Он почувствовал , как что-то сжало в груди.
Придурок. Думаешь, будто бы ты ей понравился, что сюда она пришла исключительно по причине твоего личного обаяния? Думаешь, будто бы…
Она погладила его по лицу. Пальцы у нее были холодными и сухими.
- Не спрашивай, - шепнула.
Фродо вытянул руку и погладил женщину по щеке. По пальцу что-то стекло. Слеза.
- Извини…
Она отодвинулась. Отвернула голову, светлое пятно лица исчезло.
- Послушай… - начал он через какое-то время. – Не важно, кто ты такая, я не желаю знать. У тебя имеются свои тайны. У меня тоже. Мы встретились и вскоре расстанемся. Так уж оно устроено на этом свете…
- Ёбаном свете, - шепнула она.
Он фыркнул, что могло быть и смехом.
- Ну да. Другого уже нет, остался лишь этот. Послушай, спасибо тебе за все… Даже…
Фродо замолк. Женщина глянула на него. Во всяком случае, так ему показалось. А поскольку было темно, уверенным он быть не мог.
- Даже что? – спросила она наконец.
Фродо сглотнул слюну.
- Даже если… - То, что он хотел сказать, легким не было. Но сказать было необходимо. – Даже если ты сделала это, потому что… Потому что это следовало из условий задания… Спасибо тебе…
Женщина резко уселась на топчане, пружины запротестовали новым стоном. Какое-то время ему казалось, что женщина его ударит. Он ожидал этого с мазохистским удовлетворением. А ты чего думала, будто бы я не знаю, билась в голове гадкая мыслишка. Не знаю, это ради добра службы…
Не ударила. Ее плечи, выделяющиеся на фоне более светлого, зарешеченного окна, беспомощно опали.
- Ну и скотина же ты, Павел…
- А ты как думала! – взорвался он. – Думаешь, будто бы я идиот? Или ты просто мечтала переспать со мной? Потому что я скотина, так? Только я не такой…
И неожиданно он замолчал. И все-таки я идиот, пришла мысль. Во всяком случае, мало наблюдательный.
- Как ты меня назвала? – буркнул коротышка.
Женщина не ответила.
Павел. Имя, о котором он сам давно успел забыть, оставив его по той стороне, в совершенно другой жизни.
Майор просматривал документы так, словно ему было противно к ним прикасаться. Страницы в толстом скоросшивателе он перелистывал с помощью резинки на конце обкусанного карандаша. Пара гражданских сотрудников, упакованных в стандартные костюмы, похожих на свежеотмытых подсвинков, блеклыми глазами всматривалась в сидящего на стуле без спинки заключенного.
Самая обычная картонная папка лежала посредине покрытого запыленным сукном стола. Один из конвоиров все время ужасно шмыгал носом.
Заключенный же подумал, что прогорклый мозг охранника наконец-то нашел выход и вот теперь стекает каплями на пол. А вот интересно, что случится, когда он вытечет до конца. Свалится ли конвоир на пол, словно голем, или наоборот: именно тогда превратится в идеального жандарма.
Он бесстрастно регистрировал окружение: покрытый сукном стол; неухоженные, русые усы господина майора; рожи гражданских, так называемого самоуправленческого фактора, на которых напрасно было бы выискивать хоть какую-то мысль; орла в короне и с горжетом на груди; официальное распятие на стене, соответствующий образчику, обязательному для размещения в кабинетах соответствующего ранга — не слишком большое и не слишком малое; в размерах распятий действовала строгая иерархия. И обязательный портрет, занимающий больше всего места.
Портреты прошли собственную эволюцию. Римский Папа Всех Времен уже добродушно не улыбался, не был он седеньким, миленьким старичком. Сейчас его сверлящий взор пронзал всех. Не хватало только вытянутого пальца и надписи: ʺА ты обратился уже в истинную веру?ʺ.
Заключенный невольно усмехнулся.
Майор опустил карандаш, грохнул кулаком по столу.
- И чему это ты, курва, радуешься? - рявкнул он.
- Жидок ёбанный! - прибавил один из гражданских. Вопреки своей внешности, он, оказывается, умел пользоваться языком.
- А что, видно? - хотел спросить заключенный.
Но не спросил, едва заметная усмешка с лица исчезла. Майер довольно засопел, конвоир шмыгнул носом.
Офицер вернулся к перелистыванию содержимого папки. Неожиданно он поднял голову от бумаг, оценивая заключенного взглядом глаз в кровавых прожилках.
- Павел… Лешневский… - медленно процедил он. - А интересно, откуда такая красивая фамилия, и с каких это пор.
- От… - Владелец красивой фамилии хотел сказать, что от рождения.
Не успел, получив в бок прикладом ʺбериллаʺ. Когда неуклюже начал подниматься с пола, сопля свисающая с носа помогающего ем жандарма, болталась словно йо-йо.
- Спрашивал тебя кто-то? - пролаял второй конвоир, стоящий у дверей и играющийся своим ПМ-84. - Ну, спрашивал?
Майор одобрительно кивнул. Гражданские гоготали, приводя на ум неудачный результат межвидового клонирования. Почка пульсировала тупой болью. Перед глазами кружили багровые круги.
- Ну чего, спрашивал? - снова задал свой вопрос солдат. - Сволочь!
