– Мне подходит любое время, которое вы назначите.
– Возможно, вам не хочется выезжать вечером. Тогда визиты можно перенести на завтра, на одиннадцать.
– Завтра так завтра.
– Вы пропустите еще один рабочий день?
– Да, если это необходимо.
– Нет, мы поедем сегодня вечером.
Аурелия позвала слугу и отдала ему свои распоряжения. Как и было решено, она перенесла обед на более раннее время; в пять часов она уже спускалась по лестнице своего роскошного особняка, у главного входа в который ее ждала элегантная виктория[43], запряженная парой лошадей породы Кабо.
Девушка была одета в платье из голубого муара, прошитое серебряной нитью, цвет которого подчеркивал нежный оттенок ее светлой кожи. Изящно поставив носок туфли на подножку, она поднялась, а затем наклонилась, чтобы разместиться в обитом желтой материей экипаже; и в каждом ее движении было столько грации, что она напоминала легкокрылую порхающую бабочку, которая прячется в чашечке цветка.
Пышное платье Аурелии заполнило весь экипаж, так что ее мужу пришлось потесниться. На фоне ослепительно красивой жены он казался невзрачным. Никто не замечал его; все взгляды были обращены только на Аурелию, которую приветствовали, словно королеву, вернувшуюся после недолгого отсутствия.
Экипаж останавливался напротив домов, перечисленных в списке, который получил кучер. Сейшас подавал жене руку, чтобы помочь ей выйти, и вел ее до лестницы, по которой она поднималась одна, поскольку обе ее руки должны были быть свободны, чтобы она могла плыть по морю шелка, кружев и драгоценностей, в наши дни составляющих мир богатой женщины.
В гостиных в центре внимания по-прежнему оставалась Аурелия, которую тотчас окружали нетерпеливые дамы и восхищенные господа. Сейшаса если и замечали, то только чтобы поприветствовать, как того требуют правила хорошего тона. В одном доме, где Аурелии были особенно рады, его и вовсе приняли за слугу.
В других обстоятельствах подобное отсутствие внимания к его персоне, возможно, не вызывало бы у Сейшаса раздражения. Может быть, он, напротив, почувствовал бы удовольствие, гордясь тем, что любим столь прекрасной женщиной, которая является предметом всеобщего восхищения и обожания. Тогда он, вероятно, подумал бы, что общество, преклоняясь перед его женой, чья любовь принадлежит ему, отдает должное и ему самому.
Но находясь в своем настоящем положении, Сейшас был настроен думать иначе. Чем больше превозносили его жену, с которой его связывал расчет, а не любовь, тем более униженным он себя чувствовал. Преувеличивая свой позор, Сейшас сравнивал себя с аксессуаром или украшением, принадлежащим сеньоре.
Разве не сказала Аурелия в тот роковой вечер, первый после свадьбы, что муж – «обязательный атрибут порядочной женщины»? Что именно поэтому она его купила? Она была права. Находясь рядом с ней в экипаже или в гостиных, именно в таком качестве он представал, играя ту же роль, что веер, шаль или украшения в наряде жены.
Когда он подавал ей руку, чтобы она вышла из экипажа, или нес ее кашемировую накидку, он мало чем отличался от кучера, управлявшего экипажем, или лакея, открывавшего его дверцу для госпожи. Единственное различие состояло в том, что обязанностью Сейшаса было ухаживать за Аурелией, как обычно за дамой ухаживает господин, а в его отсутствие – пользующийся наибольшим уважением слуга.
Одним из последних супруги посетили дом Лизии Суарес, которую до замужества Аурелии считали ее самой близкой подругой.
После приветствий и поздравлений в адрес Аурелии разговор замедлился в поиске темы, и тогда острая на язык Лизия воспользовалась возможностью съязвить. Ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем наносить уколы Аурелии, которую она часто задевала за живое.
– Помните, Аурелия, как вы определяли цену каждого из женихов? – сказала язвительная Лизия, повышая голос, чтобы ее все слышали.
– Помню! Прекрасно помню! – ответила Аурелия с улыбкой.
– В таком случае вы, конечно, не забыли и того, что однажды сказали мне об Алфредо Морейре. Вы оценили его не более чем в сто конто и добавили, что можете позволить себе более дорогого мужа.
– Разве я солгала?..
– Так, значит, господин Сейшас… – перебила ее Лизия и сама прервалась, с ехидной улыбкой обратив на Аурелию колючий взгляд.
– Вы можете спросить у него сами! – ответила та и обернулась к мужу.
Ни после того, как Сейшас оказался во власти Аурелии и взял на себя обязательство выполнять все ее капризы, ни тем более до этого смирение не требовалось ему так сильно, как теперь, в минуту столь ужасного унижения.
Он был глубоко потрясен диалогом двух подруг, однако этого никто не заметил, потому что в центре внимания была Аурелия, а не ее муж.
И все же Сейшас сумел овладеть собой; когда, следуя примеру Аурелии, все обратили свои взгляды на него, он выглядел спокойным, сдержанным и любезным, разве что бледность могла выдать его переживания, но она осталась незамеченной.
– Так что же, господин Сейшас, правда ли это?
