Возможно, Рик и все остальные, кому она осталась должна, уже связались с Полом и получили свои деньги. Джун составляет в уме список этих людей: Рик, хозяин квартиры, которую Лолли и Уилл снимали в Нью-Йорке, цветочница Эдит Тобин, налоговый инспектор. Имена жужжат в голове, как пчелы. Она закрывает первый блокнот и достает из сумки второй. Поперек обложки написано имя хозяйки, а под именем – дата. «Лето 2012» – два года назад, когда Лолли вернулась из Мехико, познакомила Уилла с Адамом, а потом и с Джун. Встреча была короткой – ужин в Нью-Йорке. Лолли тогда еще отказывалась знакомиться с Люком, и Джун пришла в ресторан одна, а вечером сразу уехала обратно. Уилл ей как-то не запомнился. Лолли приводила домой немало парней, и никто не ждал, что с этим все будет серьезно. К тому же Джун с Рождества не видела дочь – та попросила ее и Адама не приезжать в Мехико. Дать ей отдохнуть, пояснила она, от необходимости быть их дочерью.
Джун листает блокнот и видит карандашные портреты Уилла. Страница за страницей: его профиль, отдельные черты лица, нос, глаза, ключица. Видно, что рисунки выполнены любителем, но Джун потрясает другое: как они подробны, внимательны. Лолли всегда была немного гиперактивна и бесшабашна, о чем ясно свидетельствуют ее битком набитые блокноты, но Уиллу она уделяла много внимания. Взгляд, который требовался для создания этих рисунков, явно был терпеливым, нежным, глубоким, интимным – Джун даже невольно отворачивается. И чувствует укол ревности, глядя на подробное изображение курчавого мужского затылка – пока это самая тщательная, подробно прорисованная работа. Джун листает дальше и натыкается на листок, плотно закрашенный синей ручкой. Поначалу кажется, что это просто каракули – ничего не значащие фигуры и линии. Однако, повернув лист на бок, Джун вдруг видит океан. По двухдюймовой полоске между зазубренной линией горизонта и краем страницы разлетаются наспех набросанные чайки. А под чайками видны тщательно прорисованные волны, в которых Джун различает очертания лиц, рук, городских зданий, машин, самолета, глаз, деревьев, двери. Рисунок зачаровывает и гипнотизирует. Джун бережно закрывает блокнот и кладет его на кровать. Из него торчат всевозможные бумажки и вырезки. Теперь у нее появился новый повод для сожалений. В портретах Уилла и особенно в изображении океана Джун увидела человека, который пытался разобраться в мире, создавая его заново, целенаправленно искажая и усложняя его фрагменты, дабы выявить смысл. Она увидела, что Лолли была – кто бы мог подумать? – художником. Пусть не великим творцом (если величие вообще можно констатировать и измерить), но человеком с артистической душой. Дабы найти ответы, она чувствовала необходимость абстрагировать непонятное. И Джун упустила это из виду. Притом что всю жизнь профессионально занималась поиском именно этого инстинкта в потенциальных клиентах. Чего стоит ее успешная карьера галериста, если она не заметила художественных задатков в родной дочери?! Джун даже не знала, что хуже: ее собственная невнимательность или то, что Лолли не поделилась с матерью столь важной частью своей жизни.
Голова идет кругом еще сильней, и Джун упирается обеими руками в кровать, чтобы удержать равновесие. Она сидит неподвижно, закрыв глаза и твердо поставив обе ноги на пол. Постепенно головокружение утихает. Наконец она усилием воли заставляет себя достать из сумки последний блокнот. Он совершенно пуст: никаких надписей и рисунков на страницах, никаких бумажек внутри. Блокнот новенький, без заломов на корешке. А на обложке коричневым маркером выведено: «Греция».
Джун кладет его поверх остальных и ложится. Руки и ноги кажутся свинцовыми, онемевшими. В голове пусто. Она проспала больше двенадцати часов – и вдруг снова устала. Очень медленно она подтягивает колени к груди и закрывает глаза.
Раздается громкий стук в дверь. Она понятия не имеет, сколько времени прошло. Во сне она скинула с кровати блокноты, и львиная доля мятых и сложенных бумажек разлетелась по ковролину. «Эй! Есть кто живой?! Вы должны были сдать номер два часа назад!» Джун часто моргает, спохватываясь. «Ладно! Я поняла!» – отвечает она, не зная кому и зачем. Один из блокнотов раскрыт на рисунке, который она не видела: синей ручкой Лолли быстро набросала одноэтажный мотель на пляже, с вывеской «Лунный камень». На переднем плане офис и ряды машин, на заднем – сильно утрированная волна, разбивающаяся о берег. Пена и капли морской воды летят до самого верха страницы. Джун поднимает блокнот с пола, кладет себе на колени и переворачивает страницу. Той же синей ручкой Лолли написала письмо, датированное 7 июня 2012 года. Первое слово – «Мама».
