в случае краха Французской империи 26 декабря, узнав, что прусские части в массовом порядке переходят на сторону русских, Иоахим решил, что Кенигсберг также надлежит оставить, и перевел свою ставку дальше на запад. Более того, ему не давали покоя скандальные слухи, будто в его отсутствие Каролина правила Неаполем на правах регента, причем проявляла при этом возмутительную независимость в поступках и суждениях, и окружила себя роем новых любовников.
15 января король Иоахим написал Наполеону, что он весьма неохотно оставляет командование Великой армией «исключительно по причине здоровья, которое за последние пять-шесть дней ухудшилось настолько, что я не в состоянии добросовестно заниматься административными вопросами». В постскриптуме Мюрат добавил: «У меня лихорадка и симптомы серьезного приступа желтухи».
Двумя днями позже он исчез из Познани, куда, наконец, перевел свою ставку. Мюрат выждал ровно столько, пока туда пришел Евгений и принял у него командование. Через две недели неустанной скачки король Иоахим вернулся к себе в Неаполь. «Недурно для больного!» — прокомментировал с улыбкой Евгений, когда до него дошла эта новость. За два дня до ее воссоединения с Иоахимом Каролина получила от брата довольно резкое письмо: «Твой муж, неаполитанский король, бросил армию на произвол судьбы. Он бывает храбр на поле боя, но становится слабее женщины или монаха, как только враг исчезает из виду. Он начисто лишен стойкости духа. Я поручаю тебе довести до него, что я весьма недоволен его поведением».
Кажется странным, почему Наполеон сразу не доверил командование вице-королю. Генерал Коленкур подозревал, что императору не хотелось, «чтобы Евгений очередным успехом поднял себя в глазах окружающих». Итальянские офицеры жаловались, что только Ней удостоился похвалы за проявленное во время отступления мужество, хотя Евгений проявил ничуть не меньший героизм Возможно, император всеми силами пытался обезличить человека, способного в один прекрасный день стать соперником римскому королю. Однако вице-король не стал принимать это близко с сердцу и реорганизовал армию Он искал и находил лазареты, поднимал боевой дух, устраивая парады, сформировал новый наблюдательный корпус, набирал новобранцев, проводил перегруппировку — и все это несмотря на душераздирающие призывы Августины Амелии вернуться домой.
Когда в марте 1813 года прусский король объявил Франции войну, Евгений отказался подчиниться приказу отчима сжечь Берлин и отвел войска за Эльбу К весне он имел 60 тысяч здоровых солдат, пушки и лошадей.
Наполеон мрачно ждал, когда Европа восстанет против него. Вскоре Бернадот, высадившись в Штральзунде с 35 тысячами шведских войск, соединится с русскими и пруссаками. Австрия тоже под шумок вооружалась, хотя и оставаясь на тот момент нейтральной. Тем не менее император был далеко еще не сломлен и свято верил в свою «звезду». Во всей старой Европе остался один-единственный суверен, с которым, он надеялся, ему удастся заключить союз. То был Пий VII. Пять дней продолжались в Фонтенбло уединенные споры между ними. 25 января папа подписал проект Конкордата. Мария-Луиза, ожидая, что сам понтифик коронует ее императрицей в Соборе Парижской богоматери, восторженно писала отцу: «Император уладил все дела христианского мира». Однако верные прозорливым предчувствиям, выработанным курией за многие века дипломатии, советники Пия тотчас распознали, какие последствия может повлечь за собой отступление из Москвы. (В Риме Святая Анна-Мария Тайджи предвещала неминуемое падение Наполеона). 24 марта Пий известил императора, что отказывается от подписания соглашения.
Сенат одобрил просьбу Наполеона провести призыв еще 350 тысяч новобранцев, однако предполагалось, что 150 тысяч из них будут составлять не достигшие совершеннолетия юноши. Эти бедные мальчики получили прозвище «марии-луизы», что вряд ли можно считать знаком любви французов к правящей династии. И если какая-нибудь французская семья сама еще не потеряла сына, то ей всегда была известна другая, по соседству, чей юноша был принесен в жертву спасению режима. И даже немолодые буржуа национальной гвардии подлежали службе за границей.
В результате к весне 1813 года Наполеон набрал новую армию в 200 тысяч человек, правда, офицеры до этого в глаза не видели тех солдат, которых теперь вели за собой в Германию, а большинство прапорщиков получили лычки лишь накануне отъезда. Самой сложной проблемой оказалась дороговизна хороших лошадей. Верховых кавалерийских лошадей и артиллерийских тяжеловозов, погибших в России, заменила собой пестрая коллекция заезженных или вовсе негодных, списанных кляч.
