— Я понимаю, это звучит глупо, и закономерность прослеживается слабо. Но вдруг?
— Маньяк, говоришь? — задумался Евграфов.
И даже затаенно улыбнулся, глядя на темный экран стоящего в шкафу телевизора. Маньяк — это серьезно, успех в столь резонансном деле — это слава на всю страну, это повышение, возможно даже, генеральская звезда. И кресло в главном управлении Следственного комитета.
— В любом случае, я не настроен отправлять за решетку невинного человека.
— Может, нужно притормозить с Рябухиным? — спросил Евграфов.
Он уже смотрел на свою фуражку так, как будто спрашивал у нее совета. Или даже обращался к ней с вопросом. А может, примерял генеральское золочение на козырек.
— Посмотреть, кого он еще убьет?
— Я это говорил? — возмутился Евграфов.
— Нет.
— Ты это сказал, Кауров! Ты же нарочно не можешь поймать Рябухина! Ждешь, когда маньяк снова себя проявит! Ждешь, когда он снова кого-то убьет! Хочешь проверить свою версию!
Кауров усмехнулся, неприязненно глядя на Евграфова. Переложил с больной головы на здоровую, даже глазом не моргнул.
— Женя! — тихо сказал он.
Но Евграфов вздрогнул так, как будто его имя прокричали на весь город.
— Что?! — встрепенулся он, возмущенно нахмурив брови.
— Иди ты знаешь куда!
Кауров резко повернулся и вышел из кабинета, едва не хлопнув дверью. И Евграфов даже не пытался его остановить. И за ним не побежал, изрыгая громы и молнии.
По коридору Кауров шел, стиснув зубы, но злость и обида куда-то испарились, едва он увидел Марину. Она стояла у двери в его кабинет — легкая и воздушная, как призрак. Кауров даже подумал, что Марина привиделась ему на фоне стресса. Темно-русые волосы, короткая стрижка подчеркивала красивый овал лица и длинную шею, глаза зеленые, как беспокойное море. А Марина была чем-то взволнована и даже возмущенно смотрела на бывшего мужа.
А он думал о том, что удачно надел сегодня новый мундир, отгладил его с утра, рубашка с иголочки. На суд собирался, а предстал перед Мариной. В выгодном свете. Жаль, что на погонах всего по одной звезде.
— Кауров, зачем ты это делаешь? — капризно спросила Марина.
— Что я делаю?
Он не растерялся и, останавливаясь, подался к ней, чтобы поцеловать ее на правах друга. Марина, завороженно глядя на него, безотчетно потянулась к нему, но в самый последний момент отпрянула и даже легонько толкнула его в грудь. Легонько и так приятно. Рука у нее такая же тонкая и легкая, как и она сама.
— Прекрати! — Она капризно выпятила нижнюю губку.
Кауров улыбнулся. Такой тон и выражение лица она позволяла себе только с ним. Как с близким ей человеком, за которым она чувствовала себя как за каменной стеной. Возможно, капризный тон она позволяла и со своим новым мужем, но все равно приятно, что они еще не совсем чужие люди. Что-то еще осталось.
— Я еще не знаю, что я делаю, а ты уже прекрати!
Кауров открыл дверь и жестом пригласил Марину войти.
— Зачем ты преследуешь меня? — спросила она, переступая порог.
При этом ему показалось, что она едва заметно оторвалась от земли, как будто чувство окрыленности приподняло ее. Кауров затаенно улыбнулся. Похоже, он произвел на нее впечатление.
— Я тебя не преследую.
Марину когда-то собирались похитить. Воздействовать пытались на ее отца-чиновника, который мешал важной сделке между бизнесом и городской администрацией, Марину готовились выкрасть, но вовремя вмешалась полиция, злоумышленников задержали. Родион работал по этому делу, так он с Мариной и познакомился. Кстати сказать, и тогда он предстал перед ней в наглаженном мундире, с теми же майорскими звездами на погонах. Может, потому она и влюбилась в него. Завязался роман, ее родители приняли Родиона в штыки, но свадьба все же состоялась. После чего последовал развод, теща, конечно же, внесла в это свой весомый вклад, но все уже в прошлом.
— Тогда кто за мной следит?
Марина резко повернулась к нему, подол ее светлого в мелкий розовый цветочек сарафана вздулся куполом, обнажив стройные ножки в легких босоножках.
— Не знаю! — Кауров с проницательной иронией смотрел на нее.
Может, Марина соскучилась и даже поняла, что не может без него жить, поэтому и придумала историю. Тем более что когда-то за ней действительно следили.
— Почему ты на меня так смотришь? — Она хмурила брови, а губы сами по себе расплывались в радостной улыбке.
— Как я на тебя смотрю?
— За мной на самом деле следят! Я не выдумываю!
Кауров сел за стол, с важным видом тихонько кашлянул в кулак, неторопливо вынул из папки чистый лист бумаги, положил перед собой, еще и разгладил решительным движением руки. И снова Марина завороженно смотрела на него.
— Кто за вами следит… Марина Валентиновна?
Он мог назвать ее гражданкой Ларцевой, по фамилии мужа, но не стал этого делать. Как будто не хотел признавать за ней статус чужой жены.
— Я не знаю!.. Но мне кажется, что за мной следят!
— Кто-то за вами ходит? Кто-то следит за вами из машины?
— Да, из машины. Откуда-то из машины!
