Из протокола первого допроса Сергея Эфрона:
— А какую антисоветскую работу проводила ваша жена?
— Никакой антисоветской работы моя жена не вела. Она всю жизнь писала стихи и прозу. В некоторых своих произведениях она высказывала взгляды несоветские.
— Не совсем это так, как вы изображаете. Известно, что ваша жена проживала с вами совместно в Праге и принимала активное участие в издаваемых эсерами газетах и журналах. Ведь это факт?
— Да, это факт. Она была эмигранткой и писала в эмигрантские газеты, но антисоветской деятельностью она не занималась.
— Непонятно. С неопровержимостью доказано, что белоэмигрантская организация на страницах издаваемых ею печатных изданий излагала тактические установки борьбы против СССР. Что могло быть общего у человека, не разделяющего этих установок?
— Я не отрицаю того факта, что моя жена печаталась на страницах белоэмигрантской прессы, однако она никакой политической антисоветской работы не вела.
— В таком случае объясните причины столь внезапного вашего перехода на советские позиции, учитывая, что до 1929 года вы являлись активным противником советской власти, а с 1929 года превратились в ее сторонника?
— Я должен сказать, что это всецело произошло не сразу, а с постепенностью, о которой я указывал в своих ответах. Я говорю, евразийцы, в частности их «левая» группа, были еще до 1929 года до некоторой степени просоветской группой.
— Но ведь из ваших же ответов видно, что это не совсем так. Евразийцы в антисоветских целях переправляли нелегальную литературу в СССР с целью пропаганды своих взглядов. Вы же заявляете о том, что евразийская организация воспитывала людей в просоветском духе?
— На определенном этапе своего развития евразийцы не могли уже удержаться на прежних позициях и скатывались либо к фашизму, либо к принятию советской платформы.
Вот еще любопытная, неизвестная у нас подробность: в эвакуации на Цветаеву «выходили органы», предлагали ей «помогать». Она якобы с возмущением отказалась. А по записанному Вероникой Лосской свидетельству Марии Сергеевны Булгаковой, Цветаева в Чистополе обратилась к какому-то энкавэдисту за помощью или даже работала у него. Но он, узнав, что она из «неблагонадежных», в работе ей отказал, хотя предложил деньги, которые она не взяла. Об этом рассказывает Вероника Лосская в вышедшей в США книге «Марина Цветаева в жизни».
В книге такая версия смерти поэтессы: виновата вовсе не советская власть, а сын Цветаевой. Собраны намеки на противоестественные чувства Марины Цветаевой к сыну, а также на увлечение хозяином дома, в котором она жила, будучи в эвакуации в татарском городе Елабуге, — сын так похож на Арсения Тарковского!
По свидетельству Бориса Пастернака, сын Цветаевой был красивый, избалованный, не по летам развитый мальчик. Наверное, он томился в Елабуге после Европы. И вот однажды Марина ему сказала: «Мур, я стою помехой на твоем пути, но я этого не хочу, надо устранить препятствие».
Мур ответил: «Об этом надо подумать», — и ушел гулять. Когда он вернулся, он нашел мать повесившейся. Она оставила предсмертное письмо со словами: «Мурлыга, прости меня». И дальше: я больше не могу, я больной человек, так лучше, дальше было бы хуже.
По рассказам разных людей, Мур на похороны матери не пошел. Он сразу уехал на фронт и пропал без вести.
Литература и разведагентура — едины! Разведчицей — полковником госбезопасности — была знаменитая детская писательница Зоя Воскресенская, чекистом — веселый одессит Исаак Бабель, в «Смерше» служил замечательнейший наш «деревенщик» Федор Абрамов. Вот только кто у кого берет сюжеты: литература у разведагентуры или наоборот, как в случае с Цветаевой и ее мужем?
Глава 15«ГОТОВ НА КРЕСТ. БЕРИТЕ ГВОЗДИ И МОЛОТОК»Пьеса для чтения в одном действии, с прологом и эпилогом
ПРОЛОГ
Как видно из сообщений печати Соединенных Штатов Америки и некоторых других капиталистических стран, в настоящее время готовятся к публикации так называемые мемуары или воспоминания Н. С. Хрущева. Это — фабрикация, и я возмущен ею. Никаких мемуаров или материалов мемуарного характера я никогда никому не передавал — ни «Тайму», ни другим заграничным издательствам. Не передавал также материалов я и советским издательствам. Поэтому я заявляю, что все это является фальшивкой. В такой лжи уже неоднократно уличалась продажная буржуазная печать.
ДЕЙСТВИЕ 1
10 ноября 1970 года. Москва, Старая площадь, кабинет председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС А. Я. Пельше. Он о чем-то вполголоса разговаривает с членами КПК — Р. Е. Мельниковым и С. О. Постоваловым. Открывается дверь, и секретарша впускает Никиту Сергеевича Хрущева.
Пельше(поднимаясь из-за стола). Здравствуйте, Никита Сергеевич! Рады вас видеть. Присаживайтесь, пожалуйста.
