Флоренции. Несомненно, так оно было к лучшему, поскольку Жозеф продолжал волочиться за юбками ничуть не меньше прежнего. Его постоянной любовницей стала мадам Сари, жена корсиканского офицера. Была у него и американка из квакеров, Аннет Сэвидж, которую он поселил у себя в «глухомани». в округе Джефферсон. Тем не менее было бы несправедливо назвать его эгоистом. В 1817 году и повторно в 1819 году он писал Наполеону, предлагая разделить с ним изгнание на Святой Елене. Однако брат отверг это предложение, вполне возможно, к его величайшему облегчению. Кроме того, у Жозефа завязалась прочная дружба с Бетси Патерсон, которая частенько навещала его в Пойнт Бриз.
Пий VII простил Люсьену его участие в «Ста днях» и добился для него освобождения из-под стражи в Турине. Люсьен вернулся к прежней беззаботной жизни в Риме, Канино и Тиволи и опубликовал свою вторую претенциозную поэму «Киренеида», в которой долго и нудно повествовалось о спасении Корсики от вторжения мавров в XI веке. В окружении сыновей, давая пышные увеселения в своем римском палаццо, покровительствуя художникам и писателям, раскапывая этрусские древности, князь Канинский, несомненно, был счастливейшим из братьев Бонапартов, и ему наверняка можно позавидовать даже больше, чем Жозефу в Америке. Тем не менее он также предлагал Наполеону разделить изгнание на Святой Елене.
Луи во время «Ста дней» оставался в Италии. Здоровье «графа де Сен-Ле» было окончательно подорвано, а разум его слегка помутился. Его единственным утешением в жизни стало увлечение второсортной литературой и ворчание в адрес бывшей супруги. В 1816 году Луи сделал в Риме из себя посмешище, влюбившись (платонически) в молодую красивую княгиню Витторию Колонну. Он пребывал в непоколебимой уверенности, что она согласится выйти за него замуж, пока родители девушки не развенчали его надежд. Лишь однажды Летиция и весь клан публично выступили единым фронтом в поддержку его бывшей супруги Гортензии, когда Луи потребовал возвратить ему мебель и картины, чтобы он мог обставить дом для Виттории. В 1826 году Луи переехал во Флоренцию, где и провел остаток своих дней в комфорте, хотя и без излишней роскоши.
Время от времени Гортензия навещала его, чтобы обсудить будущее их детей, и, как правило, эти визиты кончались для нее нервными срывами. Достаточно постранствовав, она обосновалась с сыновьями в небольшой и пришедшей в упадок вилле «Аренгберг» на берегах Констанцского озера, которую приобрела в 1817 году. Гортензия писала в своих мемуарах; «Я уединилась от мира, так как мне хотелось одного — обрести спокойствие и доброту». Ее роман с Флаго окончился вскоре после того, как в 1814 году она отказалась выйти за него замуж: ведь развестись с Луи означало для нее потерять сыновей. Во время «Ста дней» они на короткое время возобновили отношения, но в итоге наступил полный разрыв, когда Флаго женился на дочери лорда Кейта. Иногда Гортензия виделась со своим братом Евгением, который остался непоколебимо верен Бонапартам. Раз в год он навещал в Риме Полину.
В конце концов, бывший вице-король Италии так и не удостоился княжества. Вместо этого он получил денежную компенсацию, что сделало его владельцем несметных капиталов. В 1817 году преданный ему тесть, король Максимилиан, наградил его титулом герцога Лейхтенбергского и первого пэра Баварии, что поставило Евгения вместе со званием «Ваше королевское высочество» лишь на ступеньку ниже принцев крови. Евгений также был произведен в командиры одного из баварских полков легкой пехоты. Он вел счастливую жизнь в своей прекрасной резиденции в Эйхштедте, в окружении обожаемой и преданной Августы Амелии и семи отпрысков, посвящая почти все свободное время охоте на диких кабанов в горных лесах. В 1823 году Жозефина, старшая дочь самого верного паладина Бонапартов, вышла замуж за кронпринца Швеции Оскара, сына и наследника величайшего предателя клана Бернадота. Этому браку выпало стать воистину счастливым союзом. Сам Евгений был уже болен раком и скончался в 1824 году.
