— Лучше всего на горе, куда мы всегда ходили охотиться, — посоветовал Янка. — Он хорошо знает это место.
— Можно и так, — согласился отец. — А ты, сынок, заберешь одежду Карла, отнесешь ее туда и дождешься, пока он придет. Дальше пусть сам решает, что делать.
И, пока Альвина с помощью Валтериене и Эльги наполняла вещевой мешок продуктами, бельем и одеждой, капитан достал винтовку Карла и два пояса с патронами, наполнил патронами еще и сумку, Янка отыскал спрятанную где-то ручную гранату, перочинный нож и офицерскую шинель Карла. Гордый тем; что ему так много доверено, он нагрузился всеми доспехами, как настоящий солдат, и, перекинув через плечо ремень винтовки и скатанную шинель, отправился в путь, чтобы под прикрытием темноты добраться до вершины горы. Эльза и Сармите ушли раньше.
Из леса в деревню вела только одна дорога, и девушки не могли разминуться с Карлом. Молча шагали они по лесной дороге, прислушиваясь, не раздастся ли предвещающий беду конский топот. Но в лесу, наполненном своими собственными шумами — шелестом листьев, стрекотаньем насекомых, голосами ночных птиц и животных, нельзя было расслышать, если бы жандармы и на самом деле приближались.
До деревни было около трех верст. На полпути, почти у открытого выгона, девушки встретили Карла. Он спокойно выслушал тревожную весть, так же как когда-то выслушивал донесения разведчиков о передвижении противника, улыбнулся и некоторое время шагал впереди девушек, не произнося ни слова.
— Сколько их было — четверо? — наконец спросил он. — Ничего не скажешь, настоящие смельчаки, — и тихо засмеялся. — Жаль, что не придется увидеть этих героев.
Некоторое время они продолжали идти вместе. Карл рассказал о своих намерениях и пробовал уверить девушек, что ничего страшного ему не грозит. Недалеко отсюда, верстах в шестидесяти к юго-востоку, находится район действия партизанского отряда Черняева. Он попытается пробраться туда. И пусть тогда Бренгулис остерегается этих таежных соседей, ибо ничто не вечно под луной, и в один прекрасный день партизанский отряд может появиться и в степи.
— Скажи матери, пусть не волнуется, — сказал он Эльзе. — Я рано или поздно вернусь. Жаль только, что не смогу помочь отцу косить сено. Неизвестно, сколько этот Эрнест еще прошатается в горах.
Отойдя полверсты от гари, в том месте, где деревенская дорога соединялась с тропинкой, ведущей с хутора, он простился с Эльзой. Она направилась домой, а Сармите проводила Карла до вершины горы. Они шли медленно, рука об руку, точно на прогулке. И такой покой царил в вековом лесу, так свободно дышалось, что постепенно это настроение охватило и их и заставило на некоторое время забыть опасную действительность. Здесь, в лесу, человек на самом деле мог чувствовать себя в безопасности. Вечный полумрак тайги прятал его от злого взгляда; недосягаемый и свободный, как дикий зверь, он мог ходить здесь, невидимым присутствием вселяя страх в тех, кто должен был его бояться.
Ласково и бережно держал Карл руку Сармите, старался провести ее по менее заросшим местам чащи, отводил в сторону ветки и шел впереди, прокладывая ей путь через самые непроходимые заросли. С безграничным доверием следовала она за ним, зная, что он защитит ее от всего дурного. Она последовала бы за ним всюду, куда бы он ни позвал ее, вместе с ним она везде была на родине и дома.
Наконец они добрались до вершины горы. Над тайгой, над невидимыми реками стлался туман. Вдалеке синели вершины гор. От легкого дуновения ветра тихо шумел лес. На пне, зажав в коленях винтовку, сидел молодой парень, взгляд его блуждал в поисках вершины, напоминающей горб верблюда. Казанда… Он грезил наяву, этот одинокий человек, он охотно дождался бы здесь утра. Но сейчас он уже не один, и прекрасным грезам пришел конец. На вершине горы стояли три человека.
Карл взял принесенные вещи, проверил винтовку и зарядил ее. Им пора было расставаться. Двое возвратились обратно, к себе домой, а третий остался здесь. Карл прислушивался к их шагам и следил за людьми до тех пор, пока они не растворились в темноте. Еще некоторое время ему казалось, что внизу мелькает белый платок, потом исчезло и это. Кругом ночь, теплый, полный ароматов лесной воздух и призывное сверкание горных вершин вдали. Карл Зитар остался наедине с зелеными лесами.
У края горелого леса, где начинались огороды беженцев, Сармите простилась с Янкой и отправилась на хутор Бренгулиса. Янка пошел домой. Костер перед землянкой потух, но при свете луны можно было разглядеть несколько оседланных коней и кучку людей, толпившихся на площадке у входа в землянку. Сын волостного старшины, находясь около лошадей, с явным неодобрением наблюдал за действиями отца и жандармов. Старый Шамшурин важно стоял напротив старого Зитара, а по бокам капитана высились два вооруженных револьверами и нагайками жандарма. Остальные члены семьи — Альвина, Валтериене, Эльза и Эльга — сбились кучкой у дверей землянки и с беспокойством прислушивались к допросу.
— Где сын? — повторял Шамшурин без конца.
— Ушел в город… — неизменно отвечал Зитар.
— Не ври, старик, мы знаем, что он никуда не уходил!
