Ее голос оборвался. В нем зазвенела слеза. Кудри взлетели и опустились.
– Ни одного клиента!
Бабушка прекратила вязание. Ожидая продолжения монолога, она смотрела на рассказчицу глазами, полными сочувствия и слез. Отвернувшись, избегая ее взгляда, мадам Милица порывисто налила в обе чашки, до краев, свежего кофе и после нескольких глубоких глотков нашла в себе силы для слов.
– Почему они не идут? Так уверены в светлом будущем? Разве нет у англосаксонских народов натурального любопытства к судьбе? Я бы сказала им: «Не доверяйте удаче! Будьте готовы ко всему, ждите несчастья! Его в мире хватит на всех!»
Ее глаза сверкнули жутко, предостерегающе.
Судьба играет со счастливцем в прятки. А тем временем я проедаю свои сбережения, – заметила она вскользь. – Я приняла решение: если клиент не приедет, через две недели уезжаю в Шанхай. По железнодорожному справочнику это – два дня пути. Но я бросила карты. Вижу: много дней и недель путешествия, и по воде, и по земле, и по воздуху – и, заметьте, без прибытия к желаемой цели. Что ж, если и дальше Тянцзина никому нет дела до собственной судьбы.
Насколько я знаю, – мягко заговорила Бабушка – англичане не верят гаданиям. С ранних лет учатся полагаться на свои силы и верят, что человек сам строит будущее.
– Они так верят? Ха! – Мадам Милица зловеще засмеялась. – До каких ужасов доходит цивилизация! Мне жаль англичан. Зашли бы, могла бы и им кое-что сказать. И зашли бы, пока не поздно, пока я еще гадаю. Да, вымирает наша профессия, гибнет одно из древнейших знаний. И никто ничего, будто бы так и надо. Кто ж из молодых станет тратить время, жизнь на профессию, которая не интересует клиентов. Да, уже немного нас, настоящих гадалок, осталось теперь на земле. Десять лет не встречала коллеги.
Она подлила в чашки еще кофе и, наклонившись в сторону Бабушки, заговорила полушепотом, тоном сердечных признаний.
– Я люблю ваше семейство. Все вы мне дороги. Сколько раз находило на меня искушение бросить карты на вашу семью. Но страшно. И вот через две недели я уеду в Шанхай. И думаю, не попробовать ли… а? Сейчас?
Быстрым движением она вынула колоду карт из кармана и вдохновенно, взволнованно стала их тасовать.
– Люблю я ваше семейство. Мать… бабушка… дети… Приличная семья всегда возит с собой бабушку. Вот уезжаю. Желаю вам всяких благ. Но карты… минута… – и, может быть, конец надеждам. И все-таки, не попробовать ли? А?
Несколько минут обе женщины сидели в молчании и любопытные, и испуганные. Мадам Милица все сильнее поддавалась искушению.
– Знаете, как мы сделаем? Я погадаю лично на Вас. Вы уже старушка. Что Вас может ждать! С Вами уже немногое может случиться. Вы и больны, и бедны. Вам и терять нечего… Боитесь смерти?
– Смерти? Нет, не боюсь, – сказала Бабушка, и ее голос не дрогнул. – В жизни теперь я боюсь только расходов.
Она оставила вязанье и посмотрела вдаль. В наружности Бабушки не было ничего особенного. Ой походила на букетик богородской травки: такая же сухонькая, ароматная, хрупкая.
– Что смерть, – сказала она тихо, – но вот похороны могут разорить семью. Гроб, венчик… а свечи, панихида, отпевание? И место на кладбище. И крест на могилу. И это не все. Как гроб доставить на кладбище? Русское кладбище далеко, за Хэй-Хо. Платить за перевоз. Доктору платить за свидетельство о смерти. Батюшке за отпевание… Какой все это страшный расход! Здесь, на чужой земле, кто поможет? Боже мой! Да еще смерть в доме может распугать жильцов. Нет, нет, как только я представлю себе все это, эти расходы, эту дороговизну, то так мне страшно за дочь мою Таню, так ее жалко, что отпадает всякая охота умирать.
И она энергично принялась за вязание.
– Тогда почему б не попробовать карты? вкрадчиво шепнула мадам Милица и, не ожидая ответа, стала тасовать, высоко поднимая руки. Узором падали карты на стол, и глаза Милицы стали пронзительны и горячи, как угли. Вдруг лицо ее приняло удивленное выражение. На мгновение она как бы застыла, не веря глазам.
– Годы, долгие годы я не видала такой раскладки! Скорое исполнение ваших сердечных желаний. Удача, новый друг, интерес и почет. Во-первых, Вы получите службу…
– Я? Службу? – Бабушка даже приподнялась на скамейке. Голубчик, мне семьдесят лет.
– Да, службу, и с хорошим окладом. Загребать будете деньги. Деньги Вам лично и в дом. У Вас появятся серьезные деловые связи. От них – польза всей вашей семье. Но Вы-то умрете. Однако и после этого не видно долгов. Покрыты, вижу, все расходы. Да, Вас ожидает приятная смерть…
И в этот момент судьба отозвалась на карты. Калитка стукнула, и незнакомый господин вошел в сад.
