Вирджиния ходила по дому и искала Генри.
— Генри, где ты? Пора одеваться.
Он был в детской, строил на полу из конструктора «Лего» космический корабль и недовольно посмотрел на мать — кому хочется отрываться от игры.
— Одеваться? Зачем?
— Потому что мы сейчас едем в гости, нельзя же появиться в таком виде.
— Почему нельзя?
— Потому что у тебя джинсы грязные и рубашка грязная, и башмаки грязные, и сам ты как поросенок.
— Это что же, я должен вырядиться как на парад?
— Нет, просто надень чистую рубашку, чистые джинсы и чистые кроссовки.
— А носки?
— И чистые носки.
Генри обреченно вздохнул.
— А корабль разобрать — и сложить в коробку?
— Ну конечно, нет. Оставь все как есть, но поторопись, а то папа станет нервничать.
Она взяла сына за руку и повела в спальню, села на его кровать и принялась стаскивать с него майку.
— А еще какие-нибудь дети там будут?
— Хэмиш.
— Дождешься от Хэмиша, чтобы он со мной играл.
— Не понимаю, Генри, почему ты так пасуешь перед Хэмишем. Если ты перестанешь пасовать, он с удовольствием будет с тобой играть. Снимай джинсы и кроссовки.
— Кто еще там будет?
— Мы и Ви, Арчи и Изабел Балмерино, Люсилла — она приехала из Франции, ее приятель, которого зовут Джефф, и Пандора.
— Кто такая Пандора?
— Сестра Арчи.
— Я ее знаю?
— Нет.
— А ты знаешь?
— Тоже нет.
— А папа знает?
— Папа знает. Он знал ее, когда она еще была маленькой девочкой. И Ви ее знает.
— А почему ты не знаешь?
— Потому что она много лет жила за границей. Даже в Америке. И сейчас в первый раз после такого долгого отсутствия вернулась в Крой.
— А Алекса ее знает?
— Нет. Когда Пандора уехала в Америку, Алекса была совсем кроха.
— А Пандора знает, что твои бабушка и дедушка живут в Лиспорте?
— Не знает. Они живут на Лонг-Айленде, а Пандора жила в Калифорнии, это на другом краю Америки.
— А Эди ее знает?
— Эди знает. Эди ее с рождения знает.
— Какая она?
— Господи, Генри, да я ее в жизни не видела, откуда мне знать. Ты ведь помнишь портрет, который висит в столовой в усадьбе Крой? На нем изображена очень хорошенькая девушка. Так вот, это Пандора в юности.
— Надеюсь, она все такая же красивая.
— Тебе нравятся красивые девушки?
— Уродливые не нравятся, это уж точно. — Он скроил жуткую гримасу. — Такие, как Лотти Карстерс.
Вирджиния против воли засмеялась.
— Перестань, Генри, ты меня уморишь. Дай расческу и иди умываться.
Эдмунд позвал снизу:
— Вирджиния!
— Сейчас идем!
Он ждал их. На нем был подобающий случаю серый фланелевый костюм спортивного покроя, клетчатая рубашка, галстук цветов клуба, синий кашемировый пуловер и коричневые итальянские мокасины от Гуччи.
— Пора ехать! Опаздываем же.
Вирджиния подошла к нему и поцеловала.
— Вы очень красивый мужчина, мистер Эрд, вам это известно?
— От вас тоже довольно трудно оторвать взгляд, миссис Эрд. Идем, Генри, идем.
Уселись в «БМВ» и наконец-то поехали. На минуту остановились в деревне у магазина мистера Ишхака, где Эдмунд купил толстенную пачку воскресных газет, и дальше, в Пенниберн.
Ви услышала шум их мотора и стала запирать парадную дверь, она уже была готова. Эдмунд распахнул навстречу ей дверцу машины, и она села рядом с ним. Генри восхитился, какая она нарядная, и тут же сообщил ей об этом.
— Спасибо, голубчик. Этот прелестный шарф подарила мне твоя мама, привезла из Лондона.
— Помню. А мне она привезла крокетную биту и мяч.
— Ты мне показывал.
— А Эди она привезла вязаный жакет. Эди он ужасно нравится. Она надевает его только в самых важных и торжественных случаях. Он синевато-розовый.
— Этот цвет называется лиловый, — объяснила Вирджиния.
— Лиловый, — Генри с удовольствием повторил это слово, оно очень приятно звучит. — Ли-ло-вый…
Мощный автомобиль выехал на шоссе и легко взял подъем.
В Крое они увидели перед домом старенький «лендровер» Арчи. Эдмунд поставил свой «БМВ» рядом, приехавшие стали выходить из машины, и у парадной двери, приветствуя гостей, появился Арчи. Гости поднялись на крыльцо.
— Здравствуйте, добро пожаловать.
— Арчи, старина, ты при полном параде, — заметил Эдмунд. — А вот я, боюсь, промахнулся.
— Просто я был в церкви, читал Библию, хотел дома переодеться, чтобы чувствовать себя свободнее, но не успел, вы приехали. Так что придется вам смириться с моим чопорным одеянием. Здравствуйте, Ви. Добрый день, Вирджиния. Привет, Генри, как делишки? Хэмиш умывается и одевается, кстати, он разложил на полу в детской электрическую железную дорогу, может, хочешь посмотреть?
Как Арчи и ожидал, Генри тут же клюнул на приманку, брошенную как бы ненароком, а на самом деле продуманно и искусно. Арчи знал своего сына и, сообщая ему, что у них в гостях будет Генри, потребовал, чтобы Хэмиш вел себя с малышом приветливо и гостеприимно.