Лидия
Ей жарко, тело под курткой начинает преть: прямо на ходу, не сбавляя шага, она стягивает с себя флисовую куртку и накидывает на левую руку. Идет она быстро, щеку приятно холодит осенний воздух. Сделав глубокий вдох, она стирает со лба пот и проверяет, не выпали ли из кармана деньги – семьсот долларов и сдача с пятидесяти, которыми она расплатилась за кофе. Невероятные деньги. И невероятно, что она могла поехать в Торрингтон, получить там карту, о которой просил Уинтон, и отправить такие деньжищи неизвестно кому. Слава богу они вернулись! На страховую выплату и деньги с продажи бизнеса можно жить долго, но только если экономить – а уж экономить Лидия привыкла. Она стискивает в руке пачку наличных и с долей облегчения думает: ведь Уинтон обещал, что налог возместят, вот его и возместили. Она даже позволяет себе на минутку поверить в цирк с лотереей. Ее повергает в трепет не столько сам факт выигрыша, сколько вероятность того, что Уинтон ей не лгал, что он действительно друг, за которого себя выдает. Но слишком уж много откровенного вранья в его россказнях. Быть может, возмещенные деньги – лишь способ окончательно втереться к ней в доверие? Выманить из нее сумму покрупнее? Уинтон упоминал что-то о плате за свои услуги, но велел пока об этом не беспокоиться – мол, это сущие гроши по сравнению с суммой приза. Лидия прокручивает в уме нестыковки из его рассказов. Когда она однажды спросила, как же зовут его бывшую (имя то и дело менялось от разговора к разговору), он сказал: «Ой, мисс Лидия, я и так с вами разоткровенничался! Я нарочно приукрашиваю некоторые факты, чтобы сохранять дистанцию и защитить вас на тот случай, если боссы узнают о нашей дружбе». Это случилось всего несколько вечеров назад, когда деньги еще не пришли, и она начала беспокоиться. «Мы должны стоять друг за друга горой, если хотим когда-нибудь выйти из этого лабиринта. Вы получите свои деньги, а я наконец брошу надоевшую работу. Мы ведь можем друг за друга постоять?» – спросил он, а Лидия, чуть помедлив, ответила: «Можем».
Вдруг он действительно хочет помочь ей с получением выигрыша, думает Лидия, ускоряя шаг. Может, он и не мошенник вовсе. В людях она не разбирается, это факт – взять хоть Эрла и Рекса. Да и в Джун она поначалу ошибалась: думала, от этой холеной блондинки с идеальным маникюром добра не жди. Просто не могла понять, что такой богачке может быть от нее нужно. А уж от ее сына – даже думать противно! Лидия помнит, как гнала ее, как судила, не успев толком узнать. Может, она и с Уинтоном погорячилась? Может, он действительно на ее стороне? В конце концов, не зря же он целых три месяца ей названивает. В его болтовне многое не сходится, но он продолжает звонить утром и вечером и никуда не исчезает, чего не скажешь о Джун, – думает Лидия, проходя мимо цветочной лавки Эдит Тобин.
Темнеет. Сзади раздаются чьи-то шаги. Она слышит их, но не хочет останавливаться и оборачиваться. Всего шесть или семь домов отделяют ее от многоквартирного дома, где она живет. По лбу течет пот, джинсы липнут к ногам. Она обеими руками прижимает к себе флиску. Пять домов. Сзади раздается скрип и что-то – палка или камешек – бьет ее по ноге. Он рядом! Лидия оборачивается и, не глядя, орет во все горло: «А НУ ПРОЧЬ!» Почти вплотную к ней стоит ошарашенный мальчик в зеленой толстовке с капюшоном. Теперь-то она видит, что это и впрямь сын Кейтлин Рили. Те же зеленые глаза. Тонкие губы. Он смотрит прямо на Лидию, потом ей за плечо и начинает что-то бормотать: «Я… э-э… мы ведь знакомы…», но потом умолкает и опрометью кидается прочь.
Сердце колотится в груди Лидии, дыхание то и дело сбивается. Она судорожно роется в карманах и с облегчением находит деньги. Добегает до дома, дрожащими руками ищет ключ. Не успевает она открыть и закрыть за собой дверь, как кто-то начинает барабанить в нее кулаками. БАХ БАХ БАХ! Мальчишка, думает она. Он проследил за ней, узнал ее адрес. Прижавшись всем телом к двери, она задвигает засов и орет что есть сил: «ХВАТИТ! ПРЕКРАТИ!» Адреналин бьет в голову, ладони становятся мокрые, ноги подгибаются. «ЧЕГО ТЕБЕ НАДО?!» Она не может стоять! Совсем как в детских кошмарах, когда она теряла власть над своим телом, не могла пошевелиться. В дверь продолжают барабанить. Лидия кое-как отползает, оборачивается и видит, что никакой это не мальчишка, а молодая женщина – с ребенком, примотанным к груди чем-то вроде шарфа. Лидия закрывает глаза и выдыхает. Просит женщину немного обождать, проходит в кухню и вытирает с лица пот. Отдышавшись и уняв сердце, она отпирает дверь. «Простите, я подумала, это кто-то другой…» Женщине плевать на извинения. У нее короткие темные волосы, загорелое лицо и глубокие морщины вокруг рта и глаз. Как только дверь открывается, она стремительно шагает навстречу Лидии и с размаху бьет ее по правой щеке. «Это тебе за отца!» – вопит она. Замахивается снова, но мешкает и пятится за дверь. Лицо у нее разъяренное и одновременно встревоженное. «Не знаю, кто вы такая, но сейчас же отдавайте деньги, которые вам послал отец! Иначе я позвоню в полицию, и вас арестуют, ясно?!. Только не надо оправдываться… Я знаю, кто вы такая!.. По адресу, который ему дали эти чудовища с Ямайки, я поняла, кому он отправил деньги!.. Вы ломаете людям жизнь, сволочи! Он старый, одинокий человек… Легкая добыча! Где ваша совесть? Он ведь действительно верит, что выиграл миллионы долларов! Он верит, что вы – на его стороне!» Лидия потрясенно сует руку в карман флиски, пытаясь переварить услышанное. Отца этой женщины она не знает, но он, по всей видимости, клюнул на удочку тех же мошенников. Лидия молча протягивает незнакомке семьсот долларов и ворох двадцаток, пятерок и однодолларовых купюр. Види