— И два хвоста? — наивно предположила далекая от совершеннолетия дочь.
— Нет, хвостов как раз нет совсем, — отмахнулся счастливый папа. — И хоботов нет, и рогов, и копыт. Зато на каждой руке и каждой ноге у них по пять пальцев: вроде щупальцев, только короче и с костями внутри. Да, а в каждом носу у людей по две ноздри…
— Так? — деловито спросил Сциф-младший, успевший начертить что-то на золотой пластинке.
— Нет, — снисходительно усмехнулся отец, отбирая у сына алмазный карандаш. — Глаза у них размещаются в верхней части лица, на одной высоте от пола. Нос — между ними, пониже, ноздри опять же на одной горизонтали. Рот еще ниже. А уши вот здесь, шея здесь, руки тут, ноги внизу. Ногами они ходят.
Сциф внес необходимые исправления в творение отпрыска и предъявил изображение семейству. Дети заплакали.
— На деле они не такие уж страшные, — успокоил их Сциф, довольный произведенным эффектом. — Другие патрульные встречались и не с такими. Но не о том речь.
— Ты сказал, они живут на планете, — напомнила жена. — Разве бывают обитаемые планеты?
Сциф пожал всеми плечами.
— Как выяснилось, бывают.
— Неужели им приходится все время таскать на себе скафандры? Бедняжки!..
— Жалеть их не надо. Их планета — она называется Земля — непохожа на другие, — снисходительно объяснил Сциф. — Скафандры им ни к чему, воздух там и так есть.
— Прямо на этой Земле? — спросила жена.
— Да, на этой Земле.
— А где они берут воду?
— Вода на Земле тоже есть, — сказал Сциф.
— Но откуда все-таки они завозят воздух?
— Воздуха там и так сколько угодно, — терпеливо разъяснил Сциф. — Он притягивается к планете силами гравитации и никуда не улетает.
— Дыхательный воздух?
— Да, дыхательный. Дыши — не хочу, — сказал Сциф. И добавил: — Причем совершенно бесплатно.
— Бесплатно? — грозно повторила жена. — Сколько же его там? Тонн сто? Или, может, тысяча?..
Сциф вдруг понял, что попал в тупик: отступать поздно и некуда.
— Что ты, — сказал он. — Гораздо больше.
— Больше? — взвилась она. — Миллион? Или, может, десять?..
— Гораздо больше, — повторил Сциф, хотя и знал уже, что путь правды никуда не ведет. — Наш бортматематик прикинул, что одного чистого кислорода на этой Земле миллиард миллионов тонн. Или даже миллион миллиардов.
Глаза детей загорелись. «Миллион миллиардов, миллиард миллионов…»
— Так, — с расстановкой произнесла жена. — И все это, ты говоришь, бесплатно?
— Совершенно бесплатно.
— И вода, конечно, тоже бесплатно?
— Естественно. Там она течет ручьями и целыми реками.
— И сколько же ее тонн? Тоже миллиард миллионов?
— Больше. Раз в сто больше. Или даже в тысячу.
— А еще там ничего нет?
— Почему же? Например, все люди спят каждую ночь. Каждый человек имеет восемь часов сна ежесуточно.
— Оплаченного сна? — язвительно поинтересовалась жена. — И сколько же им платят?
— Нисколько, но и они не тратят на него ни гроша.
— Хотим на Землю! — вразнобой закричали дети. — Хотим спать каждую ночь!
— Так, — грозно произнесла жена Сцифа. — А что там еще есть?
— Там, — заторопился Сциф, — много чего есть. Например, на небе есть облака из водяных капелек, белые и очень красивые. А небо там голубое, из-за рассеяния света в воздухе. И еще там бывает ветер — это когда воздух перемещается и перемешивается. И он иногда такой сильный, что вырывает деревья с корнями. И он делает на воде волны…
— Хотим на Землю! — теперь уже хором кричали дети. — Хотим к млекопитающим гуманоидам!
— И еще, — торопился Сциф, — когда эта Земля поворачивается к солнцу, из-за этого самого воздуха над горизонтом получается вроде бы цветомузыка, тоже очень красивая, и эти люди могут ею любоваться два раза в сутки, утром и вечером, причем опять-таки совершенно бесплатно…
— Довольно! — оборвала его жена. — Не бывает дома годами, зарабатывает гроши, а туда же! Терпеть не могу, когда меня пичкают небылицами! Пойдемте, крошки!.. Не слушайте этого бессовестного лгуна!
— Хотим на Землю! — плача кричали дети. — Хотим небо, и ветер, и цветомузыку каждый вечер…
Сциф пристыженно молчал, наблюдая, как она их уводит — то ли в соседнее помещение, то ли в параллельное пространство. Потом горестно вздохнул, собрал золотые сосуды с остатками пищи — такова уж мужская доля, убирать со стола, — и бросил все пять в утилизатор.
Кое-что для души
Звезда приближалась медленно, и на Глакта томительными толчками накатывалась тоска, охватывала все тело, еще очень и очень несовершенное.
Его сильные фотонные крылья живого астероида из Туманности Живых Астероидов влекли его вперед на малой скорости, не превышающей световую. Вокруг звезды роились метеориты, и это мешало Глакту воспользоваться своим гиперпереместителем мгновенного луч-хищника с Планеты Мгновенных Луч-Хищников. Но Глакт не терял времени понапрасну — его зоркий глаз паука-рисовальщика с Планеты Пауков-Рисовалыциков уже обозревал систему звезды.