Более того, император догадывался, что волей-неволей ему придется бросить Жозефа на произвол судьбы. Он прозорливо предвидел, что Веллингтон, бывший в то время главнокомандующим не только английской, но также испанской и португальской армий, не замедлит нанести удар по Северной Испании, которая уже была объята восстанием против французских оккупантов. В январе Наполеон сказал военному министру: «Передайте еще раз мой приказ королю Испании перевести ставку в Вальядолид, удерживать Мадрид лишь силами передовых частей, передислоцировав как можно больше людей на север и в Арагон, чтобы тем самым заставить Северную Испанию покориться» Снова и снова император слал Жозефу приказы подтянуть силы к Вальядолиду Однако его брат, как всегда, предпочитал показное могущество взвешенным действиям и поэтому упрямо стоял на том, что покинуть столицу для, него равносильно отречению. Когда же Жозеф в конце марта, покинул-таки Мадрид, то, хотя и принял на себя командование всеми боевыми операциями, все же проводил свое время в обустройстве вальядолидского двора и почти не интересовался военными делами. В результате он оказался перед лицом весеннего наступления Веллингтона, имея в своем распоряжении не более 30 тысяч войск, в то время как в тылу у него Северная Испания была занята повстанцами.
В отличие от Жозефа, Жером проявил себя реалистом. Брат объяснил ему, что решающая война будет проходить на его границах, и поэтому Жером не сомневался, что в глазах своих подданных он представляется не кем иным, как иностранцем-марионеткой. Не случайно он испытывал значительные трудности при наборе новобранцев в новую вестфальскую армию. И хотя сам он оставался в Касселе, Жером с несвойственной ему заботой отправил 10 марта королеву Екатерину со всеми домочадцами от греха подальше в Париж, несмотря на настойчивые требования Наполеона, чтобы она ни в коем случае не покидала Вестфалию. Ее отъезд лишил присутствия духа последних из оставшихся у Жерома преданных граждан.
Луи, нашедший приют в Граце, давно предсказал что война с Россией кончится для его брата крахом, однако его пророчество основывалось скорее на присущем ему пессимизме, нежели на даре предвидения Теперь же он предложил императору свои услуги, но только взамен на свое возвращение на голландский трон. Ему твердо дали понять, что такое условие невыполнимо, хотя его с радостью примут дома во Франции. Бывший король Голландии, оскорбившись, остался в Граце, настаивая на том, что он-де голландец, а не француз. И даже «мадам мать» оказалась бессильна убедить его, что возвращение домой будет расценено как «благородный шаг».
Люсьен, как всегда, горел желанием играть в государственного деятеля и идти наперекор любой политике императора, какой бы та ни была.
Когда до него дошла весть о русской катастрофе и заговоре Мале, Люсьен через своего знакомого полковника Лейтона обратился из Вустершира к британскому министру иностранных дел лорду Каслри с предложением, что в случае гибели Наполеона, преемником того на троне должен стать не римский король, а миролюбивый Жозеф. Это позволит Фердинанду VII незамедлительно вернуться в Испанию. Каслри ограничился вежливым ответом — у него не было ни малейших намерений принимать это предложение.
В январе 1813 года Люсьен возобновил переписку с министром иностранных дел. На этот раз он предложил план, согласно которому и император, и Жозеф сохраняли за собой свои короны. Он даже предложил свои услуги в качестве посредника для переговоров с Наполеоном. Разумеется, и на это предложение Каслри ответил вежливым отказом.
Единственным из членов клана, кто никак не прокомментировал отступление от Москвы и его последствия, была Полина. Даже Летиция упрекнула дочь за то, что Полина не написала императору, дабы выразить свое сочувствие. Полина провела большую часть 1812 года, тихо излечивая свои хвори и ипохондрию в Экс-ле-Бен. Там она предавалась лодочным прогулкам по озеру Бурже и обзавелась парой новых поклонников. В сорок девять лет Франсуа-Жозеф Тальма, звезда «Комеди Франсез», начинавший свою карьеру как дантист, был самым знаменитым трагедийным актером Франции тех дней, блистая во всех классических ролях Корнеля и Расина, и уже замахивался на Шекспира. Наполеон глубоко восхищался им и даже дважды оплатил его долги. Со своей стороны Тальма буквально боготворил своего патрона; роялисты поговаривали, будто он давал императору уроки красноречия и умения держать себя.
И хотя Тальма в ту пору был уже далеко не молод и, пожалуй, немного грузноват, однако тотчас без ума влюбился в эту неземную сильфиду Полину, как только летом того года приехал поправить здоровье на водах Экса. Он слал ей страстные цветистые послания, которые ради соблюдения приличий адресовал мадам Софи: «Полина, ты не в состоянии представить глубину моей любви к тебе или сердечных ран, нанесенных мне тобой… Была ли еще на свете судьба, подобная моей? Боже, как я несчастен!» Что было прагматично с его стороны, он также искал ее содействия в получении лицензии на экспорт товаров в Англию для одного торгового дома, в котором имел свою долю. Полина не стала отвечать на его письма или же добывать ему лицензию, и, судя по всему, не пустила его к себе в постель. С другой стороны, она несомненно спала с полковником Антуаном Дюшаном. Этот молодец, офицер-артиллерист в синем мундире, происходил из семьи гренобльских банкиров. Он был не только ее ровесником, но также, подобно Канувилю, отличался мужественностью и красотой. Он объявился в Эксе примерно в то время, что и Тальма, поправить здоровье после тяжелого ранения, полученного им во время осады Валенсии, и вскоре проникся истинной преданностью к этой странной хворающей принцессе. Он утешал ее, когда до нее дошла весть о гибели Канувиля. Полина была настолько потрясена, что несколько дней отказывалась от пищи.