— Кто?
— Я не знаю, но чувствую на себе посторонний взгляд. Тяжелый такой взгляд. Как будто меня хотят убить.
— Может, всего лишь похитить? Как в прошлый раз?
— Отец вышел на пенсию — ни с кем никаких конфликтных ситуаций у него нет… Он сказал, что можешь следить ты. И еще он сказал, что ты восстановился по службе.
— Как видишь.
— Я смотрю, у тебя все хорошо.
Кауров поднялся, подошел к Марине, которая продолжала стоять, нежно посмотрел ей в глаза.
— У меня все хорошо. И я очень хочу вернуть тебя. Но я за тобой не слежу!
— Почему? — вроде как в шутку обиделась она.
— Потому что ты свободный человек. У тебя было право выбора, ты его сделала. Мне ничего не остается, как принять этот твой выбор.
— Ты как был, так и остался идеалистом.
— Идеалист остался в той прошлой нашей жизни. Сейчас я реалист.
— И у тебя новая жизнь.
— И у меня новая жизнь, — кивнул Кауров.
Если не считать трений с Евграфовым, у него действительно все неплохо. Есть работа, появилось стремление сделать карьеру, стремление, которое помогло осознать простой и явный факт, что сорок два года — это вовсе не закат жизни, это ее полдень, самый пик жизненных сил. Он не пьет, не курит, занимается спортом, держит себя в тонусе, вернулся здоровый цвет лица, в глазах появился задорный блеск.
— И как ее зовут? — не без ревности спросила Марина.
Кауров понял, о чем речь, и мысленно улыбнулся.
— Пока никак, но все возможно.
В конце концов он имел полное право на личную жизнь, рано или поздно у него появится постоянная женщина, и Марина должна это понимать.
— Пока никак… Но ты меня уже не преследуешь?
— Нет.
Он смотрел на Марину мягко, но «нет» прозвучало твердо.
— Тогда кто меня преследует?
— Не знаю.
— А если меня хотят убить? — Голос у Марины подрагивал от чувства тревоги и обиды.
— Кто?
— Я же говорю, не знаю!
— Тебе двадцать восемь лет, — нахмурился Кауров.
— И что? — Марина недоуменно повела бровью. Уж не хочет ли он сказать, что она уже стара для него?
Кауров открыл папку, вынул из нее фотографию Рябухина, показал ей.
— Тебе знаком этот мужчина?
— Кто это? — Марина качнула головой, разглядывая снимок.
— Охотник за молодыми людьми. Убита девушка двадцати семи лет, убиты двое мужчин двадцати восьми лет.
— За что?
— Пока не ясно, но преступник в розыске, когда-нибудь он даст объяснение.
— Это преступник?
— Предполагаемый преступник.
— И убивает он молодых людей?
— Сначала выслеживает их, а потом убивает, подставляя случайных людей… Не совсем случайных… Твой муж тебя не обижает? — спросил Кауров.
— При чем здесь мой муж? — Марина завороженно смотрела на него.
— При том, что он может оказаться крайним. Если его подставят.
— Под что подставят?
Кауров мотнул головой, глядя на Марину. Не мог он поверить, что его любимая женщина повторит судьбу Ларисы Мирошниковой. Язык не поворачивался сказать, что ее могут убить.
— Кауров, ты меня пугаешь!
Марина стала выдвигать стул из-за приставного стола, Кауров подошел, помог ей сесть. Налил и поставил перед ней стакан воды.
— Скажи, что ты нарочно это делаешь! Хочешь произвести впечатление? Скажи!
— Хочу произвести впечатление! — кивнул он.
— Поздравляю! Ты его произвел. У меня коленки дрожат!
— Извини.
— Кто этот мужчина? — Марина кивком указала на снимок Рябухина, который лежал на рабочем столе.
— Он действительно выслеживал своих жертв. Может, ты видела черный «Ниссан Патфайндер». Старая машина, шестнадцать лет ей. И госномер.
Кауров по памяти назвал номер машины.
— Снова начал производить впечатление?
— Если вдруг увидишь, если поймешь, что этот автомобиль преследует тебя…
— Кауров!
— На самом деле все очень серьезно.
Родион находился в состоянии душевного подъема, присутствие Марины окрыляло, но сама обстановка требовала серьезного отношения к делу, хочешь не хочешь, а надо спускаться на землю.
— Если не против, давай попробуем сравнить тебя…
Кауров осекся. Жизнь у Ларисы Мирошниковой не сложилась, с одним парнем жила, с другим, но замуж так и не вышла. Попытала счастья с Глицевичем, но получила четыре ножевых удара в живот. Марина отнюдь не в таком положении, даже сравнивать несерьезно. Но что-то общее у них есть. Первое — возраст, а второе — отсутствие детей. Насчет Мирошниковой Кауров не знал, возможно, Лариса всего лишь не хотела обзаводиться потомством, а у Марины точно не получалось. Кстати, одна из причин, по которой ее родители не жаловали Каурова. Думали, дело в нем, но у Марины уже второй муж, а она так до сих пор и не родила. Но указывать ей на это в высшей степени неприлично.
— С кем сравнить? — Марина непонимающе смотрела на него.
— С Мирошниковой, пожалуй, у тебя мало общего, — качнул головой Кауров. — А вот с Барковым… Двадцать восемь лет. А отцу шестьдесят восемь…