Рибейро развернул бумагу, которую вручила ему Аурелия, и увидел, что это был чек Банка Бразилии на сумму в 50 конто. Торквато не хотел его брать, но Аурелия настояла:
– Вы не вправе отказываться. Я обязана вам своим счастьем. Мой дядя дал слово Амаралу, что вы располагаете этой суммой, без чего отец Аделаиды не согласился бы расторгнуть ее помолвку с Сейшасом и тот не стал бы моим мужем.
– Как нам вас благодарить? – воскликнул Торквато, пораженный щедростью Аурелии.
– Просто будьте счастливы.
– Как бы я желал быть таким счастливым, как вы.
– Как я?
– Да. Разве вы не счастливы?
– Очень счастлива. Вы даже не представляете насколько.
На свадьбе Аделаиды Аурелия была подругой невесты. Сейшас тоже был вынужден присутствовать на брачной церемонии, заставившей его вспомнить о прошлом, которое он тщетно пытался забыть.
Теперь перед алтарем стояли обе женщины, которых он предал, причем тогда двигала им не страсть, а корыстный расчет.
Когда Фернандо, охваченный горькими воспоминаниями, изнемогал от тоски, Аурелия, приблизившись к нему, шепнула ему на ухо:
– Улыбнитесь. Я хочу, чтобы все, особенно невеста, поверили, что я счастлива, очень счастлива. Учитывая, как многого вы меня лишили, вы обязаны удовлетворить хотя бы это мое ничтожное желание.
Взяв мужа под руку и опираясь на нее с чувственной гордостью, свидетельствующей о безмерной любви, она направилась к выходу из храма, где ее ждал экипаж.
Тогда, как и во время празднований в доме Амарала, состоявшихся несколько позднее, не было никого, кто не завидовал бы счастью Аурелии и Сейшаса, которых Господь одарил красотой, изяществом, молодостью, любовью, здоровьем и богатством.
Да, у них действительно было все это, но как несчастны были они на самом деле!
Разве мог кто-нибудь догадаться, что во время пышного и веселого праздника их души страдали, словно обжигаясь ярким светом, и мучились, в то время как на губах Аурелии и Сейшаса играли улыбки?
На следующий день, в воскресенье, Аурелия не выходила из своих покоев, а с мужем встретилась только в среду.
Ни дона Фирмина, ни тем более слуги ни о чем не догадывались, пусть даже замечали, что отношения между супругами несколько изменились.
Муж и жена не покидали каждый своей половины дома. Однако дона Фирмина и слуги, не подозревая, что Аурелия и Сейшас не заходят в супружескую спальню, думали, что они встречаются там.
Аурелия все чаще проводила время в уединении. Сейшас считал, что она избегает его, и предполагал, что его общество ее тяготит. В этом он был прав. С тех пор как Аурелия больше не находила в себе раздражительности и сарказма, которые прежде с наслаждением направляла против мужа, его присутствие стало ее угнетать.
Сейшас не желал досаждать ей. Оставаясь в доме, он находился поблизости, так что в любой момент Аурелия могла позвать его; если же она не желала его видеть, он не встречался с ней.
Сейшас сам принял решение поступать таким образом, однако ему приходилось делать над собой огромное усилие, чтобы оставаться рядом с женщиной, для которой он стал обузой. Должно быть, у него была очень веская причина, заставлявшая его бороться с самим собой, терпя оскорбительное презрение Аурелии и ежеминутно подавляя порывы собственной гордости.
Именно тогда Сейшас начал искать способ выйти из ужасного положения, в котором оказался. Он с восторгом хватался за всякую идею, которая рождалась в его душе, но тотчас отвергал ее и впадал в уныние.
Наконец он решился. Прежде чем пойти на службу, он отправился к Лемосу, с которым после женитьбы виделся только мельком. При встрече Лемос в обычной для него шутливой манере воскликнул:
– Ваш визит для меня – большая честь, дружище! Право, я ее не заслуживаю! Что же привело вас в этот скромный дом?
– Я хотел бы с вами поговорить, – ответил Сейшас.
Старик подмигнул ему. Он догадывался, что в столь ранний час Сейшас пришел к нему не просто так.
– Мне нужен ваш совет, – нерешительно продолжил Сейшас. – Я узнал, что акции упадут в цене. Должно быть, можно хорошо заработать, если сейчас их продать, а затем, месяца через два, выкупить.
– Да, неплохо. Но есть вариант получше.
– Какой?
– Продать фунты стерлингов.
– У меня их нет.
– Это не проблема.
– Я не понимаю.
– Заключите контракт на продажу фунтов по цене 12 мильрейсов за фунт, указав в качестве срока сделки конец этого месяца. К тому времени курс фунта наверняка понизится до 10 мильрейсов, и вы, не потратив ни одного реала, за две недели выиграете несколько конто, которые ни для кого не будут лишними.
– Теперь понимаю. Десять тысяч фунтов принесут мне…
– Двадцать конто.
– А если курс фунта вырастет?
– Вы потеряете разницу.
– Это рискованно.
– Есть только один способ заработать, избегая всякого риска, – не платить.
Сейшас попрощался с Лемосом, хотя тот пытался уговорить его незамедлительно пойти на биржу.
