасов и продовольствия Десять дней спустя Иоахим созвал в Гумбиннене, в Восточной Пруссии, военный совет. Мюрат отвел все войска к этому месту, заявив, что бы там ни считал император, по его личному мнению, удержать берег Немана нет никакой возможности, а посему следует отступать дальше. В ответ на громкие неодобрительные возгласы он прокричал: «Как мы можем спасти этого безумца? Во всей Европе не найдется ни единого короля, который бы верил его обещаниям или подписанным с ним договорам. Что касается меня, то я весьма сожалею, что не внял предложениям англичан Прояви я благоразумие, я бы и по сей день спокойно сидел на троне, как австрийский император или король Пруссии». Маршал Даву язвительно прервал его. «Но то суверены милостью божьей, унаследовавшие трон от предков и пользующиеся традиционной преданностью своих народов. Ты же стал королем милостью Наполеона и ценой французской крови. И теперь ты ослеплен чернейшей неблагодарностью».
Мюрат поспешно перевел дискуссию к планам переноса ставки в Кенигсбарг. Однако тайно он отправил двух неаполитанцев из своего штаба — герцога Карафа де Нойа и князя Кариати, имевших родственников в Вене, — с поручением к Меттерниху, чтобы прозондировать почву на предмет возможности заключения с австрийцами конфиденциального соглашения, которое гарантировало бы Мюрату его корону