— Ну вот, посмотри, так ли я написала? — спросила она сестру.
— Пожалуй, нужно было немножко повежливее, — ответила о-Юки, прочитав письмо.
— Не умею я письма писать, — смущенно улыбнулась о-Фуку.
В письме матери о-Фуку писала, что она послушалась совета сестры и согласна выйти замуж за Цутому, что свадьбу они сыграют после, когда она окончит школу, и что она радостно будет ждать этого дня. О-Юки сложила письмо вчетверо и вложила в конверт вместе со своим.
Еще до приезда сестры о-Юки получила от матери письмо, в котором она писала, что о-Фуку едет к ней помочь по дому. Одновременно с письмом пришла посылка со сладостями. С какой радостью и волнением читала о-Юки эти пришедшие издалека строки, написанные рукой матери. Ответив матери, о-Юки поделилась с ней мыслями о будущем о-Фуку.
Последнее время письма от Цутому приходили так часто, что о-Юки не могла придумать, где их хранить.
Как-то утром вместе со всей почтой Санкити вручили очередное письмо Цутому на имя о-Юки.
— Частенько тебе пишет Цутому-сан, — сказал он, протягивая ей конверт. Санкити верил людям, и его не интересовало, о чем Цутому пишет жене. Он, конечно, догадывался, что это не простая переписка. Но она не тревожила его. Давно уже прошло время, когда и его сердце дрогнуло бы от такого письма. Санкити многое видел в жизни и допускал, что о-Юки полюбила его не первого. Ей было уже двадцать два года, и она могла получать письма от своих старых друзей. Важно было только, чтобы она помнила о своем долге жены и прилежно трудилась на благо дома. Вот как думал Санкити, у которого и без того было много забот и волнений.
Между тем подошло время когда надо было окучивать овощи. Взяв мотыгу, Санкити пошел на огород порыхлить землю там, где рос лук. Окончив рыхление, он решил посмотреть, какая выросла картошка. Нажав ногой на лопату, он перевернул тяжелый пласт земли и увидел в нем несколько уже довольно крупных картофелин.
— Ого, вот это здорово! — по-детски радуясь, воскликнул Санкити, рассматривая картофелины.
Он вымыл в ручье свежевыкопанные клубни и принес их прямо на кухню. О-Юки глазам своим не поверила. Картофель сварили и подали с солью на стол. Выращенный собственными руками, он казался особенно вкусным. Потом пили чай.
Когда стало темнеть, Санкити позвал о-Фуку и мальчика играть в карты. Расположились за столом в одной из дальних комнат. В желто-красных лучах неверного пламени лампы дамы, короли и валеты причудливо поблескивали. О-Фуку выигрывала больше других, она не уступала в игре ни Санкити, ни мальчику. К играющим присоединилась было о-Юки, но вскоре, сославшись на головную боль, ушла в свою комнату.
Стоявшая возле очага лампа скудно освещала комнату, навевая сон. О-Юки вдруг почувствовала тяжесть в теле. Она уже знала, что будет матерью. Не в силах побороть недомогание, она прилегла на пол у очага.
Из дальней комнаты донеслись смех, радостные возгласы. Верно, кончилась очередная партия.
Когда дурнота прошла, о-Юки села за стол и разложила перед собой лист бумаги. Она решила ответить Цутому.
«Я долго молчала, — писала о-Юки, — но не потому, что мои чувства к тебе изменились. Я хочу, чтобы ты стал мужем моей сестры... Я буду рада вашему счастью ». Письмо ее заканчивалось словами: «Любимому Цутому... от несчастной Юкико».
Письмо это пролежало до следующего дня. Утром, улучив момент, она написала на конверте адрес, который ей дал Цутому, чтобы домашние не узнали об их переписке, и его имя. Свое имя и адрес на обратной стороне конверта она не стала писать. Оставив письмо на комоде, она вместе с сестрой пошла на горячий источник выкупаться. Источник был довольно далеко — у подножья скалы, за железнодорожным переездом.
Санкити вошел в комнату о-Юки и взгляд его упал на конверт, лежавший чистой стороной вверх. Размышляя, чье бы это письмо могло быть, он подошел к комоду, взял конверт в руки, вынул листок бумаги, медленно развернул его и прочитал. Свет померк у него в глазах. Стиснув зубы, он прочитал письмо еще раз. И вдруг почувствовал, как в душе у него забушевал огонь. Он мог безразлично относиться к этим письмам, пока не знал, что в них. А теперь! Своими глазами он прочитал то, во что бы никогда не поверил. «Да, — решил он, — все нужно выяснить до конца». Быстрым движением он выдвинул один за одним все ящики комода и обыскал их. Он заглянул даже в ящичек для иголок с нитками. Даже в шкатулку, где о-Юки держала свои гребни и шпильки. Потом он бросился на кухню и все перевернул там вверх дном. Наконец в темном углу, у самой двери, он нашел рогожный мешок из-под угля. В нем о-Юки и хранила свои письма. Санкити вынес мешок во двор, под персиковое дерево, росшее у задней калитки. Оглядываясь, как бы не увидели соседи, и боясь, что с минуты на минуту должны вернуться сестры, он стал искать письма Цутому.
