Не многим людям удается за несколько часов восстановить потерянные годы. Сьенфуэгосу пришлось в общих чертах рассказать о некоторых из бесчисленных приключений во время путешествия по морям, рекам, сельве и горам, куда не ступала нога цивилизованного человека.
— Боже ты мой! — воскликнула после его рассказа немка. — Самое ужасное, что я могу живо представить себе самые кошмарные мгновения.
Когда наступил вечер, канарец отправился на берег в поисках ожидающей в нетерпении Арайи. Ей, похоже, корабль понравился с первого взгляда, она вела себя настолько естественно, словно давно уже здесь жила, несомненно, уверенная, что уже очень скоро окажется в мире цивилизованных людей, как и предсказывали боги ее народа.
В ту ночь команда собралась за большим столом на главной палубе, чтобы отпраздновать неожиданный успех долгого плавания, и капитан Моисей Соленый поднял стакан за Сьенфуэгоса, а потом повернулся к донье Мариане Монтенегро и высказал мучающие его опасения:
— А что теперь будет с нами, сеньора?
Донья Мариана с силой сжала руку канарца и уверенно ответила:
— Как скажет мой господин.
— Я? — удивился Сьенфуэгос. — Что я могу сказать, я ведь ничего не знаю.
— Теперь ты снова стал моим господином, а значит, и владельцем корабля и всего его содержимого, — нежно ответила она. — Можешь делать с ним, что пожелаешь.
— Послушай! — ответил он, не пошевелившись. — Вчера я владел лишь грязной набедренной повязкой и путешествовал в обществе дерзкой и болтливой девчонки, — улыбнулся он с нежностью. — А теперь у меня есть ты, есть сын и куча друзей. Этого вполне достаточно! Не проси меня принимать решений, они будут ошибочны, потому что, увы, единственное, чему я научился за эти годы, это лишь избегать смерти. Я отправлюсь, куда ты скажешь, — пожал плечами Сьенфуэгос.
Все взоры снова обратились к донье Мариане Монтенегро, и она почувствовала, что эта ответственность вот-вот ее раздавит.
— Кто хочет вернуться в Санто-Доминго? — спросила она наконец.
Поднялись три руки.
— А в Европу?
Всего одна.
Немка цокнула языком и потерла подбородок, словно сложность проблемы превышала ее возможности.
— Я горжусь тем, что вы не хотите покидать корабль, — сказала она. — Но сомневаюсь, что мы можем провести всю жизнь, плавая без определенной цели и не получая дохода.
— В этой части океана ждет освоения целый мир, — заявил капитан Соленый, совершив над собой усилие. — Так давайте его исследуем!
— И что дальше?
— А там видно будет. Может, найдем золото, жемчуг, специи, дерево пау-бразил... Да мало ли что еще!
— Но у нас нет разрешения монархов. Если мы так поступим, это примут за мятеж... Или еще хуже — нас сочтут пиратами.
— А кто мы в глазах остальных, если не мятежники и пираты? — спросил дон Луис.
— Но только не в моих глазах, — возразила Ингрид.
— Но нас всё равно повесят... — дон Луис де Торрес обвел руками всех присутствующих. — Что будет с большинством из нас, когда мы вернемся в Санто-Доминго? Скорее всего, рано или поздно кто-нибудь донесет, что этот человек был в запрещенном плавании, а это означает эшафот или тюрьму. Мне это не кажется справедливым.
— Может быть, в Европе...
— Никто не хочет возвращаться в Европу!
Донья Мариана повернулась к канарцу.
— И ты тоже?
— Мое мнение не считается, — ответил тот. — Хотя должен признаться, меня не привлекает мысль бросить тот мир, который я научился познавать, и вернуться к козам, — он улыбнулся почти с ребяческой гордостью. — А знаешь, что я говорю на всех местных языках?
— Нет, — сказала немка. — Я этого не знала, хотя и не удивлена. — Она снова оглядела лица с написанным на них нетерпением, и в конце концов продолжила: — Пока что нам нужно вернуть Якаре обратно к озеру Маракайбо... Он показал себя храбрым воином, очень нам помог, и мы должны выполнить обещание. А там решим, что нам больше подходит, — она встала, дав тем самым понять, что собрание завершено. — Кто-нибудь желает еще что-то сказать? — Поскольку все молчали, Ингрид повернулась к капитану. — В таком случае, капитан, на заре поднимаем якорь.
15
«Дракон» не был похож на «Чудо», а рулевой Хусто Волосатый — на капитана Моисея Соленого, и потому неудивительно, что, стоило дряхлому фламандскому кораблю, обладающему слишком глубокой осадкой, отойти от берегов Эспаньолы, как его стало сносить течением, и никто на борту не заметил, что курс на юг, в залив Маракайбо, изменился, и они очутились среди прекрасных островов Лос-Рокес у берегов Венесуэлы, где однажды темной ночью лишь чудом не разбились.
Когда первые лучи зари позволили понять, что они плывут по проливу, а меньше чем в миле с каждой стороны тянутся песчаные мели, которые могли бы превратиться в смертельную ловушку для такого хрупкого корабля, капитан Леон де Луна не только разъярился, убедившись в полной некомпетентности команды, но и снова ощутил прежнюю ненависть к морю, сменившуюся паникой. Хотя он уже пять раз пересек Сумрачный океан, капитан по-прежнему оставался сухопутным человеком, так и не научившимся плавать.
