— Олег, это Турецкий. Извини, что рано.
— Здравствуйте, Александр Борисович! — обрадовался Смагин. — Все нормально, я уже на ногах. Даже более чем.
— Да? — усомнился Турецкий, глянув на часы: 6.55. — А как это — более чем?
— Только что с пробежки — пять километров.
— Молодец. Скажи, когда Колыванов вскрыл дверь из спальни, где был ключ?
— Какой ключ? — удивился Смагин.
— Тот самый, которым спальня запиралась. Он был с другой стороны?
— Не знаю… — растерялся Смагин. — Я ничего не знаю про ключ.
— И ты не находил его при обыске?
— Нет…
— В кабинете Белова было спальное место? Кровать, диван, кушетка? Он там спал?
— Там было два или три стула.
— И все?
— Да.
— Это точно, Смагин? Смагин заволновался.
— Дайте подумать, Александр Борисович… Вспомнил. Два стула и табуретка!
— Значит, спать негде?
— Точно так.
— Значит, спать ему там было негде… Ты мне давал телефоны, но сейчас их нет под рукой. У тебя еще есть телефон этого Колыванова?
— Я… сейчас найду, Александр Борисович! Хотите, чтобы я у него спросил?
— Не стоит. Просто найди мне его номер.
Александр Борисович наврал. Списка телефонов у него не было не то что под рукой — не было вообще: Турецкий его банально где-то посеял. Рассеянность — профессиональная болезнь следователей. Переизбыток информации плохо влияет на вестибулярный аппарат, что сказывается на руках, которые становятся «как крюки». Эту теорию Александр Борисович вывел сам и иногда ею даже гордился. Правда, кроме Турецкого, в нее никто не верил.
Смагин перезвонил через четверть часа и продиктовал два телефона — домашний и рабочий. Турецкий выждал еще час, чтобы день уже окончательно наступил, и только тогда стал звонить.
Дома у Колыванова женский голос ответил, что муж на работе. На работе объяснили, что у слесаря сегодня выходной. Турецкий снова позвонил домой и на сей раз представился официально. Жена слесаря после некоторой заминки сообщила, что Колыванов подрабатывает ночным сторожем в частной фирме, но туда звонить нельзя. Тогда Турецкий сказал ей, что из квартиры покойного профессора Белова кое-что пропало, и он хотел бы поговорить об этом прискорбном инциденте с ее мужем. Турецкий оставил ей свои телефоны. Кажется, жена Колыванова здорово испугалась.
Расчет оказался верным. Очевидно, на вторую работу Колыванову все-таки как-то звонить можно было, или у него имелся мобильный, о котором не знал Сма-гин. Колыванов перезвонил Турецкому через двадцать минут. Голос у него был, как и у жены, сильно обеспокоенный, чтобы не сказать испуганный.
Турецкий узнал у него, что хотел. Ключа от спальни не было вовсе.
После этого Турецкий извинился и сказал, что произошла ошибка, все вещи Белова на месте. Но все равно надо встретиться и поговорить. Удобно ли это сделать на его территории? Колыванов пригласил заехать.
Что же, снова в Лемеж?
И вдруг объявился Студень!
Турецкий уже думать забыл, что давал ему какие-то поручения. Но Студень есть Студень: на том свете найдет и вернет старый долг. Утром он позвонил и сказал, что на ноже есть отпечатки пальцев.
— Еще бы, — хмыкнул Турецкий и тут же себя мысленно отругал за несдержанность. Он ведь не помнил наверняка, а вдруг нападавший на него был в перчатках? Да нет, конечно, быть того не может. — А на конверте, на фотографии?
— Там два. Разных. Один есть и на конверте, и на фотографии, второй пальчик — только на конверте.
Тот, что и на конверте, и на фотографии, принадлежит самому Шляпникову, сообразил Турецкий.
— Пальчики, которые только на конверте… Можно ли сказать, что их обладатель его заклеивал?
— Наверняка — нет. Пятьдесят на пятьдесят.
— По картотеке где-нибудь проходят?
— Нет, к сожалению. Но знаете, что занятно, Александр Борисович?
— Вот вы скажете, и я буду знать.
— Они совпадают. Пальчики-то.
— Вы это уже говорили: на фотографии и на конверте — одни и те же, а на конверте — отдельно еще одни…
— Нет-нет, вы не поняли. Пальчики на конверте и на ножичке совпадают.
Турецкий даже немного растерялся. Вот это совпадение! И Студень сообщает это так хладнокровно. Впрочем, он всегда хладнокровен. Нет, дело не в этом, он же не знает, что конверт и нож — из разных источников, Турецкий ему этого не говорил. Залог качественной работы экспертов-криминалистов: они должны иметь предмет и минимум умозрительной информации о нем.
Турецкий на всякий случай повторил:
— Отпечатки пальцев на ноже и на конверте совпадают?!
— Именно.
— Ну, знаете!.. Нет слов. Я ваш должник.
— Это уж как водится, — хладнокровно согласился Студень. — Анализ бумаги проводим? Ножичек исследуем-идентифицируем?
— Давайте уж все по полной программе.
— Тогда через пару дней, не раньше.
— Жду с нетерпением.
Вот это совпадение! Вот это совпадение! Но… Стоп. Совпадение ли?
