— Так, — продолжил незнакомец, — я вижу, что ты понимаешь великого художника. Но если бы ты знал Леонию, то уверился бы, что в чертах ее было не менее кротости, не менее небесной чистоты, чем в Рафаэлевых Мадоннах.
— Но, — прервал я рассказчика, — ты говоришь о ней, как будто бы сам ее видел?
— Не прерывай меня, — проговорил он торжественно, — и слушай дальше.
Свидание с Леонией произвело на Амвросия странное действие. Ночное происшествие оставило в нем тягостное впечатление, а все, что он думал и ощущал в подземелье Амены, показалось ему так презренно, так нечисто в сравнении с чувством, проникавшим его в присутствии Леонии, что он сам не понимал, как мог забыть ее хоть на минуту. Ему хотелось пасть к ее ногам, признаться в своем заблуждении и просить прощения, но ложный стыд удержал его. С другой стороны, он боялся огорчить Леонию, открыв ей, что тога, послужившая уликой Виктору, была брошена им самим и что он не может спасти ее брата, не погибнув вместо него. Однако он решился, не теряя времени, отыскать начальника стражи, освободить Виктора и обвинить себя в преступлении, которое приписывали его другу пока он бегал по всему Риму, чтобы узнать, кто именно предводительствовал преторианцами, схватившими Виктора, и в какой темнице он заключен.
Прошел целый день. Было уже поздно, когда он, собрав нужные сведения, шел по дороге в темницу. Ему надлежало проходить мимо храма Венеры. Лишь только он поравнялся с местом, где накануне спас Амену, как кто-то тихонько позвал его по имени. Он остановился и услышал, что голос выходит из подземелья.
— Сойди ко мне на минуту. Ты устал, и тебе надобно подкрепить свои силы!
— Не нужно, — ответил Амвросий довольно сухо и продолжил свой путь.
— Амвросий, Амвросий! — закричал голос. — Я знаю, куда ты спешишь, но ты не спасешь своего друга, а только погибнешь с ним вместе. Есть другое средство его спасти. Сойди ко мне, и я тебя научу, что должно делать!
Слова эти показались Амвросию так убедительны, что он спустился в подземелье. Ковры на этот раз были усыпаны свежими розами, и благоухание их было так сильно, что Амвросию показалось, будто бы он от него пьянеет. Амена с полуприкрытыми глазами лежала на подушках.
— Я тебя ожидала, — сказала она ему, — и нарочно велела убрать свое жилище как можно лучше. Выпей немного вина и омой себя водою: смотри, как ты устал и запылился!
Она ударила в ладоши, и прислужницы внесли несколько сосудов холодной воды и разные ароматы. Когда Амвросий выпил чашу вина, они сняли с него обувь и, освежив его ноги, окатили ему голову и плечи.
— Теперь ложись и отдохни, — сказала Амена, — а я покамест уйду к своим девушкам.
Амвросий давно хотел ее спросить, каким образом ему спасти Виктора, но лишь только он начинал говорить, Амена его прерывала. Наконец он, не обращая внимания на ее речи, спросил, что ему надобно делать.
— Ты очень нетерпелив, — ответила Амена, — но чтобы скорее тебя успокоить, я скажу, как ты должен поступить, чтобы избавить друга твоего от смерти, не подвергая себя опасности. Если ты теперь явишься к тюремному начальнику и скажешь ему, что ты настоящий преступник, а что Виктор невиновен, то тебя тут же посадят в темницу, но Виктора не выпустят, напротив: претор сочтет его твоим сообщником, — и вместо одной жертвы будет две. Вы принадлежите, — добавила Амена со вздохом, — к такому сословию, которое всякий может губить безнаказанно и для которого нет ни суда, ни законов. Подумай только, что будет с твоей невестой, когда ни брата ее, ни тебя не останется для ее защиты. Каждый хищник, каждый кровопийца станет на нее смотреть как на свою добычу, которую никто не осмелится и не захочет у него отнять! О если бы вы не были так упрямы и согласились возвратиться к вашим прежним богам, тогда еще все можно было бы поправить!
Амвросия это заключение чрезвычайно поразило, и когда он нечаянно поднял голову, ему снова показалось, что над ним раскинута тонкая сеть из огненных ниток. Однако он не мог не сознаться, что доводы Амены справедливы, и спросил ее, что ему остается делать.
— Во-первых, — ответила Амена, — ты должен сколь можно менее показываться: связь твоя с Виктором так известна, что рано или поздно она тебя погубит, если ты не будешь осторожен. Во-вторых, никто не может спасти твоего друга, кроме его сестры. Пусть она завтра же пойдет во дворец кесаря, бросится перед ним на колени и молит его о помиловании ее брата. Максимиан изверг, но ему случается показывать проблески великодушия. Я уверена, что молодость и красота твоей невесты тронут его каменное сердце…
Тут ужасная мысль поразила Амвросия.
— Как! — вскричал он. — Но если эта самая молодость и красота…
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — прервала его Амена. — Ты боишься, чтобы грубая чувственность тирана не побудила его к какому-нибудь насилию, но будь спокоен. Максимиан теперь занят одною мною, а неудача вчерашнего предприятия так раздражила его любовь, что никакая другая мысль не войдет в его голову. Впрочем, если бы даже это и было возможно, то такой случай одно предположение, а когда ты своею опрометчивостью лишишь Леонию брата и жениха, тогда в каждом воине кесаревой стражи она найдет Максимиана!
