- Старый уже, - заявила она. – Наверняка воровал снаряжение, на тылового пердуна похож. Типичный мазерфакер! – прибавила она.
Вагнер выплюнул остатки песка, поворачивая во рту прикушенный язык.
- Отъебись от моей мамочки, киска, - не слишком четко произнес он, глядя, как глаза девушки расширяются от изумления.
Товарищ девушки наклонился и помог встать. При этом Вагнер скривился от боли.
- А стреляешь ты, Корин, вечно как задница.
Еще один девичий голос. Да нет, скорее женский, эта была постарше. В руках она держала М-16 с подвесным гранатометом, на груди лента с патронами 40 мм. И, естественно, беличий хвост, который гордо развевался на боку шлема, на сей раз – германского.
- С пяти метров не попал, я же видела. – После этого она обратилась к пленнику со скованными руками: - Только пан, похоже, не в претензии.
- Нет… - начал было Вагнер, все так же не понимая, что вокруг него происходит. Его перебил вопль.
Из разбитого ʺхаммераʺ, единственного, который не горел, как раз вытаскивали сержанта-ирландца, на котором каким-то чудом не было ни царапины. Словно кот, он цеплялся за дверь и детали кузова, порезав ладони о рваный пулями металл. Только у него не было ни малейшего шанса, вытаскивавших было четверо, и хотя они друг другу мешали, достаточно быстро справились с делом. Удар прикладом повалил ирландца на колени; в догасавшем зареве пожара было видно его побледневшее, покрытое потом лицо и переполненные гадким страхом глаза. Те, кто вытащил его из кабины, отступили на несколько шагов и подняли свои стволы. Жандарм чего-то кричал, по его лицу текли слезы; Вагнер хотел было подойти к нему, но кто-то схватил его за простреленное плечо.
У капитана потемнело в глазах. Прежде, чем вновь обрел возможность видеть, он всякий миг ожидал грохота залпа. А ему не хотелось его услышать. Вне всякого сомнения, сержант был сволочью, но что-то восставало в Вагнере перед убийством безоружного.
Выстрелов он не услышал. Когда зрение вернулось, сержант военной полиции все еще стоял на коленях. Он уже не кричал, не умолял, только глаза блестели испугом.
Одна из стоявших в круге фигур сделала быстрое, чуть ли не танцевальное движение. Блеснул искривленный клинок, отражая блеск огня. Что-то покатилось по земле, безголовый корпус сполз, кровь хлестала из перерубленных артерий; пальцы какое-то время рвали землю. Недолго, и быстро застыли.
- Так надо, - услышал Вагнер, чувствуя стягивающую его лицо судорогу.
Он глянул в бок. Старшая девушка вглядывалась в недвижное тело лишенным выражения взглядом, в ее глазах отражались языки пламени.
- Так надо, - повторила она через какое-то время. – Вскоре ты поймешь.
Капитан почувствовал, что вот-вот свалится. Его поддержал стрелок-неудачник.
- Прошу прощения, старик, - буркнул парень на ухо Вагнеру. – Впервые радуюсь, что не попал.
Вагнер взял себя в руки. Поглядел на окружавших его солдат. Солдат? Нет, на солдат они не были похожи.
Подошел тот, кто отрубил голову сержанту. Высокий, значительно старше остальных. Где-0то моего возраста, подумал Вагнер. Явно командир.
И действительно. Стоявшие рядом едва заметно напряглись.
- Ну что? Нечего пялиться, валим отсюда.
Несмотря на холод, на нем была расстегнутая польская форменная куртка, надетая на черную футболку с черепом и надписью: Black Sabbath – European Tour 2002. Клинок искривленного меча он вытирал белой тряпкой.
Да это же катана, заметил Вагнер, самая настоящая катана. Наверняка спионерил ее из какого-то музея, никакая не подделка. Только лишь сейчас до него дошло, что остальные тоже вооружены холодным оружием. У молодой девушки в пилотки к спине была приторочена кавалерийская сабля. У Корина, стрелка-неудачника, был американский саперный мачете.
У одного из тех, кто только что подошли, помимо ʺкалашаʺ был арбалет. Убийственная машина, предназначенная для охоты, с композитными крыльями лука и лазерным целеуказателем.
- Не пялиться! – еще раз скомандовал командир. – И так нечего собирать, все сгорело. Не нужно было стрелять во второго, не смылся бы он.
Эти слова были направлены в адрес парня, державшего трубу гранатомета. Это и вправду был ʺКарл Густавʺ.
- Собираемся! Эй, Искорка!...
Младшая девушка кивнула…
- Подними руки.
Она встала за недавним заключенным. Он почувствовал прикосновение холодного металла, что-то щелкнуло, освобожденные руки опали.
- Благодарю, - сказал Вагнер девушке, прячущей в рюкзак саперные ножницы.
Та же даже и не кивнула.
- Идти можешь? – спросил командир всовывая меч в ножны давным-давно усвоенным, небрежным движением, который он, должно быть, подсмотрел в каком-то самурайском фильме.
Вагнер растирал запястья, на которых остались элегантные браслетки, подарок американского налогоплательщика. Не говоря ни слова, он кивнул, даже не спросил: а куда идти. Все равно.
