Сентябрь — страница 38 из 59

В ходе первого разговора майор стучал кулаком по столу, выкрикивал что-то о наказании, красноречиво показывая на охранника со штыком и чего-то вспоминая про хлеб и воду. Фродо на эти слова рассмеялся ему прямо в лицо: хлеб с водой представляли собой привычные завтрак и ужин. Слегка коричневую водичку исключительно для того, чтобы никто не догадался, называли ячменным кофе. Еще он предложил, чтобы комендант лично показал ему такое место, где он должен будет вы­копать себе карцер. И он сделает это даже с охотой, только лишь для того, чтобы убить скуку. Майор все сильнее стучал по несчастному столу, но столь же прекрасно, как и виноватый, понимал, что его юрисдикция на заключенных не распространяется. Тем более, при постоянном надзоре представи­телей ООН. Режим Лукашенко зарабатывал для себя в мире баллы, теперь он рассматривался как заря демократии на фоне расистской Польши.

А под самый конец майора чудом не хватил удар, когда Фродо отдал салют, прикладывая пальцы к голой голове и вышел, отодвинув штык остолбеневшего охранника.

Во второй раз майор проявил какую-то щепотку ума. Он отослал охранника, тщательно закрыл дверь. Потом схватил низушка за воротник, поднял его словно котенка и прямо в лицо просопел, что в следующий раз разобьет ему морду. Вот просто так, без свидетелей. По привычке даже дал честное комсомольское слово.

У виновного все желание шутить как-то прошло. Он тихонечко пообещал исправиться и вы­шел, обещая себе, что никогда даже не приблизится к предательской гниде. Но не сдержался.

А в комнате коменданта Фродо ожидала неожиданность. Вместо майора-богатыря за столом сидел молодой мужчина в форменном свитере без знаков отличия. По причине темного оттенка кожи и черт лица, если бы ему повязать клетчатый платок на голове, он выглядел бы словно официальный ассистент уже пожилого Ясира Арафата. Какое-то время он присматривался к остолбеневшему низушку.

- Павел Лешневский? Спросил он наконец, совершенно без акцента. И совершенно зря. Фродо мог бы поклясться, что в картонной папке на столе имеется его фотография. - Какие-нибудь докумен­ты имеются?

- Вы шутите? - фыркнул Фродо.

Мужчина усмехнулся, кивнул, наклонился над ноутбуком с подключенной к порту USB не­большой коробочкой. На коробочке мигал зеленый светодиод.

- Присаживайтесь, - буркнул он. Зашелестел привод диска. - Будьте добры, положите руку. Вот сюда, - указал он на коробочку. - Нет, правую.

Фродо послушался. Коробочка была теплой на ощупь.

Снова зашелестел диск, по темной поверхности переместилась красная линия сканера. Зеле­ный до сих пор светодиод мигнул красным и погас.

Мужчина всматривался в экран. Затем поднял глаза.

- И как, сходится? - не сдержался Фродо.

- А что, может и не сходиться? - парировал мужчина и усмехнулся даже шире, чем раньше.

Он придвинул к себе папку, забарабанил пальцами по серому картону, исписанному закорюч­ками иврита.

- Павел Лешневский. Родился в 1970 году, в Варшаве. Отец Анджей, мать — Ивона, девичья фамилия Плоньская. Обучение в Варшавской Политехнике, отделение основных технических проблем. Военная служба в танковых войсках, подпоручик запаса. Аспирантура… Первая работа в фирме по разработке программного обеспечения. Потом работа в Военной Информационной Службе, специальность — обработка и и интерпретация спутниковых снимков. Арестован за шпионаж в пользу Венесуэлы… Признан нежелательным элементом и депортирован; военная прокуратура от обвине­ния отступила… Сходится?

Фродо кивнул.

- Да, естественно, - сказал он. - Не воспользуюсь.

Мужчина закрыл ноутбук.

- Это чем же вы не воспользуетесь? Я пока что ничего и не предлагал…

- Слишком жарко. Сам я люблю прохладу, а в танке жарища. Сам я мал ростом, так что навер­няка ʺмеркаваʺ мне не достанется, только какая-нибудь захваченная ʺсемьдесят-двойкаʺ. Не пройдет, я уже стар для этого, впрочем, мне уже предлагали…

Заскрипел замок-молния. Мужчина тщательно свернул провода, уложил вовнутрь сканер отпе­чатков пальцев.

- Называй меня Арик, - неожиданно протянул он руку. - Видишь ли, Павел, тем, о чем ты гово­ришь, занимается бизнес-секция при британском консульстве в Минске. Это они с тобой разговарива­ли. Два раза, правда?

Фродо молчал.

- Дважды, - Арик не ожидал подтверждения. - И это хорошо, что так случилось, потому что у нас гораздо лучшее предложение.

- Мы, это значит ʺктоʺ? - прямо выпалил Фродо.

- Да не строй ты из себя ребенка, Павел. Знаешь ведь. Нам известны твои достижения…

Ну да, подумал Фродо. Все счастье в том бардаке, когда хватали шпиона, то никак не думали о том, а что на тот способен по-настоящему. Чем грозит, что его выпустили за границу. И все счастье в том, что расовой чистотой занимался совершенно другой отдел, в противном случае — шпионаж бы явно доказали. В противном случае, сидел бы теперь под замком где-нибудь на Раковецкой[18]. Вели­чайшая тайна: получение разведывательного материала с обычных коммерческих, геофизических и метеорологических спутников. Взлом алгоритмов управления.

