Перед домом Аурелии друзья остановились, чтобы Сейшас мог полюбоваться ее красотой. Некоторое время он смотрел на Аурелию холодным взглядом, как смотрит художник на позирующую ему натурщицу. Тогда лицо девушки имело выражение гордого и холодного безразличия, которое, словно вуаль, скрывало ее красоту от пылких взглядов. Однако, когда Аурелия посмотрела Сейшасу в лицо и ее большие бархатные глаза на миг встретились с его взглядом, Фернандо невольно воскликнул:
– И правда!..
Но все же он тотчас подавил этот первый порыв восхищения и сказал уже спокойным тоном:
– Не отрицаю, она хороша.
Вечером за работой Аурелия попыталась вспомнить лицо юноши, смотревшего на нее в тот день; попыталась, но не смогла. Лишь на мгновение она остановила на нем свой взгляд, и поэтому его черты не могли сохраниться в ее памяти.
Но, как ни удивительно, его образ запечатлелся в глубине ее души. Это был неясный силуэт, почти видение, однако Аурелия знала, что это именно он, и не спутала бы его ни с кем другим.
Два дня спустя Сейшас вернулся на улицу Санта-Тереза, на этот раз один. Еще издали его взгляд встретился со взглядом Аурелии, которая, смутившись, опустила глаза, а затем вновь робко посмотрела на Сейшаса. Проходя мимо ее окна, юноша поприветствовал ее, и она ответила ему легким наклоном головы.
Прошла неделя. Сейшас, обычно приходивший в одно и то же время, все не появлялся. Наступил вечер; печальная и взволнованная, Аурелия уже хотела уходить, но, закрывая ставни, вдруг увидела в отдалении мужской силуэт и стала ждать. Это был Фернандо. Он пожал Аурелии руку, а затем признался ей в любви. Его словам девушка внимала, трепеща от восторга, и ее сердце было исполнено радости.
– А вы, сеньора Аурелия? – спросил Сейшас. – Вы меня любите?
– Я?
Это короткое слово, произнесенное девушкой, выражало ее глубокое удивление. Она не сомневалась, что Фернандо уже знает, что ее душа принадлежит ему с того самого момента, когда их взгляды впервые встретились.
– На этот вопрос я не стану давать вам ответа, – ответила Аурелия, улыбаясь, – потому что вы сами знаете его.
Сейшас не понял высоты этих искренних и простых слов своей возлюбленной. Его сердце, привыкшее к светской галантности, было неспособно угадать тонкие движения ее чистой души.
Фернандо каждый день наведывался в скромный дом, расположенный на улице Санта-Тереза, где проводил несколько часов перед тем, как отправиться на бал или в оперу. Выходя из бедной гостиной, где его удерживал взгляд прекрасной возлюбленной, наш франт чувствовал себя неловко. Ему казалось, что он изменяет своим аристократическим привычкам; он опасался за свою репутацию элегантного кавалера.
На протяжении месяца Аурелия наслаждалась высшим счастьем: любила и была любима. Часы, которые Сейшас проводил рядом с ней, были для нее верхом блаженства. И этих коротких встреч было достаточно, чтобы все остальное время для Аурелии наполнилось мыслями и мечтами о возлюбленном. Сложно было понять, кого она любила сильнее: мужчину, посещавшего ее каждый вечер, или же прекрасный идеал, который ее воображение создало, взяв за основу образ этого мужчины.
Подобно Пигмалиону, девушка создала прекрасную статую и, должно быть, как и легендарный скульптор, влюбилась в свое творение, более совершенное, чем живой человек, его прообраз. Разве не эта вечная легенда живет в каждой душе, которую озаряет священное пламя любви?
Среди поклонников Аурелии был Эдуардо Абреу, юноша двадцати пяти лет, из благородной семьи, богатый и пользующийся особым расположением при дворе.
Несмотря на серьезность и отсутствие склонности к всякого рода авантюрам, Абреу не устоял перед красотой Аурелии. Он присоединился к многочисленному легиону ее поклонников, хотя и не рвался вперед, оставаясь в последних рядах, среди наименее отважных.
Когда же первые «смельчаки» обратились в бегство, он не отступил. Не предпринимая решительных шагов, он все же не перестал появляться на улице Санта-Тереза, что мог подтвердить один старый сапожник, который по-прежнему каждый вечер видел его верхом на коне породы Кабо.
Постепенно легкое увлечение Эдуардо перерастало в серьезное чувство, которое становилось все более глубоким по мере того, как он осознавал, насколько Аурелия чиста и благородна сердцем. Видя, как натиск самых опасных соблазнителей Рио-де-Жанейро разбился о ее добродетель, Эдуардо проникся к ней особым уважением и восхищением.
Неудивительно, что этот юноша, считавшийся одним из самых завидных женихов бразильской столицы, долго колебался, прежде чем принять окончательное решение. Однако, сделав выбор, он более не отступал от своих намерений. Абреу направился к доне Эмилии и попросил руки ее дочери.
Вдова, обрадованная столь неожиданным подарком судьбы, поспешила к Аурелии:
– Господь услышал мои молитвы! Теперь я могу умереть в покое.