- Да, могу, - произнес он через пару мнут. – Вот только не знаю, смогу ли быстро.
При этом он как раз всовывал индивидуальный перевязочный пакет под разорванный рукав форменной куртки.
- Спешить не надо, - командир блеснул зубами. – Не бойся, наш марш ты не замедлишь. Впрочем, здесь недалеко.
- Не надо? – удивился Вагнер. Вновь он мог логично размышлять.
- Я знаю, о чем ты думаешь. – Командир рассмеялся уже громче, остальные присоединились к нему. – Здесь дело совершенно не в том. Ты видишь, какой ужасный бардак. Их мало. Сегодня мы беспокоились исключительно о том, а приедет ли вообще кто-то. Жалко же такой чудесный день пустить псу под хвост, просидеть в кустах понапрасну.. Ладно, трогаемся! Корин, поможешь ему, в конце концов, это же твоя заслуга...
Все умело сформировали походную колонну и растворились в густеющем мраке. Шли чутко, но и расслабленно, было видно, что местность знают превосходно. Идущий перед Вагнером пояснял вполголоса:
- Эти здесь, возле моста, уже спрятались в своем брэдли и до утра не высунут носа. Мы их поджарим как-нибудь позднее, их здесь всего пятеро. Да, они вызывают поддержку, только все это глупость. Ближайший их пост находится в Лохове, но это только пехота, так что знают, что не успеют. Вот чего они не знают: вернутся ли. Вертолет у них имеется только в Вышкуве, но это, но это всего лишь "хьюи", не известно, стартуют ли вообще. Ну а если даже и вылетят, так добро пожаловать…
Вагнер не был удивлен. Он заметил две пусковые установки "гром", намного лучше всяких стингеров.
- А русские? – только и спросил он. Ответом был смех.
- Именно к ним мы и идем. Прямиком за Буг. Уже недалеко.
- А скажи мне еще вот что… - Он решил ничему не удивляться. В конце концов, довольно долго он был отрезан от света, который, как видно, успел довольно сильно измениться. – Скажи, а то вы, черт подери, такие? Партизаны? Отряд регулярной армии? Движение сопротивления?
Рассмеялись все, услышавшие вопрос.
- Ты где это был? – голос женщины постарше, чуть запыхавшийся от марша. Что ни говори, боеприпасы к гранатомету свое весят.
- Где это ты был? – повторила она. – Не знаешь? Мы – коммандо. Свободные эльфы. По другому, Белки. А вот он – это Волк. Знаменитый волк, как говорят некоторые.
Может быть и знаменитый; Вагнер уже начал уставать, он потерял много крови, больше, чем предполагал вначале. Опять же, после предыдущих ранений он не совсем еще пришел в себя.
Волк, говоришь – подумал он. Коммандо. CNN, которую иногда разрешали им смотреть, ничего о подобном не рассказывала.
Почти четыре года. Вагнер внимательно вглядывался в стакан, покрытый бесчисленными отпечатками пальцев. Нет уже ни Волка, ни Искорки – той, что помоложе. Ее достал киборг, мало чего осталось. Только пилотка немецкого танкиста с беличьим хвостом. А двадцатимиллиметровые пули оставляют мало чего для похорон.
Свободные эльфы. В этой войне не было партизан. Кмитицев, Мрачных, Боров. Не существовало движения сопротивления. Двадцать лет свободы, глобализации и макдональдизации убили все давние образцы. Годы нахальной националистической пропаганды, популяризации ксенофобии, оглупления новым культом.
Так что подпольные организации не появились. В американской зоне коллаборационистов можно было выбирать на вкус и цвет. Те же, кто не пожелал со всем эти согласиться, сделались преступниками, контрабандистами, в конце концов – самыми обычными бандитами. Таким вот образом, живя вне системы, они получали эрзац свободы. Декады фильмов карате, переплетенные с паломничествами, принесли свой урожай. Никто не закапывал оружие и не шел в лес с иными – чем исключительно преступными – целями. Все видели все происходящее в заднице. Почти что все. За исключением Белок.
Они не сражались за независимость или там свободу. Они прекрасно понимали, что никогда ее уже не получат; время Европы, по крайней мере – северной, пришло к концу. И ничто от этого не отвернет; а война, которая покончила с приличных размеров европейским государством, является незначительным эпизодом, совершенно не меняющим факта неумолимо близящегося всеобщего конца.
Но они отправились в лес, плюя на давние, изгаженные и подделанные образцы. Пошли, потому что им казалось, что так надо, что этого требуют… Приличия?...
Вагнер криво усмехнулся, все еще вглядываясь в путаницу папиллярных линий. Никогда сам он не услышал от них этого вот слова. Так надо, единственное, что они могли сказать.
Они отправились в лес, беря за образец обреченный на уничтожение народ из не существующего мира. Народ, дни которого тоже были сочтены, независимо от того, что бы ты не сделал и как упорно бы не сражался.
Они пошли туда, поскольку это был единственный образец, все еще правдивый, не подбитый дешевой национальной гордостью и ксенофобией. Они сражались с врагом, для которого уничтожение государства было всего лишь мало значащим эпизодом игры за гораздо большую ставку.
И многие погибли. По сути своей – ни за то и без смысла.