ирландского происхождения. В это дело вмешался Жозеф, и таким образом опасность миновала. Жюли была низкорослой, с лошадиным лицом и к тому же страдала от прыщей, но зато обладала чутким сердцем и острым умом и, что самое главное, должна была унаследовать 80 тысяч франков. Жозеф представил это многообещающее юное создание матери, и та тотчас одобрила как саму избранницу, так и ее наследство. Вскоре состоялась помолвка.
Тем временем Саличетти делал для клана нечто большее. Посетив 26 сентября 1793 года республиканские силы, осаждающие Тулон, он доложил Комитету общественного спасения, что «капитан Деммартен ранен, и наша артиллерия осталась без командира. Однако тут нас ждала редкостная удача, мы остановили гражданина Буонапарте (квалифицированного капитана того же подразделения), который уже собирался присоединиться к итальянской армии, и приказали ему занять место Деммартена».
Поначалу Наполеона раздражали его бездарные начальники, которым же действовала на нервы его преданность делу — он неизменно спал на земле рядом со своими пушками. Но в конце концов его неугомонность взяла верх. Не без труда и потерь ему удалось захватить английский редут на Керском мысе, служившем ключевой позицией ко всему порту, и оттуда повел по «кораблям деспотов» обстрел раскаленными ядрами. Таким образом, Наполеон запер в ловушку вражеский флот, который был не в состоянии ни покинуть гавань, ни войти в нее.
Британские войска были вынуждены спешно оставить Тулон 18 декабря 1793 г. Наполеон стал свидетелем и участником отчаянной рукопашной схватки и даже сам получил штыковое ранение в ногу Под ним были убиты одна за другой три лошади, а самого его трепала лихорадка, но в конце концов ему удалось захватить в плен вражеского генерала. Но, что самое главное, на тот момент Наполеону удалось расположить к себе еще одного из военных комиссаров республики — Поля де Барраса, который и повысил его в звании. В ту пору Наполеону было всего двадцать четыре года.
18 января 1794 года бригадный генерал Буонапарте получил в итальянской армии место командующего артиллерией. Штаб располагался в Ницце, в ту пору принадлежавшей Италии, поэтому Наполеон поселил мать в Шато Салле — симпатичном сельском домике неподалеку от Антиба. Та произвела впечатление на местных жителей тем, что собственноручно обстирывала семью, пользуясь в этих целях ручьем, протекавшим в саду, несмотря на щедрое содержание, выдаваемое ей сыном. Скорее всего ей не верилось, что это благоденствие продлится слишком долго.
К этому времени два офицера из Гаскони, в будущем оба члены клана Буонапарте, увидели для себя перспективы, сулящие славу и богатство. В 1787 году полк легкой кавалерии из Шампани пополнился во время своего пребывания в Тулузе странным рекрутом. То был семинарист, вынужденный бежать из семинарии за неуплату долгов. Было ему тогда двадцать лет, а полученное образование помогло в течение двух лет прослужить полковым квартирмейстером в звании сержанта, хотя вскоре после этого он оставил армию, чтобы продолжить службу за прилавком в мануфактурной лавке своего кузена. Во время революции он снова вернулся в армию и, став в 1793 году лейтенантом, писал в письме домой так: «Так как деспотизм приказал долго жить, будущее представляется мне в радужном свете».
Звали этого несостоявшегося священника, сменившего рясу на форму офицера кавалерии, Иоахим Мюрат.
Второй, Жан Бернадот, сын писаря из адвокатской конторы в городе По, получил лейтенантский чин в начале марта, прослужив рядовым целых одиннадцать лет. Он также написал домой брату в июле 1793 года: «Надеюсь, что вскоре стану капитаном. А пока я здесь четвертый лейтенант. Но даже эти обстоятельства не радуют меня, как мысль о свободе, которой я наконец-то узнал истинную цену». Он вытатуировал у себя на руке лозунг «Смерть тиранам», имея в виду, несомненно, королей.
Баррас, который, по собственному признанию, к тому времени ненавидел Наполеона, пишет в своих мемуарах, что тот превратился в жестокого республиканца. «Марат и Робеспьер — вот кто для меня святые», — говаривал коротышка-артиллерист. Говоря о памфлете, незадолго до этого опубликованном Наполеоном, Баррас добавляет: «Невозможно представить по духу нечто более якобинское, нежели положения этого дьявольского трактата».
Кроме того, он сравнивает Наполеона с архиреволюционером Маратом. Бесспорно, в это время Наполеон принадлежал к экстремистскому крылу якобинцев. Как он сам обтекаемо заметил уже на Святой Елене: «Тогда я был слишком молод, и мои воззрения еще не устоялись».
Баррас отмечает, что во время банкета, устроенного для комиссаров революционным комитетом по поводу празднования взятия Тулона, Бонапарт уже вел двойную игру, ставшую неотъемлемой частью его натуры, бегая от банкета комиссаров, присутствие на котором считал для себя великой честью, в соседнюю комнату, где было устроено угощение для санкюлотов, словно пытаясь извиниться перед последними за то, что он не с ними.
Баррас далее сообщает о том, когда и при каких обстоятельствах новоявленный бригадный генерал вступил в Итальянскую армию: «Он завел дружбу с младшим Робеспьером и Рикором с его супругой, и те стали его покровителями с самого начала его итальянской службы».