Хрущев. Здравствуйте, товарищи (обмениваются рукопожатиями, усаживаются за длинный стол).
Пельше(после расспросов о здоровье и пенсионерской жизни, нахмурившись). Мы пригласили вас, Никита Сергеевич, по поручению Политбюро, чтобы вы дали объяснение по одному внешнеполитическому вопросу…
Хрущев(настораживаясь). По внешнеполитическому? А что, собственно, произошло? Я уже шесть лет, как пенсионер…
Пельше(глядя на Хрущева). Речь идет о ваших мемуарах, которые могут принести нашей партии и стране большой политический ущерб. Вы, возможно, в курсе дела, а может быть, и нет. Если не возражаете, я изложу суть дела?
Хрущев(нетерпеливо). Я вас слушаю, товарищ Пельше.
Пельше(заглядывая в бумажку). По сообщению нашего посла в США товарища Добрынина, шестого ноября в Нью-Йорке представители американского журнально-издательского концерна «Тайм» официально объявили о том, что они располагают «воспоминаниями Никиты Сергеевича Хрущева», которые будут вначале опубликованы в журнале «Лайф» начиная с 23 ноября, а затем выйдут отдельной книгой под названием «Хрущев вспоминает». Книга будет пущена в продажу 21 декабря. На днях по линии ТАСС получена информация о том, что информационные агентства и иностранная печать широко муссируют эти сообщения о предстоящей публикации в США и ряде других стран Запада, в частности в Англии, ФРГ, Франции, Италии, Швеции, «воспоминаний Хрущева».
Хрущев(достает из кармана носовой платок и шумно высмаркивается). Снова вы затеваете этот пустой разговор…
Пельше (нетерпеливо). Подождите, я еще не закончил. Вы помните, что некоторое время тому назад у нас с вами была беседа у Андрея Павловича Кириленко, во время которой вам было сказано, что путь создания ваших мемуаров, связанный с вовлечением в это дело широкого круга людей, является непартийным. И тогда вы были предупреждены, что такой путь не исключает возможности утечки материалов. Вы видите, эта утечка материалов произошла, и в этой связи вы должны понять, что вы несете всю полноту ответственности за это дело.
Мы хотели бы заслушать ваше объяснение по этому вопросу и ваше отношение к этому делу. Может быть, вы прямо скажете нам, кому передавали эти материалы для публикования за рубежом.
Хрущев (решительно). Я протестую, товарищ Пельше! У меня есть свое человеческое достоинство, и я протестую. Я никому не передавал материал. Я коммунист не меньше, чем вы.
Пельше(настойчиво). Надо вам сказать, как они туда попали.
Хрущев(насмешливо). Скажите вы мне, как они туда попали. Я думаю, что они не попали туда, а это провокация.
Пельше(строго). Вы в партийном доме находитесь.
Хрущев(сбавляя тон). Я никогда не был в Комитете партийного контроля. И в таком положении нахожусь впервые, тем более в конце своей жизни, я уж не говорю — деятельности. Деятельность моя окончена. А вы требуете от меня объяснения.
Пельше(подтверждая). Правильно.
Хрущев(сухо). Я вам объяснил.
Пельше (удивленно). Вы ничего пока нам не объяснили.
Хрущев(раздраженно). Больше нечего объяснять. Никогда никому никаких воспоминаний не передавал и никогда бы этого не позволил. А то, что я диктовал, я считаю, это право каждого гражданина и члена партии. Я отлично помню, что я диктовал. Не все можно опубликовать в данное время.
Пельше (строго). Это ваше мнение. У нас с вами был разговор, что тот метод, когда широкий круг людей привлечен к написанию ваших мемуаров, не подходит, что секреты, которые вами излагались, могут попасть за рубеж. И они попали. Это теперь нас очень беспокоит.
Хрущев (насмешливо). Если вы помните, мне другое тогда было сказано. Мне сказали, чтобы я не писал и не диктовал. А я сказал, что это Николай I запрашивал шифровки. Я был удивлен, что в моей партии, которой я отдал жизнь, мы вернулись к николаевским временам.
Постовалов(осуждающе). Это неудачное сравнение. Неправильное.
Хрущев(упрямо). Со мной поступили, как с Шевченко.
Постовалов (укоризненно). Зачем такую параллель проводить?
Хрущев(возмущенно). Я против такой параллели.
Пельше(с сожалением). Вы тогда этот совет не восприняли.
Хрущев(вскипая). Нет. Пожалуйста, арестуйте, расстреляйте. Мне жизнь надоела. Когда меня спрашивают, я говорю, что я недоволен, что живу. Сегодня радио сообщило о смерти де Голля. Я завидую ему. Я был честным человеком, преданным. Как только родилась партия, я все время был на партийной работе.
Пельше(спокойно). Это мы знаем. Вы скажите, как выйти из создавшегося положения?
Хрущев(остывая).