В тот же день Сейшас встретился с Абреу, который, растратив состояние, доставшееся ему в наследство, стал заядлым игроком и, как поговаривали, жил на деньги, выигранные в казино. У Абреу Сейшас узнал улицу и номер дома, где каждый вечер собирались любители рулетки.
Вечером Сейшас незаметно ото всех вышел из дома, взял тильбюри и отправился туда. Однако, когда он вошел в логово Какуса[46], его охватил такой ужас, что он тотчас выскочил на улицу и бегом пустился домой.
X
С левой стороны особняка в Ларанжейрас была веранда в загородном стиле, которую украшали пальмы в кадках и цветы в подвесных горшках.
Там была устроена бильярдная, в которой Аурелия и ее муж проводили время, если погода не располагала к прогулкам по саду.
Зайдя на веранду, Сейшас увидел два мольберта, на которых стояли большие холсты. На них были наброски портретов Аурелии и Фернандо, сделанные известным художником, который своим талантом не уступал Витору Мейрелесу и Педро Америко[47]. Художник сделал наброски с фотографий, чтобы затем дописать портреты с натуры.
На вопросительный взгляд мужа Аурелия ответила:
– Это необходимое украшение для гостиной.
– Вы действительно считаете его необходимым? Мне, напротив, кажется неуместным воспроизводить образ человека, чье присутствие, как я полагаю, вам очень неприятно.
– Портрет души написать нельзя. И к счастью!.. – сказала Аурелия с таинственной улыбкой, придававшей этим словам скрытый смысл.
Сейшас позировал с безучастным видом. Для того чтобы не отрывать его от службы, сеансы были назначены на вторую половину дня.
Аурелия удалилась, оставив мужа наедине с художником.
На следующее утро, когда живописец вернулся, чтобы продолжить работу над портретом Аурелии, она, прежде чем начать позировать, сделала несколько замечаний насчет портрета Сейшаса, на котором у ее мужа было холодное и сухое выражение лица.
– Я написал то, что видел. Если вы желаете фантазийный портрет – это другое дело, – ответил ей художник.
– Вы правы. Моему мужу сейчас нездоровится. Полагаю, работу придется прервать на несколько дней. Я сообщу вам, когда вы сможете продолжить.
В тот день Сейшас нашел Аурелию совсем не такой, как в последнее время. Ее приветливость, но главным образом непосредственность и открытость заставили его вспомнить девушку с улицы Санта-Тереза, ту, которую он когда-то любил.
Он поддался обману, хотя знал, что эта иллюзия, как и все другие, разрушится и принесет ему боль. Но тогда его душа желала покоя, ей нужна была надежда, пусть даже мнимая, но способная ее утешить. Поэтому Сейшас не противился лживой, но сладкой фантазии, пытаясь убедить себя в том, что он вновь переживает идиллию прошлых дней.
В разговоре Аурелия затрагивала темы, наиболее близкие утонченной поэтической натуре Сейшаса. Она говорила о музыке, поэзии, цветах, живописи. В ее словах больше не было едкой иронии; срываясь с губ Аурелии, они звучали чувственно и ласково; все вокруг нее дышало нежностью.
По вечерам она играла на фортепиано и пела отрывки из любимых произведений мужа. Как бы дона Фирмина ни превозносила ее способностей, мастерством Аурелия, конечно, не отличалась и даже не стремилась к этому, не проявляя особого прилежания на занятиях музыкой. Однако мало кто другой обладал таким артистическим талантом, какой был у нее. Она играла вдохновенно, ее голос выражал живые чувства, внезапно рождавшиеся в душе, и звучал, подобно бризу, летящему над лесом.
Следующие дни муж и жена проводили наедине друг с другом. В начале вечера Аурелия и Фернандо вдвоем любовались цветами или вместе читали роман, который, впрочем, был менее интересен, чем их собственная история любви.
Сейшас читал вслух, Аурелия сидела рядом и слушала. Иногда, чтобы вернуться к моменту, который она пропустила, или чтобы скорее узнать, как будет развиваться сюжет, она склонялась над книгой и пробегала глазами по открытой странице, на которую падал локон ее темных волос.
Во время одной из подобных сцен их застал художник, вновь приглашенный в дом Аурелии. Сейшас был раздражен его появлением, однако Аурелия своей любезностью смягчила недовольство мужа.
Во время сеанса его лицо сохраняло недавнее приветливое и непринужденное выражение, подобное тому, которое оно имело, прежде чем Сейшас пережил крах, придавший его чертам меланхоличный и серьезный вид.
На следующий день Аурелия, оценивая работу художника, пришла в восторг, увидев, что с портрета ей улыбается мужчина, которого она когда-то любила. Он словно смотрел на нее с холста, на котором кисть художника изобразила его удивительно живо. Это был один из тех случаев, когда модель не ограничивает возможности живописца, но вдохновляет его, отчего портрет становится не копией, а настоящим произведением искусства.
Аурелия все еще любовалась картиной, когда появился художник, которому она выразила свое восхищение, а также искреннюю благодарность. Художник предполагал, что он просто написал хороший портрет. Разве мог он представить, какую тайну хранит эта женщина, при живом муже ставшая вдовой?