Но он не упадет. Он может справиться. Несмотря на непроизвольное подергивание всего тела, когда он бежит, он контролирует ситуацию. Он сосредоточен на точности каждого шага, даже когда устает, на том, как ставить и поднимать ноги, как со стуком опускать стопу на бетон, создавая устойчивый барабанный ритм, отдающийся эхом во всем теле, вдохновляющий его, подбадривающий, несмотря на жжение под ребрами и уставшие ноги. Продолжай. Не прекращай бой.
Он устал, он задыхается. Он призывает на помощь бунтарский дух Патрика. «Эти демоны не знают, на кого хлебало раззявили». Он думает о Кейти, и у него открывается второе дыхание, силы прибавляются. Он взбирается на пролет за пролетом, держа ровный шаг ради Джей Джея и Меган.
Он представляет себе мать, пристегнутую к коляске, в слюнявчике, медсестра кормит ее с ложки. Его память пускается в галоп от этого воспоминания и других, схожих с ним, и мчится быстрее и упорнее, чем его ноги по ступеням. Его мать хрюкает, как животное, не в силах выговорить членораздельные слова. Его мать в шлеме, а медсестра пытается усадить ее на горшок. Его мать весит сорок килограммов. А потом его мозг становится фокусником и – абракадабра! Вместо матери Джо теперь видит себя. Джо в инвалидной коляске, Джо в слюнявчике и шлеме, Джо, которого кормят, моют и сажают на горшок, Джо, не способный сказать Роузи и детям, что он их любит.
Последняя мысль заставляет его выкашлять из легких весь воздух. Он взбегает по следующему пролету, не в силах дышать, его сердце колотится в голове, как барабан. Вот его будущее. Вот куда он движется, и убежать от этого нельзя.
Но еще не сейчас, напоминает он себе. Не сегодня. Легкие требуют воздуха, и кислород врывается внутрь, питая истощенные мышцы. Джо просит ноги толкаться сильнее. Они отзываются. Сегодня он не в инвалидной коляске. Сегодня он жив и здоров.
Стайка мальчишек-подростков собирается у подножия лестницы, все с крутыми бандитскими рожами и в штанах, спущенных ниже трусов. Джо никак не возьмет в толк, что такого крутого в нижнем белье. Бестолковая пацанва. Они пялятся на него, их тоже раздражает, что он вторгся на их территорию, им противна хорея Джо, они хотели бы, чтобы этот потный странный старик убрался на фиг с их лестницы. Джо ощущает укол смущенного понимания, каков он, но он отталкивает это чувство. Он будет продолжать, как бы это ни выглядело, смотрит на него кучка шпаны или нет. Он думает, не спросить ли у пацанов, почему они сегодня не в школе, но решает их не трогать.
Утро холодное, декабрь, чуть выше нуля, но от Джо пар идет. Он вытирает скользкий от пота лоб. Решает сделать короткий пит-стоп после того, как спустится на пролет, чтобы снять капюшон. И тут его пятка промахивается мимо ступеньки и уезжает прочь. Его сердце и легкие прыгают, да так и остаются в груди в подвешенном состоянии, словно потеряли вес. Он падает. Он даже не успевает ни о чем подумать, а его рука тянется к перилам. Сначала она соскальзывает, потом хватается, выкручивая ему плечо, но уберегая тело от удара о бетон и падения с Сорока пролетов.
Джо замирает так на пару секунд – свисая с перил, зацепившись за них одной рукой, лежа на животе с выброшенными на несколько ступеней вперед ногами, – и ждет, пока его сердце успокоится. Потом отпускает перила, перекатывается и садится на ступеньку. Глядя вниз и потирая плечо, он считает ступени. Тридцать пять. Это было бы больно. Мальчишки смотрят на него без выражения, без сочувствия и молчат.
Если бы этот номер видела Колин, или его физиотерапевт, или Роузи, им бы это не понравилось. Но они ничего не видели, и он удержался. Может, он и старая развалина с болезнью Хантингтона, но рефлексы у него как у газели. Все еще в бою, детки.
Так-то!
Джо оборачивается. У вершины лестницы стоит патрульная машина. Потом он видит Томми, стоящего на верхней ступеньке и смотрящего на него. Руки Томми скрещены на груди.
– Тренируешься к Олимпиаде?
– Ага.
Томми сбегает по ступеням и садится рядом с Джо. Джо смотрит вниз, за лестницу, вдоль Мид-стрит. Шпаны нет. Наверное, услышали сирену и снялись. Томми вздыхает.
– Не сказать, что бы ты делал что-то умное.
– Это для поступления в Гарвард.
– Я тебя не отговорю, я так понимаю.
– Нет.
– Подвезти тебя домой?
– Да, спасибо.
Томми протягивает Джо руку, и Джо за нее берется. Они задерживают пожатие на мгновение, это молчаливое выражение уважения и братства. Когда они добираются до верхней ступеньки, Джо стучит по табличке на Сорока пролетах пальцами, обещая вернуться завтра.
Продолжать.
Не прекращать бой.
Глава 23
Раннее утро, еще нет шести, а Джо уже одет и готов, он сидит в кресле в гостиной и ждет Роузи и девочек. Шторы еще опущены, в комнате темно, ее освещает только телевизор, включенный на канале телемагазина. Роузи, наверное, опять не спала ночью. Джо хотел бы посмотреть новости, но пульт лежит на гладильной доске, и Джо не может заставить себя встать за ним с кресла. Две женщины высокими гнусавыми голосами без умолку болтают про волшебные подставки под мебель. Джо в этом доме мебель не двигал с тех пор, как миллион лет назад избавился от детских кроваток, но женщины его убеждают. Изобретение просто гениальное. И всего за 19.95. Он ищет по карманам телефон, когда входит Кейти.