- Не перегибайте палку, капрал, - доброжелательно укорил его один из гражданских. - Придержите свое правое возмущение, не выражайтесь!..
- Таточн!.. - в лае конвоира четко можно было услышать чувство обиды и непонимания.
- Оскорблять нельзя, - продолжил гражданский. - Законно, курва, надо…
Он еще сильнее побагровел.
- А ты, курва, хавало закрой, а не то так отхуярим, что… Тебя кто-нибудь спрашивал?
Заключенный мотнул головой, только это он мог себе позволить. Майор широко усмехнулся. Несмотря на внешность довоенного офицера, в высоких сапогах, в мундире с воротником-стойкой, он представлял собой лишь паршивую имитацию.
- Во-от, это же сколько времени укрывался… - начальник озабоченно покачал головой. - И где? В самом Генеральном Штабе…
Ясный перец, укрывался. Багровые хлопья редели, заключенный уже мог размышлять. Вот только эта тупая боль…
Укрылся. Мысли разбегались, собрать их можно было с громадным трудом. А откуда им было брать аналитиков? Участия в паломничестве и справке от приходского священника недостаточно, нужно что-то и уметь. А у вас это огромная редкость.
- Наверняка еще и вредительствовал, - решил выразить свое мнение второй из гражданских. Похоже, для себя какое-то мнение он создал.
- Этого, к сожалению, следствие не доказало, - майор задумчиво покачал головой. А жаль. Только что тут поделать. Такие времена. Ряды следует очищать, только, значит, гуманитарно. И никто, курва, не станет нас обвинять в… Ну, того…
- Ксенофобии, - подсказал гражданский. Наверняка он внимательно слушал обязательные ежедневные беседы Отца Председателя общественного телевидения.
- Вот именно, - жилы на висках господина майора набежали кровью. - И никто не будет нам переписывать...
Наверное, приписывать, подумал скорчившийся на стуле без спинки заключенный.
Майор сопел, распространяя вонь переваренного спиртного. Конвоир сморкался, его коллега лязгал предохранителем автомата. Металлический лязг раздавался в беспокояще равных отступах времени. На предохранитель. С предохранителя. На предохранитель. Снят с предохранителя…
- Встать!…
Заключенный поднялся в самый последний момент. Удар стволом, точно нацеленный в почку, попал по ягодице.
- Курва, - обескураженно вякнул жандарм.
- Именем Святейшей Жечи Посполитой…
Конвоиры вытянулись по стойке смирно. Христос на распятии, могло показаться, глядел заговорщически, словно бы желая сказать: вот видишь, вечно нам лажа.
- ...военно-полевой суд в составе… согласно с положениям декрета Президента СЖП от…
Лязг предохранителя акцентировал отдельные слова.
- ...с особым правовым регулированием к этнически-чуждым и вредным элементам…
Лязг, затем булькающее и существенное шмыганье носом.
- ...объявляет следующий вердикт.
Заключенный перестал слушать. Он глядел в лица гражданских и майора. Вот интересно, размышлял он, ведь это им по-настоящему нравится и никогда не надоест.
- ...подписи… председатель судебной коллегии, от лица прихода…
За запыленным окном кружат снежные хлопья. Снег… в такое время… ведь на дворе сентябрь.
Майор театральным жестом, шумно захлопнул черную книгу. Гражданский слева собрал бумаги в папку, небрежно бросил ее на сукно. Сверху, выцветшими чернилами накаляканы имя и фамилия. Павел Лешневский. Номер дела, дробь… Синие печати. Вот, значит, я стою, стою, стою. А перед ними в папке валяется моя жизнь. Не читают, не спрашивают, сидят, кто-то кашляет…
Все бессмысленно. Не о чем уже расспрашивать. И никто это не кашляет, а тольуо шмыгает носом, чтобы дерьмо, называемое мозгами, не вытекло между ушей.
Майор потер руки. Ну… вот мы все и устроили.
- Так что, жидок, к Лукашенко съебываешься…
Гражданский потянул майора за рукав. Тот сморщил кожу на лбу.
- А, ну да… - неохотно буркнул он; глянул исподлобья. - Встать! - рявкнул.
Опять же — приказ бессмысленный. Заключенный, с этой минуты лишенный гражданства, и так стоял.
- В силу и так далее, приговаривается к конфискации имущества с целью покрытия расходов на проведение судебного следствия и пропитания заключенного… Сесть!
Он поглядел по сторонам.
- Достаточно! - произнес в пустоту. - И так знают, в чем дело, жиды-жадины…
Гражданские загоготали. Заключенный тоже усмехнулся. Знания, знания, подумал он. А конфисковать нечего, это вам не Хрустальная ночь… Не покроете расходов даже на арестантскую жратву, не говоря уже про билет первого класса в грузовике до Бреста. Увидав его усмешку, майор посинел.
- Судебное разбирательство закончено! - заорал он. - Вывести! И давай, курва, следующего, а то обед на носу, а у нас еще куча работы!
Фродо почувствовал дрожь вплетенных в его ладонь пальцев. Он глубоко вздохнул.
- Зачем я тебе все это рассказываю. - Она стиснула пальцы еще сильнее. - Эх, было-было, да прошло… В конце концов, там меня никто и пальцем не тронул…