Что, собственно, происходит? На него нападают. Потом к нему приходит Шляпников со своим конвертом. Одно к одному. Непохоже на совпадение. Чего, конечно, в жизни не бывает, но непохоже.
Человек, который напал на Турецкого, держал в руках конверт с угрозой, который получил Шляпников? Который на следующий день пришел к Турецкому? Который сейчас сидит и ломает над этим голову? Который… Дом, который построил Джек…
Хорошо бы все же понять, почему Шляпников пришел именно к нему… А что понимать? Шляпников дружен с генеральным. Генеральный отправил его к Меркулову, Меркулов — к нему, к Турецкому. Шляпников пришел не к нему, а в Генпрокуратуру…
Перед отъездом в Лемеж Турецкий набрал Дениса Грязнова:
— Денис, как жизнь? Катаешься небось как сыр в масле?
— Пока что просто катаюсь, — буркнул Денис. — День и ночь.
— Что такой невеселый?
— Извини, дядя Сань, не спал давно. То за баранкой, то рядом. Действительно все время катаюсь. И разговоров много. Устал. А вы как?
— Нормально. Я хотел у тебя спросить. Сколько лет твоему клиенту? Шляпникову, я имею в виду.
— Лет сорок, наверно. А что такое?
— То есть ты точно не знаешь?
— Ну паспорта его я не видел. Это важно?
— Ничего особенно, специально узнавать не стоит. А что это за история с твоей мифической теткой, когда вы в «Пушкинъ» приезжали?
— Просто хвосты проверял. Я неподалеку был, клиента пас, смотрел, выскочит на него кто-нибудь или нет. Не выскочил.
— Ясно. А как там вообще? Все нормально? Денис помялся, потом сказал:
— Новостей нет. Ни хороших, ни плохих.
Это значит — новых угроз не поступало, расшифровал Турецкий, но и на след злоумышленников (если таковые есть) Денис еще не вышел. Это может продолжаться долго, и тогда Денис заработает приличные деньги. Тоже неплохо. Чего он ворчит, в самом деле?
Турецкий рассказал Денису про совпадение «пальцев» на ноже и конверте. Денис даже немного оживился. Хоть какая-то новая информация.
— Будем искать! — пообещал бодрым тоном. — А найдем, предъявим тебе, дядь Сань. Можешь тогда из него дурь выбивать, сколько душа пожелает!
А Турецкий залез в Интернет и после недолгих поисков установил возраст Шляпникова:
«…единственный представитель крупного бизнеса, проигноривавший круглый стол, собранный по приглашению главы президентской администрации, 48-летний президент фармацевтического концерна „Салюс“ Герман Шляпников от общения с прессой отказался. Комментарии, впрочем, последовали. Сотрудник его офиса сообщил, что Герман Васильевич бесконечно далек от большой политики, занимается исключительно бизнесом, благотворительностью и своей семьей, а потому не видит для себя никаких резонов в таких встречах и надеется, что в Кремле к этой позиции отнесутся с пониманием…»
— Однако, — сказал Турецкий вслух, не удержался.
И понял, что слышал об этом, но просто забыл. Текст был полугодичной давности. Немудрено, что он не вспомнил сразу при встрече со Шляпниковым, но что-то такое как раз тогда в голове и болталось. Вот ведь политика-шмалитика. Интересно все же. От приглашений администрации (а то и самого президента, кто знает?) так просто не отказываются. Как он уверен в себе!.. Получается, что Шляпников действительно не олигарх в буквальном смысле — в политические игры не играет. И кстати, ему сорок восемь. Турецкий помнил, как при встрече оценил возраст Шляпникова (а позже — и Денис) в сорок, а потом подумал и добавил лет пять — восемь. Браво, Александр Борисович. Вы заслужили лишнюю сигарету!
Турецкий нащупал пачку и обнаружил, что она пуста. За утро?! Нет, так не годится. Надо сделать что-то полезное для организма. Например… например организовать себе второй завтрак.
Турецкий зашел на кухню и присел за стол, искоса наблюдая, как жена колдует у плиты.
— Ирка, а ты знаешь, что среди тополей бывают мужские и женские особи. Так вот, мужские — не пылят!
Ирина скептически посмотрела на газету, которая лежала перед мужем.
— Это ты в своем «Спорт-экспрессе» вычитал?
В дверях кухни появилась дочь. Хитро прищурилась на отца и сказала:
— Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое.
— Какой еще Грегор? — откликнулся Турецкий.
— Замза.
Тут только Александр Борисович заметил в руках дочери книгу. Она, увидев его взгляд, показала обложку.
— Это «Превращение» Кафки, — не поворачиваясь от плиты, сказала Ирина.
— Эрудиты, — проскрипел Турецкий, наливая себе минеральной воды. Кажется, в молодости он читал этот рассказ. Или не читал? — И что там с этим Замзой Гре-гором?
— Да уж мало хорошего. Был человек, а стал жук.
— А почему?
— Да кто ж его знает? — пожала плечами жена. — Ну все, готово. Нинка, живо руки мыть!
— Был человек, а стал жук, — повторил Турецкий. — Был человек, а стал труп.
— Саша, ты что? — испугалась Ирина.
— Задумался, прости. Это я об одном ученом. Что у нас на ужин?