Жером провел два года пленником в Вюртемберге, вместе с Екатериной и их маленьким сыном, который стал позже известен как «Плон-Плон». Время от времени король Вюртембергский говорил дочери, что если та разведется с супругом, то может требовать чего угодно, а Жером получит пенсию. Но Екатерина упорно отказывалась от развода. В конце концов отец ощутил неловкость, устыдившись своего поведения, которое в глазах окружающих представлялось жестоким и неестественным, и отпустил супругов на свободу с мизерным содержанием, потребовав, однако, от них обещания, что они поселятся в австрийских владениях.
Александр I продолжал выплачивать Екатерине пенсию, хотя и небольшую. Чета обосновалась в Триесте под именами графа и графини де Монфор. Первая супруга Жерома, Бетси Патерсон, посетившая вместе с их сыном Бо в 1819 году Европу, побывала в Италии, где была радушно принята Летицией, Люсьеном, Луи и Полиной, которые обращались с ней и ее сыном как с членами семьи. Тем не менее Бетси так и не встретилась с бывшим супругом, если не считать случайного столкновения с ним в галерее дворца Питти во Флоренции несколько лет спустя, когда, не проронив ни слова, Жером в замешательстве бросился вон вместе с Екатериной. В ноябре 1821 года она писала своему отцу в Балтимор, что ее бывший супруг «остался без гроша в кармане, его наследство, капитал и доходы пущены на ветер, а долги так велики, что его семья даже при желании не могла ничего для него сделать, но и желания у нее нет». Ее информация была на редкость точной. Летиция выделила Жерому несколько тысяч франков, но, когда от них вскоре не сталось ни единого су, она ограничилась советом: «Бери пример с меня. Живи по средствам». Бо в конце концов получил возможность повидаться с отцом, однако, хотя с ним обращались радушно и приветливо, решил все-таки делать карьеру в Америке, поскольку все члены клана, за исключением одной лишь бабки, жили не по средствам и не желали ничем помочь ему. Жером не стал предлагать Наполеону разделить с тем ссылку на Святой Елене. Екатерина же, наоборот, обратилась с просьбой к британскому правительству позволить ей поселиться на Святой Елене, чтобы ухаживать за деверем, который, по дошедшим до нее слухам, был серьезно болен. «Я бы сочла за счастье, если бы своим уходом и заботой могла облегчить ему тяготы пленения» Однако ей было отказано. Следует отметить, что Екатерина проявила душевную щедрость, поскольку незадолго до этого родила дочь (будущую княгиню Матильду, увековеченную Прустом).
Предатель клана Иоахим Мюрат встретил смерть так же экстравагантно, как и жил. Он бежал из Неаполя, переодевшись матросом, в мае 1815 года и целым и невредимым добрался до Франции. Однако Наполеон отказался принять его, не говоря уже о том, чтобы воспользоваться его услугами. После «Ста дней» Мюрат пребывал в смертельной опасности, скрываясь от белого террора роялистов в окрестностях Тулона, где ему частенько приходилось ночевать в поле на голой земле. В конце концов он добрался до Корсики, откуда в октябре вместе с 250 подобных ему авантюристов отплыл в Неаполь, наивно полагая, будто его бывшие подданные жаждут его возвращения. Пристав к берегу в небольшом порту Пиццо в Калабрии в сопровождении 26 «солдат», как всегда, разнаряженный и легко узнаваемый, он тотчас попал под горячую руку банде крестьян, вооруженных ножами и дубинками, которые, не теряя времени, сволокли его в тюрьму. Мюрата без проволочек отправили под трибунал, и командующий местным гарнизоном Бурбонов живо приговорил его к смерти. Мюрат принял смерть со свойственной ему храбростью, не позволив неаполитанским солдатам завязать ему глаза. Его вдова, переименовавшая себя в графиню Липонскую (Липона — анаграмма из Napoli, т. е. Неаполь) обосновалась вместе с детьми в относительной бедности неподалеку от Триеста. Каролина была неспособна жить без мужчины, которым бы она могла помыкать, и поэтому сочеталась тайным браком с военным, шотландцем по происхождению, состоявшим прежде на неаполитанской службе, генералом Франческо Макдональдом. Наполеон был шокирован, когда до него дошла весть об этом мезальянсе, и тем не менее можно смело утверждать, что это замужество сделало Каролину гораздо счастливее, чем раньше.