Знаем мы твои достижения. И отпечатки твоих пальцев у нас имеются. Низушок усмехнулся. Им следует вылавливать других шпионов, а не венесуэльских.

- А если нет? - осторожно спросил он.

- Почему? - парировал Арик.

Он сделался серьезным, уже не скалил зубы, словно арабский террорист, подлетающий к ʺбашням-близнецамʺ Международного Торгового Центра.

- Об этом позднее. Поначалу я хочу знать, что случится, если откажу? Буду тут скисать до смерти в дерьме? Пока не получу белорусское гражданство по той лишь причине, что здесь засидел­ся, поскольку только лишь ради меня лагерь содержать нет смысла?

Арик забарабанил пальцами по столешнице.

Изображает смущение, подумал Фродо. Никакой агент не делает подобных вещей подсозна­тельно, в противном случае вылетел бы с подготовительных курсов в самом начале, закончив, в самом лучшем случае, в охране посольства.

- Нет, - сказал наконец офицер израильской разведки. - Не останешься. Мы не прибегаем к шантажу, такими вещами не занимаемся. Мы играем честно.

- Застрелишь меня на месте из своей беретты?

Пальцы прекратили барабанить по столу. Вот это уже настоящее смущение, подумал Фродо.

- Нет, - буркнул Арик. - Вне зависимости от своего решения, в лагерь ты уже не вернешься. Тебе просто нельзя. Выедешь еще сегодня, получишь паспорт, действующий во всех странах мира. Ладно, почти что всех. - Он усмехнулся. - Египетский, правда, зато очень хороший, - быстро предупре­дил он. - Даже в Египет въедешь без проблем.

Фродо рассмеялся. Арик поглядел на него.

- С действительной шведской визой. Берешь? Или предпочтешь другой?

Фродо сделался серьезным.

- А подумать можно?

- Можешь, - быстро прозвучал ответ. - Времени у тебя много. Целая минута.

Все, шутки кончились.

- Сигаретку можно? - спросил Павел Лешневский, чтобы чуточку потянуть время.

- Не курю, - буркнул Арик.

Фродо поглядел на дешевые настенные электрические часы. На стрелку, отсчитывающую по­следние секунды.

- Знаешь, Арик, или как-ты там зовешься по-настоящему, - начал он еще до того, как секунд­ная стрелка завершила полный оборот. - Знаешь, я ведь еврей только по именованию. Не по матери, не по вере. Долго над всем этим не размышлял. Этот весь мой внешний вид — это только игра генов, брат похож на скандинава, блондин, выше меня на полметра. Отец… Никогда не думал, кем был мой отец, мой дед. Мы никогда об этом не разговаривали. Думаю, что им самим было до лампочки. Я жил в Польше и чувствовал себя поляком. Меня доставала масса вещей, но, знаешь ли, right or wrong, my country… Я работал там, где работал, находился под защитой. До того самого времени, когда меня выгнали, как собаку. Словно мусор. За грехи предков.

Ненадолго он прервался, всматриваясь в стрелку, движение которой уже не имело значения. Время закончилось, решение было принято.

- Я жил в стране, в которой слово ʺжидʺ[19] было популярным ругательством. В которой евреи были виноваты во всем плохом; виртуальные евреи, потому что других просто нет, так я сам себе объяснял. Вплоть до того самого дня, когда сам сделался евреем…


Фродо с отвращением раздавил окурок ʺкэмелаʺ. Обычно курил он мало, а сейчас пошла це­лая пачка. Вагнер как раз вскрывал следующую.

- Блин, ну что я пизжу, - задумчиво произнес низушок. - Не о том же…

Вагнер щелкнул зажигалкой и ничего не сказал.

- Ты скажи, если я схожу с темы. В противном случае, мы никогда не дойдем…

- Поскольку я не знаю, до чего мы должны дойти, то это несущественно, - буркнул Вагнер. - Ты рассказывай, и оно попустит…

- Тоже мне, психолог нашелся! - фыркнул Фродо.

Веджьмин пожал плечами. Все происходящее начало ему надоедать, ночь без сна, выкурен­ные две пачки сигарет. Охотнее всего он лег бы спать, только не хотелось оставлять накрученного тайленолом и спиртным коротышку его судьбе; и еще он боялся, что тот натворит глупостей.

Он уже отметил, что сильное обезболивающее средство в соединении с самогонкой подей­ствовало на Фродо совсем не так, как должно было. Глаза низушка блестели, словно у перепившего­ся валерианой кота.

- Вагнер, - акцентируя слово, произнес Фродо. - Я это рассказываю, курва, не для того, чтобы поплакаться в жилетку. Я хочу сказать тебе нечто важное… И я докажу тебе, что на моих предполо­жениях можно полагаться, и покажу это тебе, как…

Он замолчал.

Что-то ты слишком издалека к этому подходишь, без какого-либо злорадства подумал Вагнер. Он взял банку с консервами. Крышка отскочила, и химическое подогревающее устройство на сей раз сработало. Над банкой начал подниматься пар, в ней забулькало нечто, что надпись лживо описыва­ло как говядину, но напоминало, скорее, эксгумированную из вечной мерзлоты падаль мамонта.