– Я знал, что той ночью что-то произойдет. Знал, что Мейсон ждет тебя. Но я думал, он просто собирается применить на тебе заклинание пиявки или что-то в этом роде. Хочет высосать из тебя всю силу и забрать себе. Но когда появились Таящиеся…
– Кисси. Их называют Кисси.
– Я не знал, что он это сделает.
– А про Элис ты что-нибудь знал?
– Ничего. Я против, чтобы такое проделывали с женщинами. К тому же она гражданская. Это вообще неправильно.
– А сказал бы мне, если б знал?
Он пожимает плечами. Смотрит себе под ноги. Качает головой.:– Слушай, ну что за вопрос? Идти против Мейсона – это все равно, что идти против дьявола.
Я не могу «читать» мертвеца, как живого. У него нет сердцебиения. Он не дышит. Зрачки его неподвижны. Но сейчас мне этого не требуется.
– Верю, – говорю я. – Но Мейсон не дьявол. Он просто любит маскарад. Скажи, где он, и я его достану – ради нас обоих.
– Не могу сказать точно. В каком-то похожем на это месте. Там все жутко и неправильно, но и гораздо более странно. Оно где-то вдали и во тьме. Но это не совсем обычная тьма. Это такая тьма, которая ни разу не видела света. Словно свет для нее смертелен. Там не было никого, но и не было пусто. Фактически там полно народу. Но и полно пустоты. – Он в отчаянии воздевает руки. – Черт, я не знаю, как это объяснить!
Гром снова прокатывается по горам. В нескольких милях от нас появляется световая точка. Дверь открылась. Я беру Касабяна за руку, и мы идем туда.
– Послушай меня. Когда попадешь в Ад, найди там парня по имени Белиал. Он один из генералов Люцифера. Скажи ему, что тебя послал я, и попроси о работе. Скажи, что я велел ни в коем случае не отправлять тебя в ямы.
– В ямы? – переспрашивает Касабян. – В какие еще ямы?
– Когда скажешь, кто послал тебя, обязательно произнеси имя «Сэндмен Слим». И напомни ему, что Сэндмен знает, где он живет.
Касабян бросает на меня изумленный взгляд:
– Бл…ь, какой еще Сэндмен Слим? Звучит как персонаж из японского мультика.
– Просто скажи. – Я отпускаю его руку. – Все, дальше я не пойду. У меня еще есть дела в этом мире.
Касабян смотрит на дверь, потом на меня.
– Знаю. – Он поворачивается и идет к горе. – Увидимся позже.
– Наверное.
Я снова лежу на спине. Рефлекторно сглатываю, и воронье перо чуть не проваливается мне в горло. Я переворачиваюсь и выплевываю его на пол. Домой, домой, снова домой!
Я больше не истекаю кровью, но все еще в ужасном состоянии. Опять. Помимо того что мне несколько раз надрали задницу, моим главным достижением в этом путешествии стало уничтожение дичайшего количества совершенно невинной одежды. Я – Иосиф Сталин для прачечной. Я снимаю футболку, бросаю ее на кучу хлама и надеваю шелковое пальто.
В ушах продолжает звенеть, но я почти уверен, что сирен нет и не будет (наркоманы не станут звонить, а кто еще, кроме них, может ошиваться здесь по ночам?). Но всегда есть вероятность, что на шум мог отреагировать какой-нибудь проходящий мимо законопослушный гражданин. К тому же в одиннадцать утра придет утренняя смена продавцов. Нельзя оставлять здесь труп Касабяна. Но сначала нужно кое-что найти.
Я нахожу ее под обломками прикроватной тумбочки: «волшебную коробочку» Элис. Ее слегка расплющило взрывом. Окровавленный хлопок внутри немного порвался, но остался на месте. Я прячу коробку под кровать, поближе к стене.
Затем сдергиваю с кровати одеяло, заворачиваю в него тело и плотно заматываю найденным под прилавком скотчем, после чего стаскиваю Касабяна вниз по лестнице и волоку к заднему выходу. Там беру пару шлакоблоков, на которые присаживаются продавцы, когда выходят покурить. Я изо всех сил стараюсь не думать о том, что делаю. В жизни я совершил немало сомнительных поступков, но мне еще ни разу не доводилось избавляться от мертвого тела. И, хотя от происходящего у меня разыгралась мигрень, думаю, тот факт, что я не эксперт по утилизации трупов, характеризует меня только с самой лучшей стороны.
Примерно в квартале от магазина я нахожу новенький сияющий «BMW SUV», в названии которого слишком много случайных букв. Это поможет притупить чувство вины от кражи.
Я объезжаю вокруг квартала и подгоняю машину к «Max Overdrive», после чего загружаю тело и шлакоблоки в просторный багажник внедорожника. Затем еду на Фэрфакс и сворачиваю на юг. Доехав до бульвара Уилшир, я поворачиваю налево и жму на газ, пока не доезжаю до скульптур мамонтов.
Животные тонули в битумных озерах Ла-Брея, начиная с последнего ледникового периода. Но в последнее время они попадают туда не очень часто, поскольку озера огородили, превратив в красивую часть первоклассного городского парка Хэнкок. Здесь есть сувенирный магазин и большой музей, в котором выставлено огромное количество волчьих черепов и птичьих костей. Вскоре он пополнится скелетом бывшего мага – владельца видеомагазина.
