На следующий день в назначенное время Лемос с пунктуальностью делового человека появился в своем экипаже перед флигелем дома на Богадельной улице и вскоре отправился в Ларанжейрас вместе с женихом, которого выторговал для своей подопечной.
Во время непродолжительного пути Лемос забавлялся тем, что наводил страх на Сейшаса, рассказывая ему всякие выдумки о невесте. То намекал, что у девушки стеклянный глаз, то говорил, что она ужасная деревенщина, такая, что ее мужу первым делом придется отдать ее в школу! Лемос так же быстро сочинял эти небылицы, как опровергал их, всякий раз сопровождая свои слова звонким смешком и трижды похлопывая Сейшаса по коленке.
– Испугались, повеса?.. Ну, право, какая деревенщина! Не волнуйтесь! Зачем ей школа, если она знает все, чему учат в университетах? Мой вам совет: займитесь своим образованием, чтобы не ударить в грязь лицом! Хе-хе-хе!
Сейшас не обращал внимания на остроты Лемоса, он был подавлен, осознавая, в каком позорном и постыдном положении оказался.
Теперь, перед встречей с девушкой, на которой он согласился жениться ради приданого, хотя даже не был с ней знаком, Сейшас понимал, какой недостойный поступок совершил, и все происходящее представлялось ему в самых мрачных красках.
Карета остановилась. Весельчак Лемос ловко спрыгнул на землю и потопал ногами, чтобы поправить задравшиеся брюки.
– Излишне напоминать вам, что девушка ни о чем не догадывается. И пока вам не следует раскрывать ей цели вашего визита.
X
Ворота были в тридцати шагах от особняка, окруженного английским парком.
Из открытых окон второго этажа лились потоки света, игравшего бликами на поверхности пруда и на свежих, трепетавших на ветру листьях деревьев.
Слуга провел гостей в залу, где не было никого, кроме доны Фирмины Маскареньяс и Торквато Рибейры, с которым Лемос, стоя напротив окна, успел обменяться парой слов, пока Сейшас, разместившись на диване, ждал рокового момента.
Вдруг послышался шорох платья, и Аурелия появилась в дверях залы.
В тот вечер она была одета в платье благородного опалового цвета, которое плотно облегало ее прекрасный, стройный стан. В сиянии струящегося шелка, переливавшегося на свету, нежные линии ее соблазнительной фигуры казались еще более совершенными. Она напоминала прекрасную статую, утопающую в облаке из светлых тканей и легких ароматов.
Ее роскошные волосы, скрепленные опаловой диадемой, каскадами спадали на белые плечи, что придавало ее простой, но элегантной прическе такое естественное очарование, которого искусство не может повторить, как бы ни стремилось к этому.
Сразу было заметно, что ее гордая и изящная голова не утяжелена накладными локонами, которые носят многие наши кокетки, подчиняясь жестокой моде и не придавая значения тому, что иногда эти волосы срезаются с трупов. В отличие от многих модниц Аурелия не нуждалась в таких ухищрениях; подобно тому, как природа наделяет деревья густыми кронами, она же одарила Аурелию пышной шевелюрой, украшавшей ее царственную голову.
Запястье грациозной руки, которую открывал доходивший до локтя рукав, охватывал браслет, украшенный опалами; из тех же камней было сделано колье на шее Аурелии и длинные серьги, покачивавшиеся в ее нежных ушах.
Когда она шла, ее украшения мелодично звенели, и эта музыка, сопровождавшая каждый ее шаг, напоминала ласковый смех или звучание лиры.
Двигаясь, точно лебедь, плывущий по озерной глади, Аурелия прошла по зале плавной поступью, напоминающей походку богинь. Шелка, в которые она была одета, скрывали ее шаги, отчего казалось, будто идет не она, а все вокруг стремится к ней навстречу, избавляя ее от необходимости ступать по земле.
Если Аурелия рассчитывала, что ее появление поразит Сейшаса, она ошибалась, потому что он, смотря на нее затуманенным взором, мог различить не более чем силуэт женщины, прошедшей по зале.
Впрочем, это не означает, что девушка не умела произвести впечатление. Подобный блистательный выход для нее был столь же естественным и обыкновенным, как для звезд – появление на небе. Всякий раз, когда она выходила в свет, она достигала апогея своей ослепительной красоты, сияние которой не угасало весь вечер.
Увидев свою подопечную, Лемос подошел к ней и провел ее к дивану.
– Аурелия, имею честь представить вам сеньора Сейшаса!
Ответив на приветствие Сейшаса легким наклоном головы, она подала ему руку, и он едва коснулся ее пальцев.
Даже тогда он не узнал ее лица, но оно внушило ему невыразимый ужас: таким для него было лицо унижения. Нарушая неловкую тишину, Аурелия обратилась к дяде и начала с ним светскую беседу, которая, подобно пению или игре на фортепиано, служит лишь для того, чтобы услаждать слух.
Непринужденность речи Аурелии составляла контраст с ее движениями, несколько скованными, несмотря на свою обыкновенную плавность, а также с холодным выражением ее лица, обращенного к Сейшасу в профиль.