– Будьте добры, уточните, о чем вы, сеньора Лизия, – сказал он с подчеркнутой вежливостью.
– О том, о чем говорила Аурелия.
– Это всего лишь шутка! – заметила мать Лизии.
– Наша Аурелия всегда была любительница пошутить! – сказала одна из кузин Лизии.
– В каждой шутке есть доля истины! – произнесла Аурелия безразличным тоном.
– А все-таки правда ли это, Сейшас? – вновь спросила Лизия.
– Будьте любезны ответить! – с улыбкой обратилась Аурелия к мужу.
– Мнение моей жены, сеньора Лизия, вам будет лучше узнать у нее самой. Что же касается меня, могу заверить вас в том, что я женился исключительно ради приданого в сто конто, которые получил. Полагаю, моя жена приняла решение не покупать более дорогого мужа.
Серьезность Сейшаса и особая твердость, которая чувствовалась в его голосе, подобно тому как чувствуется твердый каркас под штофной обивкой мебели, вызвали недоумение у всех присутствовавших, не знавших, должны ли они принимать услышанное всерьез.
Тишину нарушил звонкий смех Аурелии.
– Прежде всего, Лизия, вам не стоит верить словам Фернандо. Вы хотите знать, купила ли я его, и если купила, то по какой цене? Не стану скрывать: я его купила, и он обошелся мне очень-очень дорого; он стоил мне больше любых миллионов – я заплатила за него не золотом, но другой, намного более ценной монетой. Я отдала ему свое сердце, которое более не принадлежит мне!
Эти слова прозвучали так искренне, что заставили всех поверить, что прежде Аурелия шутила насчет своего брака. Ее разговор с Лизией казался теперь всего лишь предлогом для пылкого признания в любви, соединившей Аурелию и Сейшаса.
Когда гости стали расходиться, все их разговоры были о счастливых молодоженах, которые спустя месяц после свадьбы ворковали друг с другом, как влюбленные голубки. Лизия даже упомянула, что видела, как Аурелия настолько сильно опирается на руку мужа, что ему трудно идти.
Между тем экипаж Аурелии и Сейшаса ехал по Катете[44]. Аурелия, покачиваясь на мягком сиденье, казалось, совсем забыла о находившемся рядом с ней муже и не думала о нем, пока вдруг он не обратился к ней:
– Со дня нашей свадьбы я ни разу не спрашивал вас о ваших намерениях. Мой долг – уважать их и подстраиваться под них, какими бы необычными они мне ни казались. Однако, чтобы выполнять вашу волю, мне нужно по меньшей мере ее знать.
Поскольку наступили сумерки и Аурелия не боялась быть замеченной, ее лицо приняло выражение высокомерного презрения, которое оно всегда приобретало в минуты молчаливого раздражения.
– К чему этот пролог?
– До сегодняшнего вечера я полагал, что вы желаете скрыть от посторонних истинный характер наших отношений. Признаюсь, мне непонятны мотивы вашего поступка: намеренно раскрыть карты, чтобы потом все опровергнуть…
– Абсурдно? Не так ли?.. Мне тоже так кажется.
– Я не могу читать ваших мыслей. Должно быть, вами движут причины, которые мне неизвестны.
– Я сама не могу дать им объяснения.
– Как бы то ни было, мне необходимо знать, действительно ли вы изменили свое мнение, о чем свидетельствует разыгранная вами сцена, и решили в дальнейшем устраивать скандал из того, что прежде держали в тайне.
– Зачем вам это знать?
– Как я уже говорил, чтобы выполнять вашу волю, чтобы играть с вами в одном ключе. Дуэту аплодируют громче!
– Не сомневаюсь; вот только я выходила замуж не для того, чтобы устраивать музыкальные концерты. Я буду легкомысленной и непоследовательной – у меня есть такие недостатки, – но чем я наверняка не располагаю, так это расчетливостью. Такой уж у меня характер! Разве сейчас, в этот момент, я знаю, чего мне захочется сегодня вечером? Какое новое желание появится в моей душе? Так как же могу я составить план, которому мы как супруги должны следовать? Я могу держать особенность нашего брака в тайне или устраивать из этого скандал по своему настроению. А вот вы на это права не имеете.
– У вас его тоже нет!
– Ошибаетесь. Вы, сеньор Сейшас, как мой супруг, не можете себя дискредитировать, не можете выставлять себя на посмешище.
– Однако вы, как моя супруга, имеете право так поступать со мной.
– Вы сами мне его дали.
– Скажите как есть: не дал, а продал.
Аурелия не ответила. Откинувшись на спинку сиденья, она смотрела на силуэты деревьев и домов, освещенных лучами заходящего солнца. Разговор больше не продолжался.
Аурелия и Сейшас совершили еще несколько визитов. Когда экипаж остановился у ворот их особняка, был девятый час вечера. Доны Фирмины дома не было. Аурелия, сославшись на усталость, любезно попрощалась с мужем и удалилась.
Сейшас, войдя в свои покои, вспомнил слова жены, сказанные немногим ранее: «Чего мне захочется сегодня вечером? Какое новое желание появится в моей душе?» Он уже знал, что в устах его жены подобные загадочные фразы могут значить очень многое.