В это время суток машин на Уилшире немного. Я аккуратно переезжаю через бордюр и останавливаюсь на кирпичной дорожке, ведущей к музею. Прикинув, какому столбу отдать предпочтение, я включаю передачу, быстро разгоняюсь и врезаюсь в него на полном газу. Лобовое стекло и передний бампер – всмятку. Из-под капота валит пар. Хорошая новость в том, что столб с камерой является теперь не более чем алюминиевой зуботычкой, торчащей у входа в здание.
Если вам когда-нибудь придется утяжелять мертвое тело, запомните главное: приматывать шлакоблоки к трупу легко. Но сложно потом правильно их отбалансировать. Уверен, будь у меня достаточно практики, я бы разработал такую надежную трупошлакоблочную систему, что по ней смог бы ходить даже канатоходец. Но сейчас, к сожалению, времени на это нет. Я заехал в центральный проезд парка на угнанном внедорожнике. На мне нет рубашки – только шелковое пальто и шрамы на запястьях. И теперь мне предстоит тащить мертвого парня, украшенного строительными материалами. Ситуацию нельзя назвать деликатной или изысканной. Напротив, она полна грубой силы и безумного насилия.
Наконец-то я занимаюсь привычным делом.
Я взваливаю тяжелое тело Касабяна на плечо, выволакиваю его из багажника и кладу на спину в нескольких ярдах от забора. Затем наклоняюсь, беру его за лодыжки и начинаю вращаться, удерживая тело, как спортивный снаряд при метании молота. После нескольких оборотов у меня начинает кружиться голова, но не так сильно, чтобы из-за этого расстраиваться. Наконец я отпускаю Касабяна, и он летит. Он плывет по воздуху, как падающий на Землю русский космический зонд – давно забытый, сбившийся с курса и потерявший управление.
Тело шлепается в битум с жирным густым всплеском. И остается там лежать. Касабян нагло плавает по поверхности, как огромное буррито, отказывающееся тонуть. Словно соблазняя своим аппетитным видом динозавров, лежащих на дне. Наконец он осознает, насколько неразумно себя ведет, и начинает сдаваться. Сначала медленно. Очень медленно. Сперва исчезает голова Касабяна, затем пузо. Через какое-то время на поверхности остаются одни голени и ступни, и я ухожу. Даже если поверхность битумного озера будет выглядеть потревоженной, думаю, полицию утром больше заинтересует украденный «BMW».
Обратный путь к «Max Overdrive» долог и изнурителен. Когда я добираюсь до комнаты, сил моих хватает только на то, чтобы перевернуть матрас чистой стороной вверх. Я даже не снимаю пальто. Я ложусь прямо в нем, подоткнув под голову вместо подушки чистые полотенца, взятые из ванной.
Всю ночь напролет в голове крутится песня, которую однажды кто-то включил в «Бамбуковом доме кукол»:
…Толкни по течению, и я пропаду вдали.
Должно быть, спятил я, коньками имя чертя,
Еще один поворот, и провалюсь я под лед.
Элис…
Бывают ли такие умные люди, которые заранее понимают, что обречены – еще до того, как мир обрушится на них, как пианино в старых мультфильмах? Наверное, да, но я точно не один из них. До падения в кроличью нору я воображал, что могу безнаказанно шутить, лгать и нести любую околесицу о чем угодно. Я был тем, кого называют «профессиональной сволочью», и достиг в этом деле немыслимых высот.
Элис всегда не любила Мейсона. Не доверяла она и остальным членам Круга. Впрочем, как и я. По крайней мере, старая острозубая рептилия в моем мозгу всегда испытывала к ним неприязнь, но от этого и играть с ними, и казаться лучше них становилось даже веселее. Особенно когда удавалось посрамить Мейсона. Но Элис не видела в этом ничего забавного. Она говорила о Круге так, будто это метамфетамин, а я – подсевший на него наркоман.
– Мама с папой не учили тебя, что, если будешь водиться с плохими ребятами, тебя задержат после уроков?
– Мама говорила, что я самый красивый мальчик на свете. А папа научил стрелять и улыбаться, пока получаешь подзатыльники. А больше я ничего не помню.
В тот момент на ней были надеты только белая майка и черные трусики. Она варила кофе, но бросила, подошла ко мне и села на колени.
– Поэтому я тебя и люблю. Ты – идеальный мальчик с картин Нормана Роквелла. Не ходи сегодня к своим волшебным мудакам. Останься со мной дома. Мы будем есть яблочный пирог и трахаться на флаге.
– Мне придется пойти. Мейсон собирается показать что-то важное. Кто, если не я, обосрет ему всю малину?
Она встала и вернулась обратно к плите.
– Прекрасно. Тогда иди. Иди и покажи кучке неудачников, какой ты молодец. Грандиозное, бл…ь, достижение!
– Это важно. Ты просто не понимаешь. Если бы у тебя был такой же дар, как у меня, ты бы думала иначе. Конечно, большинство Саб Роза – это богатые придурки или готы без сигарет с гвоздикой. Но мне нужно иногда общаться с магами. С теми, кто не задает лишних вопросов.
– Рисоваться перед ними для тебя важнее, чем быть со мной. Они опасны и собираются втянуть тебя во что-то опасное и глупое, например вызвать дьявола или вроде того. И когда их убьют или арестуют, ты пойдешь вслед за ними.