Глава одиннадцатая
Сначала позвонил Смагин.
— Ну как там? — спросил Турецкий.
— Скоро начнут, — сказал Смагин не слишком уверенным голосом.
— Все будет нормально?
— Да…
— Еще спрашиваю: все пройдет как по маслу?
— Не волнуйтесь, Александр Борисович… Я просто хотел извиниться. С этой беловской квартирой — трудно найти концы. Ее купила фирма недвижимости, а оттуда информацию выковырять…
— Все потом, — оборвал Турецкий. — Сначала сегодняшняя процедура.
Турецкий уже закрывал гостиничный номер, когда позвонил Меркулов:
— Александр, ты что вытворяешь?
— Завтракаю, — с сожалением соврал Турецкий. Есть ему было совершенно нечего. Он только что принял душ, побрился и обдумывал как раз эту проблему: где удовлетворить потребность в хлебе насущном.
— Ты понимаешь, о чем я?
— Настучали? — удовлетворенно констатировал Турецкий.
— Давай приезжай, генеральный хочет тебе самолично всыпать. И я его понимаю.
— Знаешь, Костя, а мне понравилось в Лемеже жить. Опять же от начальства далеко. Чем плохо? В общем, не поеду я никуда. Я Смагина в Москву послал. Он там вместо меня распоряжаться будет. И я ему сказал никого не слушать, а делать, что велено. И он, кстати, генеральному не подчиняется, а только лично мне. Так что не давите на пацана попусту, все равно не прогнете. — Турецкий глянул на часы. — А кстати, уже и поздно, Костя.
Меркулов, похоже, на какое-то время даже задохнулся от такой наглости.
— Зачем тебе это понадобилось?! Ты знаешь, что творится? Газетчики уже пронюхали. Мне звонили из… Неважно. Родственники Белова в бешенстве.
— Какие родственники? У него одна племянница. И та беременна.
— Вот она и звонила!
— Ну так сказал бы ей, что мы ищем убийцу ее дяди.
— Да? А ей кажется, что мы занимаемся некрофилией. И ты знаешь, я начинаю думать, что она права. — Меркулов бросил трубку. А такое случалось нечасто.
Турецкий хорохорился, язвил, юморил, но на самом деле ему было не до смеха.
Все дело было в том, что Турецкий настоял на… повторной эксгумации тела профессора Белова. А подобного не могли припомнить даже матерые криминалисты вроде Студня.
Турецкий не подставлял Смагина. Он понимал, что парню придется вынести и начальственный гнев, и многочисленное неудовольствие, и насмешки самых разных участников процесса, как активных, так и опосредованных. Но это была производственная необходимость. А Турецкому надо было оставаться в Лемеже, чтобы держать в поле зрения Колдина. Что-то с Кол-диным было не так. Турецкий вспомнил, что рассказывал Гордеев о студенческих временах Колдина. Травка… Травка… А что, если нечто большее за этим последовало, могли ведь здорово за загривок ухватить серьезные дяди с Лубянки, на которых можно работать до второго пришествия?
А Смагин?… Ничего, пусть привыкает, думал Турецкий, прихлебывая кофе мелкими глотками. Перемелется — мука будет. В смысле хороший следователь выйдет… Александр Борисович вдруг поймал себя на мысли: а уж не готовит ли он себе преемника?
Но как же быть с Колдиным?
Турецкому было совестно снова дергать Дениса и его сотрудников, и он как ни в чем не бывало позвонил Меркулову. Объяснил проблему. Сказал, что срочно. Попросил. Потребовал. Константин Дмитриевич сухо ответил, что на это потребуется двое суток — сажать сотрудника, который наверняка не в теме, на поиск и сбор информации… и т. д. А нельзя напрямую обратиться в ФСБ? — спросил Турецкий. Можно, конечно, сказал Меркулов, но это будет тянуться трое суток.
Турецкий плюнул и позвонил-таки в «Глорию». Телефон не отвечал. Турецкий позвонил Грязнову-млад-шему на мобильный.
— Денис, что делаешь? — спросил он делано беспечным тоном.
— Лежу возле бассейна, — вполне адекватно ответил Денис. — Наблюдаю, как клиент совершенствует вольный стиль плавания. Только что «сделал» его баттерфляем, а теперь отдыхаю.
— Нелегко тебе, — посочувствовал Турецкий.
— Дядь Сань, говорите прямо, что нужно. Турецкий выдохнул:
— Биография биолога Колдина.
— Уф… А кто это?
— В том-то и дело. Теневая надежда мировой науки. Работает в лемежской Лаборатории. Ну так как?
Тон у Дениса стал виноватым:
— Не раньше чем к вечеру. У Макса в это время тихий час.
— Что у него?! — не поверил Турецкий.
— Отдыхает человек, — объяснил частный сыщик. — Так какая биография?
— Краткая. Внятная. Жизненная. И карьерная. Только пусть в этот раз Макс сам поработает. Его стиль меня больше устраивает. Люблю перечитывать долгими…
— Ладно-ладно, — хохотнул Денис. — Это как раз несложно.
— Ну-ну, — недоверчиво пробормотал Турецкий и приготовился убивать время.
Но через три часа пятьдесят минут вынул из своего электронного ящика очередное письмо от Макса.