Амвросий согласился со справедливостью этих слов; но, несмотря на просьбы Амены, непременно хотел продолжать путь свой и посетить Виктора в его темнице. Лишь только он приблизился к выходу из подземелья, как услышал снаружи разговор двух преторианцев.
— Я уверен, — говорил один из них, — что человек, скрывшийся около этого храма, сообщник того негодяя, который вчера помешал нам похитить Амену и которого завтра утром прибьют ко кресту!
— В этом нет никакого сомнения, — ответил другой, — и я позволю назвать себя бабой, если отойду отсюда, не дождавшись этого бездельника!
Услышав, что друга его казнят на другое утро, Амвросий очень испугался. Ему хотелось прорваться сквозь толпу преторианцев и силой освободить Виктора; но после краткого размышления он понял, что мысль его безрассудна и что он погибнет без всякой пользы для своего друга. Он решился возвратиться к Амене и пересказать ей подслушанный разговор.
— Ты видишь, — сказала Амена, — что совет мой всего вернее. Так как опасность, угрожающая Виктору, гораздо ближе, чем я полагала, то и ты должен поспешить с его спасением. Вот пергамент, напиши сейчас Леонии, чтобы она чуть свет шла ко дворцу и ожидала появления кесаря. Скажи ей, что ты ручаешься за успех. Ты можешь ее смело в этом уверить, ибо могла ли бы я, обязанная твоему мужеству более, чем жизнью, дать тебе дурной совет. Одна из моих прислужниц выберет удобную минуту и выйдет с твоим посланием из подземелья. Преторианцы ее не увидят, а если и заметят, то пропустят без затруднения.
Амвросий хотел сделать еще какое-то возражение, но почувствовал, что сон его одолевает. Он взял пергамент, написал, что проговорила Амена, и, склонив голову на стол, крепко заснул. На сей раз он ничего не видал во сне, но его пробудил горячий поцелуй Амены.
— Вставай, — сказала она ему, — уже утро, Преторианцы ушли, и ты можешь безопасно дойти до дома.
Амвросий чувствовал большую усталость, но вскочил с триклиния, куда, вероятно, его перенесли во время сна, и вышел из жилища Амены. Солнце было уже высоко, и он поспешил в дом Леонии, чтобы узнать об успехе ее поступка. На дворе встретили его слуги: все плакали и рвали на себе одежду. Двое из них рассказали, что Леония, получив его письмо, очень была им поражена, но тотчас велела им следовать за ней и пошла ко дворцу Максимиана. Она бросилась перед ним на колени и стала умолять его о прощении брата. «Клянусь Юпитером, — сказал кесарь, — я ничего не знаю о ее брате! Что он за человек?» — «Он, — ответил один центурион, — христианин, которого за разные дерзкие поступки и, между прочим, за сопротивление твоим приказаниям я велел посадить в тюрьму». — «Ты хорошо сделал, — сказал кесарь, — и можешь поступить с этим христианином как заблагорассудится, но сестра его мне нравится, и я хочу составить ее счастье». Тут по знаку Максимиана подвели к нему Леонию. «Хочешь ли меня полюбить?» — спросил он ее. «У меня есть жених и брат, — отвечала Леония с кротостью, — и, после Бога, я люблю их одних!»
— Услышав такой ответ, — продолжали слуги, — мы побледнели; ибо глаза кесаря налились кровью и белая пена показалась на его устах, однако ж он удержался и продолжал довольно ласково: «Полюби меня, и я осыплю тебя золотом и прощу твоего брата». — «Жизнь его в твоих руках, — ответила Леония, — но если ты его погубишь, то на это будет воля Божия; любить же тебя я не могу!» — «Послушай, — продолжил кесарь, — если ты будешь упрямиться, то я обойдусь и без твоего согласия, а брата твоего и жениха заставлю умереть пред твоими глазами в ужаснейших мучениях!» Здесь твердость покинула Леонию. Она упала к ногам Максимиана и, заливаясь слезами, обняла его колени. «Сжалься надо мной! — воскликнула она. — Могу ли я любить тебя, пролившего безвинно столько христианской крови! Будь великодушен, отпусти меня и прости моего брата!» Кесарь долго молчал, и смотрел на Леонию ужасными глазами. «Есть одно средство, — сказал он наконец. — Если ты и брат твой откажетесь от вашей веры и согласитесь поклоняться богам, то я вас обоих отпущу, не сделав вам ни малейшего вреда; если же нет, то брат твой погибнет. Твои единоверцы доселе так были упрямы, что все приносили в жертву своему Богу. Мне любопытно знать, до какой степени доходит это упорство!» Леония опять бросилась на колени, но кесарь подал знак и ее отвели в темницу.
Услышав этот рассказ, Амвросий впал в отчаяние.
— О Амена! — кричал он в исступлении. — Ты виновница этого несчастья! Твои хитрости и лукавые советы стали причиной, что я погубил друга и невесту! Но если я не в силах их спасти, то по крайней мере умру вместе с ними!
Он побежал к префекту, рассказал все, что с ним случилось в последние два дня, и просил, чтоб его подвергли казни, но освободили Виктора и Леонию. Что предсказывала Амена, то и случилось. Префект велел отвести его, скованного, в глубокую темницу и засмеялся ему в глаза, когда он упомянул об освобождении друга и невесты.