Между тем Сейшас постепенно восстановил душевное равновесие, нарушенное глубоким потрясением, которое он испытал, когда Аурелия появилась в зале, и от которого притупились все его чувства. Мелодичный голос девушки проник ему в душу, разбудив в ней старые воспоминания. В первый раз он остановил свой взгляд на ее лице, и представьте, каково было его удивление, когда он узнал в ней Аурелию Камарго.
Некоторое время он считал себя жертвой зрительного обмана. Ему было трудно поверить, что перед ним женщина, которую, как ему казалось, он потерял навсегда. Он был так поражен, что почти забыл о цели своего визита и не думал о постыдном положении, в котором оказался. Чувство внутреннего удовлетворения полностью завладело им, заставляя его расстаться с горькими мыслями, терзавшими его прежде.
Аурелия также вновь обрела спокойствие. Без малейшего смущения она обернулась к Сейшасу и спросила его:
– Вы недавно вернулись с севера, сеньор Сейшас?
– Да, сеньора. На прошлой неделе я прибыл из Пернамбуку.
– Где выполнял одно важное поручение, – добавил Лемос.
– И правда ли, что Ресифе[30] так красив, как о нем говорят?
– На мой взгляд, он превосходит большинство городов мира по красоте видов и выгодности расположения.
– Вы хотите сказать, что Ресифе лучше, чем наш Рио-де-Жанейро? – спросила Аурелия с улыбкой.
– По великолепию природы Рио-де-Жанейро, без сомнения, впереди, однако, если судить по изяществу и элегантности, ветвь первенства я отдал бы Ресифе. Рио-де-Жанейро, столица империи, напоминает величественную королеву, восседающую на троне, сложенном из высоких гор. Ресифе, в свою очередь, – это нежная принцесса, которая стоит у самого моря под сенью пышных садов.
– Поэтому Ресифе и называют бразильской Венецией.
– Я никогда не был в Венеции, но, судя по тому, что я о ней слышал, не нахожу оснований сравнивать нагромождение мрамора, нависающего над илистыми каналами, и прекрасные долины Капибарибе[31], поросшие кокосовыми пальмами, под тенью которых луга встречаются с морем.
– Я вижу, сеньор Сейшас, что в Ресифе вас посетила муза! – заметила Аурелия шутливо.
– Вы так думаете? Я всего лишь повторил слова, вероятно, принадлежащие одному пернабуканскому поэту. Относительно моей музы могу сказать вам, что она умерла семь дней тому назад и теперь покоится в пыльном ящике письменного стола, – ответил Сейшас тем же шутливым тоном.
Появление нескольких гостей прервало этот диалог. Аурелия встала, чтобы поприветствовать дам, тем временем как господа, разойдясь по зале, ждали подходящего момента для того, чтобы выразить хозяйке свое почтение.
Как можно было заметить, среди них не было ни одного из претендентов на руку Аурелии. Если кто-то из женихов и появился в зале, так только потому, что о своих намерениях он еще не объявлял.
Аурелия, уставшая от поклонников, которые окружали ее своим настойчивым вниманием и буквально следовали за ней по пятам, когда она появлялась на балах, иногда любила проводить вечера в узком кругу, укрываясь в собственном особняке от докучливого света.
Пользуясь моментом всеобщего оживления, Лемос подвел Сейшаса к окну:
– Так что, не обманул я вас?
– Никак нет. Я даже не мог представить, что речь шла о ней.
– Что ж, теперь, когда вы это знаете, могу сказать вам, что я ее опекун и зовут меня не Рамос, а Лемос. Разница всего-то в две буковки! Пока мы с вами не заключили сделку, нужно было сохранять секретность. Понимаете, а? Повеса!
Сказав это, Лемос ущипнул Сейшаса за руку, так выражая свою дружескую симпатию.
Было около полуночи, когда, подойдя к одной даме, чтобы попрощаться с ней, Аурелия заметила Сейшаса, стоявшего на улице, около окна.
Он вышел в сад под предлогом выкурить сигару и, не желая удаляться вовсе, встал рядом с окном так, что казалось, будто он наблюдает за всем, что происходит в гостиной, хотя в действительности внимание Сейшаса полностью занимали волновавшие его мысли. Пользуясь первым после встречи с Аурелией моментом уединения, позволившим ему отвлечься от светских условностей, Сейшас думал о произошедших в тот вечер событиях, пытаясь найти их причину и дать им объяснение.
Аурелия, якобы желая посмотреть на ночное небо, выглянула в то окно, у которого стоял Сейшас.
– Вы ушли от нас, чтобы полюбоваться звездами?
– Какими? Теми, что видны на небе?
– А разве есть другие?
– Вам никогда не говорили, что есть?
– Может быть, и говорили, но убедить меня в этом пока никому не удалось, – ответила девушка с улыбкой.
Сейшас ничего не ответил, он никогда не имел склонности к подобным словесным турнирам, а кроме того, в ту минуту был полностью поглощен занимавшими его мыслями.
– Как знать, может быть, вас очаровало какое-нибудь прекрасное видение? – продолжила Аурелия.
– У меня не бывает видений. Я думал о превратностях судьбы, которая сегодня привела меня в ваш дом. Наша встреча – это подарок фортуны или ее злая насмешка? Ответ известен только вам.