В 1818 году второй великий предатель, на чью долю из всего клана выпал самый продолжительный успех, «Высокий и могущественный принц и повелитель Карл XIV Юхан», по-прежнему щеголявший своей якобинской татуировкой, был коронован в Стокгольме королем Швеции, готов и вандалов со всеми полагающимися по этому поводу торжественными ритуалами лютеранской церкви. За этой коронацией последовала вторая, в Христиании (Осло), и Бернадот стал хозяином своего второго королевства, Норвегии. Небольшая, но шумная группа шведских легитимистов громко выражала свое негодование по поводу события, ставшего в их глазах «узурпацией трона» этим проклятым французишкой», так как они хранили верность юному Вазе, который по праву являлся законным наследником. Сэр Вальтер Скотт был весьма растроган, встретившись с юношей, который представлялся ему шведским вариантом принца Чарли. Либералы вскоре тоже получили основательный повод невзлюбить Бернадота. Тем не менее, хотя Карл Юхан так и не выучил языка своих подданных и постоянно подвергался бичеванию справа и слева, ему удалось сохранить шведскую корону до 1844 года, когда он скончался от удара.
Королева Дезидерия, присоединившаяся к нему за двадцать лет до этого, прожила в Стокгольме до глубокой старости. Их сын Оскар, названный когда-то по просьбе Наполеона в честь героя оссиановской поэмы, сменил на троне отца, не встретив никакого сопротивления. Внуку Оскара выпала честь взять в жены последнюю наследницу семейства Ваза (по отцовской линии нынешний принц Уэльский является потомком как Бернадота, так и Евгения де Богарне).
Элиза, эта предательница меньшего масштаба, теперь именовавшаяся графиней де Кампиньяно, превратилась в на редкость беспокойную «пленницу» в Брюнне (Брно). Услышав, что австрийский губернатор Тосканы распродал ее лошадей, она принялась жаловаться, написав Меттерниху, что смеет надеяться, императору Францу известно об этом Беспрестанно досаждая жалобами и требованиями, в 1819 году она все таки добилась для себя от австрийцев ежегодной пенсии в 300 тысяч франков. Ее просьба после «Ста дней» получить разрешение присоединиться к Наполеону на Святой Елене, вряд ли была искренней, так как повторений не последовало. Элизе было отказано в просьбе позволить ей вернуться в Болонью или же поселиться в Равенне, как она того требовала. Элиза направилась в Триест, который, по мнению императора, был «одноглазой дырой». Там она приобрела себе прекрасный особняк на Кампо Марцио, а также виллу Вичентина у моря, где и воссоединилась с Баччиоки и своими двумя детьми. Здесь она покровительствовала художникам и театру, увлекалась любительскими спектаклями и даже приступила к раскопкам римского города Аквилеи. Ее отношения с Летицией, с которой она не виделась с 1810 года, оставались весьма натянутыми. Однако Элиза пришла в искренний восторг, когда Жером, занявший теперь в ее сердце после Люсьена место любимого брата, также обосновался в Триесте в 1819 году. Еще более обрадовалась она, когда по соседству поселилась Каролина. Странным дополнением к ее узко