Глава третья
Вошедший, по внешнему виду, был совершенно необычным посетителем для такого дома, как № 11. Даже по ошибке такой господин не должен бы войти в такую калитку. Это был, без сомнения, англичанин, – высокий, здоровый, хорошо одетый, прекрасно выбритый, корректный и высокомерный. Он был человеком иной, счастливой жизни. Он явился с другой планеты. Зачем он вошел в сад? Почему он сначала остановился, посмотрел на фасад дома № 11, а потом сделал два шага по направлению к Бабушке и опять остановился? Чего он мог искать здесь? Он был фантастическим явлением на этом будничном фоне. И почему он не ушел сразу, если лицо его выражало только брезгливое презрение к тому, что он видел?
Англичанин постоял с минуту, как бы давая и себе, и другим время привыкнуть к необычайности положения, – и заговорил по-английски.
Он сказал необыкновенную вещь – в доме № 11 сдавались комнаты и он хотел видеть хозяйку.
Первой пришла в себя Бабушка. Она переменила изумленное выражение на приветливое. Она встала и радушно улыбнулась. Бабушка получила прекрасное воспитание и поэтому легко ориентировалась во всяком положении. По-английски она говорила отлично. Предполагая, что господин пришел по недоразумению, она объяснила, что № 11 – русский пансион, что в нем имеются жильцы разных национальностей и даже рас; что дом не очень комфортабельный и что, по всем этим причинам, он не подходит для англичанина. Хотя она говорила и быстро и вежливо, господин слушал с брезгливым нетерпением и, едва дав ей докончить, повторил и на этот раз несколько громче то— же самое, что сказал и в первый раз: ему нужна комната в пансионе № 11 и он хотел бы видеть хозяйку.
– Войдите, пожалуйста, – сказала Бабушка, кланяясь и приглашая англичанина в дом.
Господин вошел и в полчаса была заключена удивительная сделка: лучшая комната в доме, с балконом в сад, была сдана, и деньги, тут же и без просьб и торговли, были уплачены вперед за два месяца. Они уже лежали посередине стола, в обыкновенных банковых билетах. Комната же была снята для благородной английской дамы. Дама эта, по словам господина, была не очень молода, не так давно овдовела и была, во всех смыслах, совершенно одинока в Тянцзине. Посещениями ее никто не будет тревожить. К сожалению, дама не может похвалиться прекрасным здоровьем, хотя, с другой стороны, ее нельзя назвать и больной – совсем напротив. Предвидя возможные и непредвиденные расходы, господин считал своим долгом сказать, что дама вполне располагает материальными средствами и все подобные расходы будут оплачены братом дамы, мистером Стоуном, который в настоящее время уже спешит из Англии, из Ливерпуля, в Китай. Мистер Стоун прибывает с единственной целью – ликвидировать коммерческие дела мистера Парриша – «Кожи и кости Туркестана». Дама – жена покойного мистера Парриша. Закончив ликвидацию дела, мистер Стоун, без сомнения, ликвидирует и все личные дела сестры. Он же – то есть пришедший господин – только партнер в фирме «Кожи и кости». Имени своего господин не назвал, да он и не держался на равной ноге в доме № 11. Нисколько. Он лишь считал своим долгом – своим исключительно христианским долгом – позаботиться о даме, вдруг оказавшейся в полном одиночестве. Тут господин слегка вздохнул и добавил, что дама еще недавно была совершенно очаровательной женщиной, но так как в этом мире все превратно, то изменилась и дама… Но все же он хочет надеяться, что переменится и это. Тут господин посмотрел на всех строго и просил запомнить, что с помещением дамы в пансион № 11 совершенно оканчивается его личное участие и заботы о даме. Он – только партнер фирмы и уезжает на лето. Его последним словом будет просьба оказывать даме возможно больше внимания. Она нуждается в постоянном внимании, будучи неустойчивой в неутешном горе. На тревожные вопросы Бабушки господин ответил, что дама станет есть, что дадут, всегда будет всем довольна и в пансион прибудет к вечеру того же дня.
Он ушел, оставив на столе деньги. Бабушка в смущении смотрела на них. В ее кругу, в те прежние времена, никто не давал денег так – прямо на стол или в руки, как в лавке. Они передавались в конверте, незаметно. Но все же это были деньги, и как они были нужны!
Стали поспешно готовить комнату для дамы. Мать и Бабушка за работой высказывали всевозможные предположения о необыкновенном событии. Мадам Милица и маленький Дима старались помогать в работе и развивать тему разговора.
– Англичанка! – вслух и зловеще размышляла Милица. – Как этому верить? Настоящая благородная английская дама в русском пансионе, все ест и никуда не ходит! И заметьте, к ней тоже никто не ходит. Партнер спешит уехать на дачу, но брат торопится на место действия. Сумел снять комнату на два месяца, не назвав своей фамилии. Деловой человек всегда наслаждается своим именем. Как хотите, это – необыкновенное происшествие, и на дне его лежит тайна.
Всем стало не по себе, даже немного жутковато. Дима взял Бабушку за руку, чтоб, на всякий случай, быть к ней поближе.
– Не будем заглядывать в будущее, – умиротворяюще сказала Мать, Татьяна Алексеевна. – Может, и нет большой тайны. Ведь у нас нет доказательств…
– Доказательств? – Мадам Милица сверкнула глазами. – А деньги? И – Вы обратили внимание? – не за один, а за два месяца, и вперед. Я это вижу в первый раз в жизни. Честный человек избегает платить вперед. Много Вы видели авансов от квартирантов? А этот визитер разговаривает свысока, а деньги так и кидает на стол. Мне он даже на поклон не ответил. Сноб английский!