А Генри сразу же вспомнил, что хоть Хэмиш на четыре года старше, но все равно с удовольствием играет с ним, если рядом нет его друзей. И потом, у Генри нет электрической железной дороги, надо попросить родителей, чтобы подарили к Рождеству.
Он заулыбался, сказал: «Здорово!» и поскакал по лестнице через две ступеньки, а взрослые остались беседовать о своих делах.
— Замечательно придумал, — словно бы про себя одобрила Арчи Ви и спросила: — Много народу было сегодня в церкви?
— Шестнадцать человек, считая священника.
— Я тоже хотела пойти, было бы семнадцать. Теперь весь день буду мучиться угрызениями совести…
— Но дела вовсе не так плохи. Наш епископ сделал ход конем: наладил отношения с каким-то никому неведомым фондом, который существует уже много лет, и надеется выудить у них приличную субсидию, чтобы хватило расплатиться за электричество…
— Но это же просто чудесно!
— А для чего же мы тогда устраивали церковную распродажу? — возразила Вирджиния.
— О, деньги пригодятся, у нас столько дыр…
Эдмунд молчал. Утро тянулось нескончаемо долго, он пытался заполнить его мелкими, незначительными делами, которые накопились за несколько недель: написал письма, подготовил к оплате счета, ответил на запрос бухгалтера. И вот теперь он чувствовал, что с трудом подавляет растущее нетерпение. В дальнем конце просторного холла были гостеприимно распахнуты двери библиотеки. Ему очень хотелось выпить джина с тоником, но Арчи, Вирджиния и Ви столпились у подножия лестницы и увлеченно обсуждали церковные дела. Эдмунда они не интересовали, он всю жизнь отбрыкивался от них, как мог.
— …конечно, нам непременно нужны новые скамеечки для коленопреклонения…
— Нет, Ви, сначала заплатить за уголь для котельной, скамеечки могут подождать…
И его жена, и мать, видимо, забыли, зачем их пригласили в Крой. Борясь с досадой, Эдмунд слушал пустые, назойливо лезущие в уши слова и вдруг перестал их слышать. Другие звуки привлекли его внимание. Из библиотеки послышался стук каблучков. Он посмотрел поверх головы Вирджинии и увидел Пандору.
Она остановилась в проеме дверей и внимательно рассматривала собравшихся, оценивая расстановку сил. Ее взгляд встретился с взглядом Эдмунда через разделяющее их пространство, и вся его досада улетучилась — она стала старше, похудела, в чем душа держится, но как элегантна, как светски небрежна, цинична, изысканна, многоопытна… Казалось, он должен сейчас, сию минуту составить ее портрет и лихорадочно искал точные, верные слова и отбрасывал их одно за другим, потому что все они лгали: Пандора была прекрасна.
Пандора… Он увидел бы, узнал ее, отыскал бы в любой толпе, на улицах любого города земного шара. Все те же широко расставленные глаза, прелестный рот с кокетливой родинкой над верхней губой, точеный носик, четкий овал лица… время ее не коснулось, и медные волосы густы и пышны, как в юности.
Он чувствовал, что его лицо леденеет. Губы не могли сложиться в улыбку. Он был точно охотничья собака, замершая в стойке перед дичью, и все смутно ощутили странность его окаменелой неподвижности и немоты. Разговор сбился, иссяк… Ви обернулась.
— Пандора!
Все церковные дела были мгновенно забыты. Ви заспешила по натертому паркету, протягивая к Пандоре руки; спина у нее была стройная, прямая, висящая на локте сумочка раскачивалась.
— Дорогая моя девочка, как я рада! Какое счастье, что ты снова здесь.
— …Нет, Изабел, ты просто не сможешь собрать нас всех к обеду. Слишком уж много народу.
— Вовсе не много. Если я правильно сосчитала, одиннадцать человек. Всего на одну персону больше, чем сейчас.
— Разве Верена не набила весь твой дом своими гостями?
— Попросила приютить одного…
— Его называют «Грустный Американец», потому что Изабел забыла его имя, — встряла в разговор Пандора.
— Не повезло бедняге, — отозвался сидящий во главе стола Арчи. — Еще и приехать не успел, а его уже припечатали.
— А почему он грустный? — спросил Эдмунд, протягивая руку за стаканом светлого пива. В Крое за обедом вино не подавали, но не из экономии, просто таковы были традиции дома, их поддерживали уже несколько поколений Балмерино. Арчи считал, что это очень мудрая традиция, потому что от вина гости становятся болтливыми, их одолевает лень, а по его, Арчи, мнению, послеобеденное время надо проводить на воздухе, в движении, а не клевать носом в кресле над газетой.
— Может быть, он вовсе и не грустный, — ответила Эдмунду Изабел. — Может быть, он очень общительный и с чувством юмора, просто у него недавно умерла жена, и он взял отпуск на два месяца, надо же переменить обстановку, вот он и приехал ненадолго в Англию.
— Верена с ним знакома?
— Нет, с ним знакома Кэти. Ей стало жалко его, и она попросила Верену прислать ему приглашение на бал.
— От души надеюсь, что он не из числа беспросветно глубокомысленных восторженных кретинов, какими кишит Америка. Покажи им канализационный отстойник, и они из вежливости придут в экстаз, будут уверять, что это безумно, безумно интересно, и непременно спросят, когда его построили.