Девушка молча выслушала мать, которая перечислила ей все преимущества брака с Абреу. По словам доны Эмилии, жених не только нежно любил Аурелию всем сердцем, но также был честен и благоразумен.
И все же Аурелия ответила отказом.
– Прежде я бы согласилась выйти замуж за любого человека, которого вы, матушка, посчитали бы достойным, лишь бы ваша душа не тревожилась, а страхи, терзающие вас, рассеялись. Ради вашего счастья я была готова пожертвовать своими скромными девичьими мечтами. Но теперь все изменилось. Я никому не могу отдать свое сердце, потому что оно более не принадлежит мне. Я люблю другого.
– Я знаю. Сейшаса. Но уверена ли ты, что он женится на тебе?
– Я никогда у него не спрашивала, матушка.
– Но нужно спросить.
– Я не стану говорить с ним об этом.
– Тогда поговорить придется мне.
Действительно, в тот же день, когда пришел Фернандо, Эмилия подвела разговор к деликатной теме. При первой подходящей возможности она спросила молодого человека о его намерениях. Неоспоримый аргумент, к которому она обратилась, состоял в том, что настойчивые ухаживания Сейшаса бросают тень на доброе имя ее дочери, если только они не пропитаны ароматом распускающихся цветов апельсинового дерева[33]. Кроме того, она напомнила юноше, что, поскольку Аурелия уделяет все внимание ему одному, другие женихи перестали интересоваться ею, что лишало ее возможности устроить свое будущее.
Сейшас пришел в замешательство. Как бы хорошо ни был подготовлен светский человек к подобного рода коллизиям, столь острая необходимость выбирать между чувством и разумом не может не вызвать у него потрясения. Особенно если учесть, что Сейшас выбрал для себя извилистый путь, двигаясь по которому мог бы, подобно рептилии, вилять между любовью и собственной выгодой.
– Я готов заверить вас, дона Эмилия, в том, что мои намерения честны. До сих пор я не заявлял о них только потому, что в силу обстоятельств вынужден ждать момента, когда смогу их осуществить. Моя карьера зависит от некоторых событий, которые состоятся в этом году. Если их исход будет благополучен, я смогу предложить Аурелии будущее, которого она достойна и которому позавидуют самые элегантные светские дамы. Тогда я буду вправе просить ее руки. Однако прежде, пока моя судьба столь неопределенна, я не смею вынуждать Аурелию связывать свою жизнь с моей. Я искренне люблю вашу дочь, и эта любовь дает мне силы противостоять эгоистичной страсти. Я предпочту потерять Аурелию, чем обречь ее на страдания.
– Это очень благородно с вашей стороны, сеньор Сейшас. Действительно, ничто не доказывает вашего уважения к Аурелии больше, чем ваша готовность отречься от нее, чтобы не быть препятствием для брака, который сделает ее счастливой.
Сказав это, дона Эмилия, у которой разговор с Фернандо отнял все силы, удалилась в свою комнату. Оставшийся в гостиной Сейшас был потрясен: такого завершения беседы он никак не ожидал.
Он рассчитывал, что дона Эмилия, пленившись надеждой на блестящее будущее дочери, которое он приукрасил позолотой своих слов, и растрогавшись его благородными устремлениями, позволит ему, как и прежде, ухаживать за Аурелией, как за прекрасной незабудкой, цветущей в полумраке скромной гостиной, освещенной тусклым мерцанием лампы.
Наконец он поднялся и направился к Аурелии, которая шила, сидя в углу комнаты; полностью погруженная в свои мысли, она не слышала разговора, предметом которого была и жертвой которого могла стать.
Чем вызвано было столь необычное безразличие девушки? Наверное, она сама не знала тому объяснения. Вероятно, последствия разговора были для нее важнее, чем слова, которыми обменивались ее мать и Фернандо.
– Аурелия, что хотела сказать мне дона Эмилия? – спросил ее юноша.
– Дона Эмилия – моя мать, и поэтому она вправе тревожиться о моем будущем. Что до меня, вы знаете: я люблю вас беззаветно. Не стану спрашивать вас, куда приведет меня эта любовь. Я счастлива тем, что люблю вас, и этого мне достаточно.
На следующий день Эмилия передала дочери окончание своего вчерашнего разговора с Сейшасом и, прибегая к своим обычным аргументам, повторила советы, которые всегда ей давала.
– Если бы меня постигло огромное горе потерять вас, матушка, я не осталась бы одна на свете. Со мной были бы воспоминания о вас, а также любовь, с которой я никогда не расстанусь.
На лице вдовы отобразилось недоумение.
– Поверьте, матушка, будет лучше, если я останусь верна мужчине, которого люблю, нежели выйду замуж за нелюбимого.
Эмилия больше не настаивала на своем. Она осознавала, что когда-то, поддавшись велению сердца, пожертвовала собой ради любви, и не могла требовать от дочери твердости, которой сама не имела.
Сейшас, прежде восхищавшийся самоотверженной и искренней любовью Аурелии, узнав о том, что она отказалась от партии, о которой мечтали многие придворные дамы, не мог не прислушаться к порыву своей благодарной души. Он появился в доме Эмилии, просил у нее руки Аурелии и получил согласие на брак.