— Если вы знаете лучше меня, зачем тогда спрашиваете?
— Лучше скажи, где он прячется. Мы его все равно найдем.
— Зачем ему прятаться? — спокойно пожал плечами капитан. — Он ничего плохого не сделал.
— Вот потому-то и можешь смело сказать, где он. Мы только составим протокол — и все.
— Я уже сказал — ушел в Бийск.
Целый час допрашивали они старого Зитара, то добром, то угрозами стараясь вытянуть из него необходимые сведения, но капитан не поддавался запугиваниям. Наконец, волостному старшине надоело допрашивать, и в тот момент, когда подошел Янка, он сказал жандарму:
— Попробуйте теперь вы… — и отошел в сторону.
В ту же минуту раздался свист нагайки, и на спине капитана лопнула рубаха.
— А теперь знаешь? — спросил старший жандарм, опять замахиваясь нагайкой.
Зитар молчал. Жандармы перемигнулись, отступили на шаг, чтобы удобнее было размахнуться, и в воздухе снова засвистело. Плети, словно змеи, извивались по телу капитана, жаля спину, плечи, ноги. Они рассекали рубаху, оставляя красные рубцы на спине, плечах, ногах. Экзекуторы хрипели от усталости, по их лицам крупными каплями катился пот.
Старый Зитар молчал, склонив голову, обеими руками оберегая ее от ударов. Наконец, он упал, и, к радости мучителей, послышался его первый стон.
— Говори, старый пес! — заревел старший жандарм, пиная ногой упавшего.
Женщины плакали в голос. Их причитания далеко разносились лесу.
— Заткните глотки! — заорал на них младший жандарм. — Всех перепорем по порядку, пока языки не развяжете.
Но никакие угрозы не могли заставить женщин замолчать. Жандармы еще раз взялись за плетки. Молодой Шамшурин все время нервно вертелся, возился около лошадей и смотрел в сторону. Наконец, он повернулся к отцу и резко, почти повелительно, крикнул:
— Кончай скорее! Скажи, чтобы они перестали!
Жандармы удивленно взглянули в его сторону.
— Саша, что с тобой? — насмешливо спросил старший жандарм.
— Мы ищем другого человека, — сердито сказал молодой Шамшурин. — Зачем вы бьете старика?
— Гм… Да, я тоже думаю, хватит, — проворчал волостной старшина. — Уж лучше самим поискать.
Нехотя, словно разнимаемые в драке собаки, оставили жандармы свою жертву. Старший жандарм недовольно ворчал: старик сейчас признался бы, а теперь вся поездка впустую!
— И чего такой лезет, — сердито покосился он в сторону молодого Шамшурина. — Мужик что медведь, а характер бабий.
Тот, к кому относилось это замечание, сжал губы и отвернулся. Саша Шамшурин был молодцеватый парень, высокого роста, широкоплечий, с могучими руками пахаря, но с нежным, покрытым темным загаром лицом, без бороды и усов: Ему, по всей вероятности, было не больше двадцати лет. В деревне он считался первым силачом. Самые оголтелые драчуны уступали ему дорогу, а старики говорили о нем с уважением: он ведь был сыном деревенского богача и четыре года учился в школе.
Пока Янка с женщинами вносил избитого капитана в землянку, начальство совещалось, как быть. Все понимали: Карл убежал, и его не найти, но жандармы не могли махнуть на все рукой.
Вышедшая из землянки Эльза Зитар услышала такой разговор.
Старший жандарм: Что делать со стариком? Он, гад, знает, да не говорит.
Саша Шамшурин: Это поможет вам найти его сына?
Старший жандарм: Поможет не поможет, но старика надо судить за укрывательство.
Саша Шамшурин: Вы же только что его судили. Разве недостаточно?
Младший жандарм: Этого мало. Надо бы халупу спалить.
Старший жандарм: Правильно.
Старший Шамшурин: Да разве она будет гореть? Она отсырела, заплесневела, в земле вся.
Старший жандарм: Сгорит. Внутри все сухое. Сжечь вместе с имуществом, чтобы знали, с кем дело имеют.
Саша: А если потом как-нибудь ночью загорятся наши дома? Вы что думаете, у латышей спичек не найдется?
Старый Шамшурин: Правильно, с огнем нельзя шутить. Лучше последить за ними. Уж он не вытерпит, чтобы ни разу не явиться домой.
Старший жандарм: Э, вас сам черт не поймет, чего вы хотите. Как же мне протокол писать? Ничего не сделано.
Он первый вскочил на коня и, не дожидаясь остальных, умчался, с досады хлестнув нагайкой собаку Зитаров, которая путалась под его ногами. Волостной старшина со вторым жандармом последовали за ним. Дольше всех задержался молодой Шамшурин. Делая вид, что не может отвязать повод от куста, он выждал, пока его спутники въехали в лес, и подошел к Эльзе.
— Не беспокойтесь, вам ничего не сделают. А если ваш брат на самом деле ушел в город, то лучше, если бы он не возвращался. Здесь его не ждет ничего хорошего.
— Благодарю вас, — тихо сказала Эльза.
Когда молодой Шамшурин, вскочив на коня, протянул ей руку, она, не колеблясь ни минуты, подала ему свою. Эльза не смутилась, увидев, как вспыхнули глаза молодого сибиряка. Словно позабыв все случившееся, она с возрастающей симпатией смотрела вслед вс