Сонно здоровается и плюхается на диван. На ней ее всегдашняя форма: черные штаны для йоги, угги и толстовка с капюшоном, но что-то в ней изменилось. У нее чистое лицо. Джо не помнит, когда в последний раз видел свою малышку без косметики, особенно с ненакрашенными глазами. Она не согласится, но Джо считает, что ей так лучше. Она от природы хороша.
Он бы хотел поболтать с Кейти, узнать, что у нее нового и как она, но в последние дни словно не может начать разговор. Ждет, когда она вбросит первую подачу, но у нее закрыты глаза. Она дышит глубоко и ровно, вдох – выдох, лицо у нее умиротворенное. Глаза по-прежнему закрыты. Джо смотрит на нее и гадает, не уснула ли она. Может, она просто не хочет смотреть телемагазин. Может, не хочет видеть своего старика.
Черт. Подставки пропали. Пока Джо смотрел на Кейти, в телемагазине переключились на следующую позицию, приспособление, которое сворачивает одежду. Это его не интересует. Меган еще наверху, а Роузи в ванной, причесывается, это сложная процедура, которую, как выучил Джо, нельзя ускорить или сократить. Они не знают, куда делся Патрик, и не ждут его. Появляется Меган, вид у нее решительный, она закутана в толстое черное пальто, черную шапку и пушистый белый шарф, на плече у нее висит плоская сумочка.
– Готовы? Где мама? – спрашивает Меган.
– Две минуты, – кричит Роузи из ванной.
Меган мается на пороге. Кейти все еще спит – или медитирует, или игнорирует их всех. Роузи, наконец, появляется в гостиной, и с ней, как торнадо, врывается химический запах лака для волос.
– Что за запах? – спрашивает Роузи и морщит нос, учуяв что-то, кроме лака.
Джо до сих пор ничего не замечал, но теперь замечает. Он видит Джеса, который сидит у кресла-качалки Роузи в луже поноса.
– Вот дерьмо, – говорит Джо.
– Не выражайся, – отзывается Роузи.
– Просто пою, что вижу, – говорит Джо, указывая на Джеса.
– Жуть, – произносит Меган.
– Ох, только не это опять, – говорит Роузи, поспешно уходя в кухню.
Джес ничего не позволял себе в доме с тех пор, как был щенком, до прошлой недели – а теперь такое случается ежедневно. Он поднимает голову, встречается с Джо глазами, и Джо поклясться готов, что Джес извиняется. Потом он снова опускает голову на коврик, беспомощный, стыдящийся того, что сделал, и у Джо сжимается сердце.
Кейти встает и присаживается рядом с Джесом.
– Бедный малыш.
Она осторожно берет его на руки и относит в кухню.
Роузи возвращается с бутылкой Уиндекса, бумажными полотенцами и банкой лизола.
– По крайней мере, на этот раз хоть не на диване, – говорит Роузи, вытирая пол.
Кейти возвращается с Джесом, завернутым в полотенце.
– Что мне с ним делать?
– Положи его на лежанку и поехали, – говорит Роузи, распрыскивая лизол и помахивая рукой в воздухе.
– Где Пат? – спрашивает Меган.
– Его ждать не будем, – отвечает Роузи.
Роузи гонит их к входной двери. Задержавшись в прихожей, когда выходят девочки, Джо окунает пальцы в святую воду над статуей Девы Марии и осеняет себя крестом. Роузи делает то же самое, потом смотрит на Джо и улыбается.
– Поехали, – говорит Джо.
И они уезжают в больницу.
Они выходят из лифта на четырнадцатом этаже корпуса Блейка. Джо идет за Роузи по коридору летящей, радостной походкой. Они проходят мимо приемной, где сидят, сгорбившись, люди, вид у которых такой, словно они провели там всю ночь. Несмотря на то что обитатели комнаты выглядят уставшими, здесь ждут праздника. Сонные посетители обременены шариками, мягкими игрушками и вазами с пестрыми цветами. Ничего общего с преддверием ада на седьмом этаже корпуса Ванга.
Роузи останавливается, и Джо следом за ней заходит в палату, где видит Джей Джея и Колин, сидящих на больничной кровати. А вот и он: Джозеф Фрэнсис О’Брайен III, на руках у Колин, завернут в белое одеяло и облачен в один из двух тысяч мятно-зеленых чепчиков, связанных Роузи.
Не теряя времени попусту, Роузи сразу идет к младенцу. Обнимает и целует Джей Джея и Колин, но нужен ей ребенок.
– Можно я его подержу? – спрашивает Роузи. – Руки я только что продезинфицировала.
– Конечно, – отвечает Колин.
Роузи сгребает внука в объятия, и ее лицо становится воспоминанием, фотографией двадцатипятилетней давности из семейного альбома, оно выражает простую радость и любовь, чего Джо не видел уже довольно давно. Роузи снимает чепчик и проводит пальцами по лысой, слегка похожей на шишку, голове младенца.
– Лучше не бывает, – говорит она со слезами на глазах.
– Поздравляю, – произносит Кейти. – Он такой лапочка.