Вскоре его супермозг разумного утеса с Планеты Разумных Утесов сделал предварительные выводы. Интерес представляла лишь третья от центра планета. Под ее облаками прятались организмы — враги, без которых существование невозможно.
Поиски жизни, и только они, составляли извечную потребность Глакта; впрочем, он давно позабыл миг своего рождения. Глакт жил в пустоте, она всегда окружала его. Одиночество было абсолютным: в космосе отсутствовали близкие ему существа. Природа дала Глакту и его бывшим соплеменникам один-единственный орган — трансплантатор. Остальное он приобрел позже, в ходе индивидуальной эволюции. Для эволюции требовалась жизнь.
Встретив новую биологическую форму, Глакт мог взять у нее то, что ему нравилось. Для этого следовало разобрать ее на составные части и, применив трансплантатор, ввести все нужное в свой организм. После операции Глакт испытывал краткое удовлетворение, но потом возвращались тоска и сознание собственного несовершенства. Жизнь Глакта на девять десятых состояла из черной тоски.
Намеченная планета надвигалась, пятнистая и враждебная. Две трети ее поверхности занимал океан, однако вода давала меньше шансов. Глакт выбрал сушу…
— Спасти нас могло бы лишь чудо, — сказала Нина. — Но…
Игорь промолчал. Собственно, говорить ему не хотелось. Он уже высказался накануне. Слово — не воробей, а вчера их набралось, пожалуй, на большую галдящую стаю. И лучше обождать, когда она сама куда-нибудь разлетится.
Они медленно шли вдоль шоссе, удаляясь от новостроек, как десятки раз перед этим. Только сегодня все выглядело по-другому.
Во-первых, сейчас был день, а раньше они гуляли здесь преимущественно вечерами. Да, почти каждый вечер. Дорогу тогда только-только прокладывали, и после заката тут бывало безлюдно. Теперь трасса работала на полную мощность, и тяжелые грузовые автомашины одна за другой проносились мимо, к светившемуся зеленью лесу.
Все изменилось даже внешне, но главное, как считает Нина, в другом. Вот почему они ссорились, вместо того чтобы просто молчать, как раньше.
— Чудес, к сожалению, не бывает, — сказала Нина.
…Глакт стремительно падал. Его новенький камуфлятор, недавняя собственность универсального оборотня с Планеты Универсальных Оборотней, замаскировал вторжение в небо под мощный разряд атмосферного электричества. Плазменный канал извивался, прорубаясь сквозь толщи газов. Наконец Глакт мертвой хваткой вцепился в почву, и камуфлятор тут же придал ему вид одноногого туземного организма, увешанного зелеными солнечными батареями. Теперь можно не торопясь подыскать себе что-нибудь подходящее…
Мимо прогромыхал очередной грузовик. Дунуло ветром, в лицо полетела пыль. Что-то сверкнуло в зажмуренных глазах, зашелестело, грохнуло, затрещало…
— Видела, Нина?
— О чем ты?
— Вспышка. Неужели не видела? Очень похоже на молнию. Но молния в такую погоду…
— Нет, — сказала Нина, — он просто неисправим! Полюбуйтесь на этого человека! Все кончено, все рушится, но даже теперь он ухитряется развлекаться!..
— Развлекаться? — сказал Игорь. — По-моему, развлекаешься у нас ты. А я — просто в меру ревнивый мужчина, но, в сущности, очень добрый.
Нина глянула гневными, сузившимися глазами.
— Твоя сущность?! Да ты только притворяешься добрым! Это лишь оболочка, то, чему тебя научили. Вместо сердца у тебя сердцевина — черная, гнилая насквозь. Ты можешь сделать женщине комплимент, открыть дверь, помочь выбраться из машины. Но все это только видимость. Если что-то тебе показалось — ты сразу же забываешь всю свою воспитанность. Тут-то и проявляется твое истинное нутро. Ты оскорбляешь женщину, унижаешь, вероятно, можешь даже ударить. Он добрый! Да ты просто заполнен злом! Добра у тебя в лучшем случае капля, размазанная по поверхности.
— По поверхности чего, Нина? Какое зло? Просто я не машина, я тоже живой человек. Мы сто раз говорили об этом.
— Сто раз! — повторила Нина. — Вот именно, говорили! Но разговоры — это слова. Есть еще и поступки.
— Поступки, о которых ты говоришь, это тоже слова.
— Пока ограничивается словами, — сказала Нина. — Что будет дальше, не знаю. Оправдываться ты мастер, но все повторяется. Если обстановка чуть-чуть обостряется…
— Кто же виноват, что она обостряется?..
— Так, — восхитилась Нина. — Вот оно! Сейчас ты опять скажешь, что это я во всем виновата. Просто великолепно. Виновна во всем я! А ты вообще ни при чем. Ангел!..
— Что значит «ни при чем»? — примирительно сказал Игорь. — Но ладно. Ничего нового я все равно не придумаю. Не будем говорить обо мне и моих поступках, которые только слова. Бог с ними. Лучше погляди — откуда взялось это диво?..
Лес был по-прежнему далеко. Когда дорогу строили, все здешние деревья вырвали с корнем, и теперь вокруг расстилался пустырь: ромашки по голой глине. Месяц назад, на субботнике, вдоль дороги посадили другие деревья, и они стояли как под линеечку, заботл