леск ее золота, она вела себя с ним иначе: была приветлива и любезна, но при первой возможности рассеивала все его напрасные надежды.
Только с охотниками за приданым она была кокетлива, если таковой можно назвать девушку, которая постоянно подвергает поклонников насмешкам и говорит им колкости.
Однажды Аурелия встретила Эдуардо Абреу, вернувшегося из Европы. Ей было известно, что он промотал состояние и стал беден. Поскольку Абреу не решался заговорить с ней, она первой обратилась к нему и пригласила его в свой особняк.
Вскоре Абреу нанес ей визит. Аурелия, сказав, что ей срочно нужно составить письмо, послала за чернильницей и письменными принадлежностями. Когда они были принесены, она вдруг повернулась к юноше и попросила его написать записку в один магазин.
Внимательно рассмотрев его почерк, Аурелия чуть слышно шепнула:
– Я так и думала!
Абреу она не сказала ни слова. Однако через несколько дней все его счета в магазинах на Судейской улице, где ему уже не отпускали в кредит, были оплачены.
Встретившись с Абреу некоторое время спустя, Аурелия спросила:
– Вы все еще меня любите?
Он покраснел от смущения.
– Я уже не имею на это права.
– Помните, однажды я вам говорила, что, если освобожусь из своего плена, моя рука будет принадлежать вам. Если же вы этого не захотите, она не достанется никому на этом свете.
Торквато Рибейро не мог противостоять любви, которую питал к Аделаиде Амарал. По прошествии времени он простил неверную возлюбленную, и после неожиданного отъезда Сейшаса они примирились.
Аурелия замечала, что любовь Торквато к Аделаиде обретает все большую силу. Можно сказать, это был настоящий рецидив чувств. Сначала Аурелия удивлялась тому, что Торквато сумел простить Аделаиду, но затем подумала: «А я? Разве я не продолжаю любить человека, который не только оставил меня ради другой, но и упал в моих глазах?»
Тогда она решила помочь Рибейро осуществить его сокровенную мечту и, как мы уже знаем, от этих намерений не отказалась.
Таковы были события, произошедшие прежде, чем мы встретили Аурелию Камарго в свете.
IX
А теперь вернемся в спальню супругов, где разыгрывается первое действие настоящей драмы, пролог которой нам уже известен.
Актер и актриса занимают те же места на сцене, как и в тот момент, когда мы оставили их. Фернандо Сейшас, невольно подчиняясь Аурелии, сидит, глядя на нее изумленным взглядом. Аурелия, придвинув кушетку, расположилась напротив мужа так близко, что на своем лице он чувствует ее горячее дыхание.
– Будет излишне говорить вам, что я вас любила и что моя душа принадлежит вам с того самого дня, когда мы впервые встретились. Вам это известно, а если вы забыли, ваше присутствие здесь и сейчас должно вам об этом напомнить. Для того чтобы женщина пожертвовала всем своим будущим, как это сделала я, нужно, чтобы жизнь для нее стала невыносимой, поскольку человека, которому она навеки отдала сердце, больше нет в живых.
Аурелия прижала руку к груди, чтобы сдержать чувства, овладевавшие ею.
– Вы не ответили на мою любовь, вы даже ее не поняли. Вы посчитали, что я просто отдаю вам предпочтение, выбирая вас из множества поклонников и делая вас героем своего романа, пока не представится более выгодная партия, и тогда вам, как человеку честному, придется отступить и довольствоваться плодами своих поэтических цветов. Что ж, как вы видите, я предпочла вас всем остальным поклонникам, которые настойчиво, но вместе с тем открыто и без притворства предлагали мне бесчестие и позор.
Сейшас склонил голову.
– Я знала, что вы не питали ко мне той любви, о которой я мечтала и которой заслуживала. И в этом, конечно, нет вашей вины; должно быть, это я виновата, поскольку не сумела пробудить в вас ответного чувства. Затем вы лишили меня своего внимания, которое хоть немного утешало меня, и оделили им другую, но она не могла отдать вам того, что отдала я – чистое сердце, пылко любящее вас. И все же я нашла в себе силы простить вас и не перестала вас любить.
На лице Аурелии отразилось гордое возмущение.
– Однако вы оставили меня не ради любви к Аделаиде, но ради ее приданого, ради жалкого приданого в тридцать конто. Вы не имели права так поступить, и за это я вас никогда не прощу! Вы могли пренебречь мной, но не смели опускаться ниже высоты, на которую я поставила вас в своей душе. Я создала идеал, а вы столкнули его с пьедестала, низвергнув его в грязь. Вы, человек, которого я боготворила, упали в моих глазах – вот в чем ваше преступление. Общество не имеет законов, необходимых, чтобы вынести вам приговор, однако вам не спастись от угрызений совести. Как вы могли погубить сердце, созданное Богом для любви, и вселить в него неверие и ненависть?
Сейшас вновь поднял голову и посмотрел в глаза Аурелии. Черты его лица были искажены потрясением и душевной болью, и капельки пота сверкали у него на лбу, у самых корней его темных волос.