Вот наконец первое, написанное его почерком. Санкити развернул письмо. В его воображении возник образ юноши с добрым сердцем и гордым характером. Вдруг Санкити почудились в отдалении голоса его жены и сестры. Он быстро сунул письмо в мешок и вернулся в дом. Бросив мешок на кухне возле двери, он прошел в комнату о-Юки и положил ее письмо на комод так, чтобы она ничего не заметила.
Складывая на ходу зонтики, в дом вошли о-Юки и о-Фуку, весело болтая. Им все нравилось в этих местах: и большой фруктовый сад, разросшийся возле источника, и уходящий вдаль зеленый ковер полей, и деревушка, видневшаяся на той стороне долины. Но особенно восхищали их синевшие в отдалении горы. Не умолкая ни на секунду, сестры развесили выстиранное белье и стали стряпать ужин.
Наконец ужин был готов. Все сели за стол. О-Юки, весело смеясь, принялась за еду. Она сидела против Санкити, и он время от времени поглядывал на нее. О-Юки была такой, как всегда. Глаза у нее были счастливые, довольные. У Санкити кусок в рот не шел.
Он не спал всю ночь — в ушах звучали строки из писем о-Юки и Цутому, полные любви. Сердце Санкити истекало кровью. Утром он ушел из дому и вернулся только под вечер.
Ожидая мужа, о-Юки приготовила на ужин его самое любимое блюдо — жареные бобы. В этих краях его почему-то называли «юкиварэ» — «конские бобы». Сначала о-Юки обжарила их в свином сале, а потом хорошо посолила. Все сели за стол. Мужу о-Юки подала на отдельной тарелке. Ей так хотелось сделать ему приятное в этот вечер, увидеть его улыбающееся лицо.
О-Фуку и мальчик принялись за еду. Санкити выглядел усталым и даже не дотронулся до бобов, которые с таким старанием приготовила жена. Лицо у него было печальное.
— Что с тобой? Ты сегодня опять ничего не ешь, — сказала она, и на лицо ее тоже легла тень.
В тот вечер Санкити до поздней ночи засиделся у себя в кабинете. Обложившись книгами, он листал одну за другой, но так и не нашел то, что искал. И в эту ночь он не сомкнул глаз. Он никак не мог решить, что же делать: написать ее матери или лучше сперва объясниться с Цутому?..
От бессонных ночей Санкити еле держался на ногах. Сильно болела голова. С горечью и состраданием думал он теперь о любви о-Юки и Цутому. Выйдя утром из дома, он опять бесцельно бродил до заката солнца. К вечеру решение созрело: он должен развестись с женой. Санкити пришел домой, настроенный решительно: он сделает все, чтобы соединить их, он уйдет. Пусть хоть они будут счастливы.
Санкити оглянулся на прожитые годы — в памяти возникли безрадостные картины прошедшего: уход из дома, скитания, мысли о смерти. «Ничего, ведь я еще молод, — утешал он себя, — есть многое, чего я еще не знаю, не испытал» . Однажды эта мысль вернула его к жизни. Он возвратился в дом, который покинул, порвав освященные веками узы. С тех пор прошло много дней, и много горя ему пришлось хлебнуть. Арест брата, банкротство, смерть матери, болезнь сестры... Он изведал то, что человеку лучше не знать совсем. И он решил, что его спасение в семье. У него будет свой дом, где все будет принадлежать ему. Начнется новая жизнь. Когда он уезжал из Токио, Инагаки, разговорившись, напутствовал его: «Счастливыми будут только первые сто дней, а потом...» Разве могло ему прийти тогда в голову, что пройдет так мало времени и его счастье рухнет?.. Опять беда постучала к нему в ворота...
Но может ли он послать о-Юки домой, к отцу, который и думать ей запретил о возвращении? О-Юки уже была вписана в метрическую запись дома Санкити. Признает ли суд достаточно вескими причины для развода? Истерзанный сомнениями Санкити решил даже поговорить обо всем со знакомым адвокатом, жившим в городе. С этой мыслью он и лег было спать, забравшись под москитную сетку. Но летние ночи коротки. Скоро забрезжило. Санкити снова встал, вышел на улицу и побрел к дому, в котором жил директор школы, его бывший учитель. Сквозь старые массивные ворота, открывавшие въезд в усадьбу, он вошел на задний двор. И на вершине невысокого холма, посреди овсяного поля, увидел двоих людей. Один из них был директор, владевший довольно большим участком земли, который не уступал размерами крестьянским наделам. В сельскохозяйственных работах ему помогал школьный сторож. В это раннее утро директор, видно, отдавал ему какие-то распоряжения. Заметив Санкити, он спустился вниз.
Через несколько минут учитель и его бывший ученик сидели в кабинете возле цветника. Здесь царила ничем не нарушаемая тишина.
Учитель был уже в том возрасте, когда люди не дают покоя дантистам, но энергии в нем было хоть отбавляй. Он носил длинную густую бороду, посеребренную сединой. Санкити почитал учителя как родного отца и мог доверить ему все свои сомнения и горести. Он понимал, что такие дела лучше решать самому, но сам он сейчас решить ничего не мог; ему необходим был умный совет. Поглядев учителю прямо в глаза, Санкити рассказал ему все: и то, что он прочитал в письмах, и о своем решении разойтись с женой. Рассказать все это было не так уж трудно: ведь сидевший напротив него человек был учителем, — Санкити это помнил, — и тем самым Орима, что принял столь деятельное участие в его, Санкити, женитьбе.