КОЛДИН ГЕОРГИЙ СЕРГЕЕВИЧ
«Детство Егора Колдина прошло на Алтае, среди великолепной дикой природы. Отец его был лесничим, мать помогала, вела небогатое домашнее хозяйство. Когда Егорке исполнилось семь и пришла пора протирать штаны за школьной партой, родители отправили его в деревню к бабушке, матери отца. Деревня Лихой Угол вполне отвечала своему названию. Жители больше любили праздновать, чем работать, и часто узаконенные правительством красные даты календаря плавно переходили в массовые недельные запои.
Впрочем, на учебе Егора это не отражалось. В отличие от сверстников учился он хорошо и проявлял повышенный интерес к знаниям. Каникулы всегда проводил у родителей и днями пропадал с отцом в лесу.
После тринадцати лет Егор стал интенсивно набирать рост и скоро уже был самым высоким парнем в классе. Бабушка не могла нарадоваться, роняла слезу, вспоминая своего Ваняшу — деда Егора, геройски утонувшего во время празднования Дня Победы в местной речушке. По ее словам, Егор был вылитый дед.
В это время начал меняться характер. Из послушного мальчика, выросшего в лесу, он превратился в скрытного, трудноуправляемого подростка. Когда соседская собака задрала их курицу, Егор устроил жестокий самосуд. Отловив с помощью куска сала убийцу, он подвесил ее за ноги на ветке яблони, укрывшись от глаз посторонних за сараем, и развел под ней костер. Бабушки и соседей не было дома, и потому дикий вой и скулеж остались без ответа. В школе тогда проходили период мрачного Средневековья, инквизицию.
После этого случая Егор вошел во вкус. Останки собаки закопал тут же, под яблоней, даруя земле естественное удобрение, а на вопросы соседей об исчезнувшей псине пожимал плечами. Через месяц залетный кот самым наглым образом изнасиловал их кошку прямо у него на глазах. Егор кастрировал кота, не отходя от места преступления. Деревенские коты стали обходить дом Колдиных десятой дорогой.
Пристрастие к спиртному и табаку прорезалось в пятнадцать. Сверстники к этому возрасту дымили и потребляли горькую уже вовсю. Но Егор быстро наверстал упущенные годы. Особенно привык к самосаду, выращиваемому по старой привычке у себя на огороде бабушкой Зинаидой. А на выпускном вечере опоил беленькой и одурманил этим самым самосадом молодого и неискушенного учителя истории, заброшенного в Лихой Угол по распределению. Ночное купание в знаменитой речушке едва не закончилось трагически.
И в этом бабка усмотрела «колдинское семя». Когда же пришла пора идти служить в непобедимую Советскую Армию, она в отличие от причитающих над расставанием со своими чадами односельчан твердо и даже радостно заявила, что, «может, хоть там Егорке голову прочистят».
Чистили голову Егору два года в ракетных войсках стратегического назначения на Урале. Служба пролетела быстро и легко. Крепкого сибиряка побаивались, в обиду он себя не давал, и «дедовщина», процветавшая повсеместно в рядах непобедимой и легендарной, как-то прошла мимо, по существу и не затронув.
Не давал жизни только капитан из особого отдела. Егор был связистом, имел доступ к секретной аппаратуре, и капитан неоднократно возобновлял попытки склонить рядового Колдина к сотрудничеству, но все безрезультатно. Быть стукачом Егор отказывался. В конце концов, особист так его допек, что Егор высказал все, что о нем и его службе думал, заявил, что если бы они встретились на гражданке, то обязательно начистил бы капитану физиономию, в результате чего и был уволен в последнюю очередь.
Дома ждала печальная новость: бабушка не дождалась внука из армии. Тихо отошла, когда ефрейтор запаса неделю пропьянствовал с сотоварищами в Свердловске. Вернулся Егор, теперь уже Георгий, полный надежд и уверенности в своих силах. Долго предаваться унынию не было в обычае местных жителей, и уже через два дня он помогал отцу в лесном хозяйстве. А по прошествии года, заново укрепив себя школьными знаниями, поехал в столицу осуществлять мечту детства: поступить на биологический факультет. Сын леса решил посвятить ему свою жизнь.
К некоторому собственному изумлению, слегка недобрав баллов, Георгий Колдин все же был зачислен на первый курс биологического факультета МГУ — кто-то из более успешных абитуриентов, видимо, отказался от учебы, на его счастье. Детская мечта, зарожденная в красотах Алтая, начала осуществляться. Теперь оставалось всего лишь закончить факультет и стать знаменитым ученым, в чем Георгий ни минуты не сомневался. Более того, учиться он стал с таким рвением и блеском, что вчерашние экзаменаторы только головами качали. Раскрылись какие-то внутренние резервы, из Георгия Колдина обещал вырасти первоклассный биолог.
Серьезная угроза исполнения сокровенных желаний возникла на почве старого пристрастия к травке, превратившейся за время службы из обычного самосада в обычную коноплю. Сослуживцы-казахи, с которыми Георгий переписывался, регулярно присылали ему гуманитарную помощь из своей бескрайней республики. Помощь очень быстро выкуривалась, даже разбитая пополам с «беломорским» табаком. Страждущих становилось все больше. И скоро одной ею уже не ограничивались. Доставали кто где мог. Сборища желающих «пыхнуть» в общаге заметно участились. Во время одного из таких собраний всю их осоловевшую компанию и повязали.