– Богатство, которое ниспослал мне Господь, досталось мне слишком поздно; оно не принесло мне даже иллюзии счастья, которая знакома обманутым женщинам. Когда огромное состояние оказалось в моих руках, я уже слишком хорошо знала мир, была знакома с нищетой и поняла, что женитьба на богатой девушке – это не брак, а сделка. Что же, решила я, мое богатство послужит, чтобы принести мне единственную радость, оставшуюся мне на этом свете: показать вам, что вы не поняли девушку, которая вас любила и которая отдала вам свое сердце. И все же я лелеяла надежду на то, что вы благородно окажетесь от унизительного предложения, и тогда я брошусь к вашим ногам и стану молить вас, чтобы вы приняли мое богатство и, если вам угодно, растратили его – мне же было бы достаточно одной вашей любви. Но вы не отказались. Вы лишили меня даже этой последней надежды. Что мне оставалось? В былые времена убийцу в наказание за его преступление привязывали к трупу жертвы. Вы погубили мое сердце, поэтому вполне справедливо, что я заставила вас связать свою жизнь с моей загубленной жизнью. Но не отчаивайтесь, наказание будет недолгим: эта мука, к которой мы приговорены, закончится, как только я испущу последний вздох, и тогда вы наконец станете свободны и богаты.
Произнеся последние слова язвительным тоном, Аурелия достала из-за пояса лист бумаги и развернула его перед лицом Сейшаса. Это был чек Банка Бразилии на восемьдесят конто.
– Пора завершить торг. Из ста конто, в которые вы себя оценили, двадцать вы уже получили; вот оставшиеся восемьдесят. Мы в расчете – теперь вы мой, мой супруг, как принято говорить.
Аурелия держала чек перед самым лицом Сейшаса. Фернандо оставался неподвижен, как статуя, только две глубокие складки появились на его лице, опускаясь от крыльев носа до уголков рта.
Вдруг рука Аурелии дрогнула, и бумага, выскользнув из ее пальцев, упала на ковер, к ногам Сейшаса. Наступила тишина, а точнее, оцепенение. Аурелию возмущало неизменное молчание Сейшаса, которое она, вероятно, приписывала циничной бесчувственности. Она желала пробудить в нем благородные порывы, желала увидеть в нем мужчину, способного восстановить свое честное имя, но вместо этого видела перед собой человека, скованного стыдом и неспособного восстать даже против самых жестоких унижений.
На губах Аурелии появилась скорее усмешка, нежели улыбка.
– А теперь, развлечения ради, предлагаю продолжить нашу комедию. Ведь это лучше, чем просто сидеть и молча смотреть друг на друга. Извольте встать передо мной на колени, как вы стояли, и подарить мне первый поцелуй любви… Вы же меня любите, не так ли? И никогда никого не любили, кроме меня?
Сейшас поднялся с места и сказал тихим, но твердым голосом:
– Нет, не люблю.
– Ах!
– Правда в том, что я вас любил, но вы только что втоптали в грязь эту любовь, и ничто не воскресит ее. Теперь моя любовь будет вам оскорбительна, потому что нет большего позора, чем тот, который нищий наносит госпоже, полюбив ее. Но будьте спокойны, этого не произойдет. Даже если бы мной овладел гнев, которого я не испытываю, я не стал бы вам мстить.
Аурелия порывисто встала.
– Выходит, я ошиблась? – воскликнула она восторженно. – Вы искренне любите меня и женились на мне не ради денег?
Сейшас остановил взгляд на лице Аурелии, которая с надеждой смотрела на него, ожидая ответа.
– Нет, сеньора, вы не ошиблись, – сказал он ледяным, непреклонным тоном. – Я себя продал и теперь принадлежу вам. По неосмотрительности вы приобрели не лучшего мужа. Вы могли бы выбрать благородного человека с характером, может быть немного пострадавшим от образования, человека, который дорожил бы вашим чувством, но предпочли ему белого раба. Это ваш выбор и ваше право; вы заплатили собственными деньгами, притом весьма щедро. И вот он, ваш раб, вот он, ваш муж, но не более чем муж!
Когда Аурелия услышала это слово, произнесенное Сейшасом с сарказмом, ее щеки загорелись от стыда.
– Я оценил себя в сто конто, – продолжил Фернандо. – Это не так уж много, но торг уже совершен. Двадцать конто я получил в задаток, теперь мне причитается еще восемьдесят, которые вы вручили мне только что.
Фернандо наклонился, чтобы поднять чек. Внимательно прочитав обозначенную в нем цифру, он медленно сложил листок и отправил его в карман своего синего муарового халата.
– Хотите, чтобы я дал вам расписку?.. Нет? Верите на слово? Напрасно. Мои слова ничего не стоят. Но как вам угодно. Теперь я оплачен. Раб готов приступить к своим обязанностям.
Сказав эти слова с необычайной непринужденностью, которая, казалось, свидетельствовала о полном легкомыслии, Фернандо снова сел напротив жены.
– Жду ваших приказаний.
Аурелия, до этого момента напряженно слушавшая Фернандо и внимательно смотревшая на него, чтобы распознать в его глазах и в его словах признаки негодования, закрыла руками лицо, горевшее от стыда.
– Боже!
Не давая вздоху вырваться из груди, она отстранилась от мужа, будто не желая находиться рядом с человеком, с которым навсегда связала свою жизнь, и погрузилась в бездну возмущения.