Буонапарте, все еще генерал низшего ранга, пытавшийся любыми средствами пробиться наверх и считавший женщин самым эффективным средством в достижении этих целей, неустанно обхаживал мадам Рикор, так как знал, что ее супруг располагал значительным влиянием на своего коллегу — младшего Робеспьера. Он не отходил от нее буквально ни на минутку, то подавал ей перчатки или веер, то с видом глубочайшего почтения придерживал для нее уздечку или стремя, то сопровождал ее во время прогулок, не выпуская из рук шляпы. Казалось, что его терзает постоянный ужас, как бы с ней не случилось какого-нибудь несчастья.
Безусловно, такое поведение было для Наполеона крайне нетипично.
Не оставляет сомнения и тот факт, что Буонапарте поддерживал постоянные связи с якобинцами в Париже и пользовался их безграничным доверием. Как нам известно из его собственных записок, он считал, что из старшего Робеспьера, Максимилиана, сделали козла отпущения. «Робеспьер обладал большей прозорливостью и политическим чутьем, чем это принято думать». Огюстен, младший Робеспьер, сильно привязался к бригадному генералу, который, по его мнению, обладал «трансцендентальным талантом». Во время термидора (июля) 1794 года Огюстен пригласил Наполеона в Париж, куда направлялся с донесением в качестве представителя республики в итальянской армии. Наполеон, с присущей ему проницательностью, отклонил приглашение.
Сам он в это время был занят тем, что создавал линию береговой обороны, готовясь к кампании против Пьемонта. Он назначил Луиджи лейтенантом у себя при штабе, чтобы тот мог продолжать свои занятия. Юноша стал свидетелем настоящих боев, сопровождая брата во время небольших стычек с пьемонтцами у подножия Альп. А чтобы младший брат еще больше набрался опыта, Наполеон отправил его на береговую батарею в Сен-Тропе. Люсьен, который, чтобы продемонстрировать свое революционное рвение, называл себя «Брут Буонапарте», из кожи вон лез, пытаясь доказать, что Наполеон вовсе не единственный якобинец в их семье. В должности председателя революционного комитета в деревушке Сен-Максимен он распорядился посадить в тюрьму более двадцати из своих соседей по подозрению в «нелюбви к революции».
Возможно, что его брат не имел возражений против такой линии поведения, но в апреле 1794 года «Брут» Люсьен слишком далеко зашел в своих демократических принципах, женившись на сестре владельца деревенской гостиницы. Екатерина Бойе была на два года старше девятнадцатилетнего Люсьена, но, что еще хуже, не только была неграмотна, но и не имела ни гроша за душой. Люсьен даже не стал спрашивать у семьи разрешения. Летиция, сама малограмотная, впоследствии делала вид, что благоволит к хорошенькой брюнетке, но Наполеон и Жозеф сочли поступок брата непростительным. Даже во время революции нельзя забывать о положении своей семьи в обществе.
То были месяцы, когда в стране вовсю свирепствовал террор. Несомненно, для Комитета общественного спасения и его сторонников, таких, как, например, братья Буонапарте, это была не более чем разновидность военного трибунала, необходимого для сохранения республики, но тысячи погибли ужасной смертью по той единственной причине, что принадлежали к определенному классу или вероисповеданию, и еще многие тысячи жили в постоянном страхе.
В числе жертв оказался и бывший виконт де Богарне, шумный и восторженный якобинец и генерал республики, командовавший Рейнской армией. Он был арестован в марте 1794 года и заключен в тюрьму в Карме, где стены были еще забрызганы кровью жертв расправ, имевших место в предыдущем сентябре. Здесь он и оставался, ожидая каждый день услышать свое имя в числе осужденных на казнь, вплоть до 19 июля, когда его, наконец, отправили на гильотину. По иронии судьбы его супруга Жозефина тоже оказалась с ним в тюрьме, хотя они уже давно не жили вместе. Несмотря на его жестокое с ней обращение, она сделала все, что было в ее силах, чтобы спасти Богарне, за что, собственно, и поплатилась арестом. Полагая, что и ее ждет печальная участь супруга, она дни и ночи напролет плакала и причитала у себя в камере, а впоследствии нашла некоторое утешение в страстном романе с другим заключенным, юным, но знаменитым генералом Гошем.
Однако 10 термидора (28 июля) 1794 года Максимилиан Робеспьер и его сторонники были свергнуты заговорщиками, возглавляемыми Баррасом. Заговор оказался успешным, так как буквально все члены Конвента пребывали в страхе за собственную жизнь. Среди тех, кому отрубили голову вместе с Неподкупным, был и его брат Огюстен, почитатель талантов бригадного генерала Буонапарте. 8 августа Наполеон был арестован как сторонник Робеспьера и заключен в форт Карре в Антибе, неподалеку от дома собственной матери. Все его бумаги были конфискованы, и Наполеону реально грозила смертная казнь. Лейтенант Жюно, который во время осады Тулона служил под его началом в качестве сержанта, предложил организовать побег, но Наполеон отказался. Тем временем генерал Дюгоммье, его непосредственный начальник, убедил следствие, что Франции непозволительно терять такого одаренного воина, и Наполеон был помилован. Ему временно было разрешено даже сохранить за собой командование.