Хусто Волосатый, в свою очередь, был не в силах объяснить, какого дьявола здесь делают эти острова, ведь Алонсо де Охеда утверждал, что между Санто-Доминго и Венесуэльским заливом не существует никаких препятствий. Впервые в нем зародилось подозрение, что эта вонючая скорлупка плывет не по воле румпеля, а лишь подчиняясь собственным капризам.
— Кажется, я начинаю понимать, почему прежний владелец продал корабль так дешево, — возмущенно пробормотал он. — Иными словами, нам всучили необъезженного мула, который не слушается поводьев.
— А для чего, в таком случае, придуман компас? — бросил разъяренный виконт.
— В этих широтах от него мало толку, сеньор, — честно ответил рулевой. — Когда пересекаешь океан, рано или поздно наступает момент, когда невозможно разобраться, с какой стороны солнце: уже на севере или еще на юге, и я не знаю никого, кто мог бы с уверенностью сказать, покинули мы уже Северное полушарие или еще нет.
— А как же Полярная звезда?
— Вот уже почти неделя, как я не вижу на небе этой чертовой звезды.
— И что теперь прикажете делать?
— Выбираться отсюда с Божьей помощью и держать курс на Твердую Землю. Не волнуйтесь, сеньор. Если это озеро существует, рано или поздно мы до него доберемся.
Для моряка это был не самый профессиональный ответ, но вполне логичный для моряка XVI столетия, плавающего по незнакомым морям, для которых не существует карт и где в любой момент перед носом мог выскочить огромный остров или архипелаг, неизвестный предшественникам.
— Разумнее всего было бы ложиться на ночь в дрейф, — решился предложить капитан де Луна. — Так мы избежим неприятных сюрпризов.
— Это с таким-то медлительным кораблем? — заметил вонючий и волосатый рулевой. — Будет только хуже, ведь когда мы заметим опасность, то не сможем ее избежать. Без парусов мы бы уже сели на мель.
— Ненавижу море!
— Придется его потерпеть! — язвительно хмыкнул Турок. — Раз уж нам сегодня улыбнулась удача, мне думается, она на нашей стороне. Мы же, почитай, прошли через игольное ушко, да еще вслепую!
Но никакие слова не в силах были успокоить разъяренного виконта де Тегисе, когда он, стараясь скрыть разочарование, снова вернулся на широкое ложе, где еще спала его любовница.
— Я заставлю ее глотать расплавленный свинец! — прошипел он вне себя от злости. — Сдеру с нее кожу, вырву глаза и ногти, заставлю ее испытать самую долгую и мучительную агонию, какой не знала ни одна женщина! И даже этого недостаточно, если вспомнить, что я пережил по милости этой сучки!
Хитроумная Фермина Константе сладко потянулась, словно кошка на печке, мягко коснулась затылка виконта и притянула его голову меж своих твердых, широко раздвинутых бедер, прекрасно зная, что теплая влага ее ароматного источника — единственное средство, способное умиротворить капитана, охваченного жаждой мести. Она в экстазе откинулась назад, издав стон наслаждения, хладнокровно обдумывая при этом план действий.
Вот уже больше месяца, как у нее не было кровотечений, а прежде они всегда приходили с завидной регулярностью. При этом грудь отвердела, а по утрам начали мучить приступы тошноты, которую никак нельзя было объяснить корабельной качкой. Фермина начала подозревать, что ее тайные заигрывания кое с кем из членов экипажа принесли свои плоды, и теперь она преисполнилась решимости объявить отцом будущего ребенка официального любовника, прямо-таки одержимого идеей иметь красивого и здорового наследника.
То, что поначалу было не более чем деловым соглашением на неопределенный период времени, теперь обещало ей весьма заманчивое будущее в роли матери маленького виконта, и в расчетливой головке бесстыдной проститутки незаметно поселилась мысль, что, раз уж ей светит столь жирный куш, нужно стать самой верной, нежной и бескорыстной возлюбленной.
И она стала играть роль покорной и тихой дамочки, исполняющей каждый каприз своего господина. Фермина вытащила из сундука воспоминаний все трюки, приберегаемые для самых лучших любовников, притворялась, насколько умеет притворяться опытная профессионалка, что испытывает подлинные чувства в объятьях храброго капитана де Луны.
Она отказывалась от его подарков и «забывала» требовать плату за услуги; ее взгляд жадной сороки сменился взором пугливой газели, и вскоре человек, чья потрепанная годами мужественность уже давно была весьма сомнительной, мало-помалу искренне поверил, что по-прежнему способен покорить женщину.
Бальтасар Гарроте был, пожалуй, первым из тех, кто понял истинную причину столь разительной перемены в поведении Фермины Константе, но, в конце концов, его наняли для того, чтобы сражаться с врагами, а не давать советы в сердечных делах, а потому он лишь молча наблюдал, как коварная шлюшка вертит своим любовником, бесстыдно посмеиваясь за его спиной.