Взгляд девушки, совершенно никакую красоту, которой портили грубые, словно бы запухшие черты лица, скользнул по Вагнеру. Через миг девушка опустила глаза.
- Невестка… она немного не в себе… - пояснил хозяин, который пролез за всеми в помещение. – Это с тех пор, как повестку получила… Мы-то уже отплакали, еще два имеются, в плену, только вот она почему-то до сих пор не может.
Похоже, сын его погиб еще в самом начале, когда еще сообщали, понял офицер запаса. И поглядел на спящего младенца, который никогда уже не увидит отца.
- Так ему было на роду написано. – Мужик явно верил в судьбу. – А вот старшеньких Пресвятая Дева защитит, как и нас.
Вагнер только скривился. У него самого было довольно скептичное мнение относительно намерений и возможностей Девы Марии. Хуже того, многовековой опыт это лишь подтверждал.
- Баба еду варит. – Мужик никому не давал взять слово, совершенно не обращая внимания на подхорунжего, который, вне всяких сомнений, желал перехватить инициативу. – Долго оно, потом что натемно, но кишка будет. Кровянка. И убоина свежая.
Впервые за вечер Вагнер повеселел, несмотря на сокращение, которое неожиданно почувствовал в желудке, давно уже не помнящем горячей еды. Он поглядел на загородку, в которой донедавна проживал еще один обитатель. Оставшиеся подсвинки похрюкивали, не осознавая ждущей их неизбежной судьбы.
- Пан капитан…
- Пан подхорунжий, скомандуйте уже "вольно", - Вагнер заметил, что весь отдельный отряд стоит по стойке смирно.
- Пан капитан…
- Завтра, пан подхорунжий, завтра.
На сегодня ему было достаточно.
- Пан капитан…
Сквозь остатки сна пробивался настырный голос. Вагнер натянул одеяло на голову, не обращая внимания на щекочущие лицо стебли. Не помогло. К голосу прибавилась еще и сотрясение за плечо.
- Пан капитан…
Военный откинул одеяло, повел отсутствующим взглядом, пытаясь понять, где находится. Кости болели от неудобного положения на слишком мягком сене.
С большим трудом он сконцентрировался на склоняющемся над ним заросшем щетиной лице. Прежде, чем его распознал, знакомый запах перегара, напомнивший ему вчерашний вечер.
- Пан капитан приказал с рассветом разбудить, - оправдывался хозяин. – Вот я и бужу.
- Ага… - буркнул офицер, отчаянно пытаясь не погрузиться снова в сон. Он знал, что если закроет глаза, то вновь заснет. Капитан с трудом сел.
А все от обжорства, подумал Вагнер. Первая горячая еда за… Ладно, не будем. Самое главное, удалось отвертеться от самогонки. У подхорунжего, правда, очень подозрительно блестели глаза, но в присутствии офицера он не мог пить без разрешения. А разрешения не плучил.
Уже тогда до Вагнера дошло, что он попал в большие неприятности, чем предполагал раньше. Подхорунжий Мазёл на орла никак не был похож. Сопляк, из которого армия сделала автомат, не обремененный мышлением. Один из тех молодых пацанов, одурманенных патриотической и националистической пропагандой. Плюс блеск в глазах при виде самогонки.
Капитан тихо выругался, вспоминая о ждущем его задании. Мазёл – это тупица, кандидат в солдафоны самого худшего пошиба. Остальные мальчишки молодые и глупые, зато в них масса воодушевления. И у них имеется куча оружии, из которого можно пострелять…
И он даже не пытался убеждать, зная, что ни к какому результату это не приведет, зато сам он утратит надлежащий по причине возраста и звания авторитет. Против его слов свидетельствовала традиция безнадежных восстаний, вся патриотическая национальная и религиозная пропаганда, годами впаиваемые лозунги о народе избранников. И он прекрасно понимал, что их никак не убедят аргументы о репрессиях и судьбах подобного рода групп. Не были они первыми и, наверняка, не будут последними.
Единственным шансом был бы короткий приказ сложить оружие, ради утешения окрашенный рассказом про ожидание подходящего момента. Нужно было только посоветоваться с подхорунжим.
Вагнер натянул ботинки, теряя какое-то время на пряжки. Потом с трудом поднялся, толкнул просвечивающие щелями в досках двери сарая. На миг остановился, ослепленный уже высоко стоящим осенним солнцем.
Высоко стоящим солнцем – дошло до него, и вот тут-то он проснулся полностью. Явно это был не рассвет.
Стоящий рядом туземец, с покрытым щетиной лицом кривил его в усмешке, которая неожиданно сползла с физиономии, кода Вагнер со злостью рванул его за плечо.
- Это что – рассвет?! Ты же должен был разбудить меня на рассвете.
Мужик был явно обижен. Он же хотел как лучше.
- И что плохого в том, чтобы выспаться? Я же видел, что пан капитан еле на ногах стоит.
У Вагнера опали руки. Не поймет, подумал он, видя изумление и обиду на лице крестьянина. Нужно быть поумнее. В свою очередь, а вот интересно, мелькнула мысль, как он так делает, что его седая щетина делается ни длиннее, ни короче. Ладно, проехали.
- Подхорунжий в доме? – спросил он, разглядываясь по сторонам. Никакого шевеления не заметил. Хлев был пустой, точно так же, как и собачья конура; даже куры по двору не крутились. Наверняка переловили, а свои, чужие – какая разница?
- А! – подтвердил мужик и закрутился на месте. – Уже иду. Он приказал доложить, кода пан капитан проснутся. И он поспешил в халупу, исчез в темных сенях.
Взгляд Вагнера привлекло какое-то движение. В небольшом прудике, окруженном вербами, плавало небольшое стадо уток. Невеликая поверхность воды поблескивала посреди подмокшего лужка рядом с постройками. Странно, подумалось капитану, кур нет, а вот утки сохранились.
Капитан перевел взгляд дальше, пока тот не зацепился на блестевшей на солнце, четко видимой мачте радиостанции; недалеко: километрах в трех-четырех. На миг офицер запаса застыл, после чего втиснулся в тень сарая, под самую стенку из почерневших, рассохшихся досок.
Нужно быть поосторожнее, отругал он сам себя, а не шастать по открытой местности. Вагнер перевесил винтовку через плечо, проверил обойму. Было у него неясное такое предчувствие, что лучше быть готовым. К чему готовым – он не знал и предпочитал не ломать над этим голову.
На дворе появился подхорунжий Мазёл. В отглаженной выходной форме, в лоснящихся офицерских сапогах выглядел он совершенно не к месту. Впечатление портил только металлический шлем старого образца; его отполированная зеленая краска привлекала солнечные отблески. Если у Вагнера и были какие-то сомнения, то сейчас он их полностью лишился.
Глупый позер, подумал он, в самый раз, чтобы нравиться говнюкам. Типичный продукт армии, для которой знамена и капелланы были важнее вооружения.
Вот только Мазёлу следовало отдать справедливость. Помимо болтавшейся на груди бляхи у него имелось оружие. В кобуре на бедре свисал большой пистолет, поддерживаемый ремнем с пряжкой, что в случае подхорунжего было явным нарушением предписаний в отношении формы.
Нужно действовать резко, в который раз кряду подумал Вагнер, когда подхорунжий остановился перед ним по стойке смирно. Несколько секунд он оценивал того взглядом.
Этот трюк он подсмотрел у старого полковника, своего первого полевого командира. Полковник тоже был резервистом, ему пришлось уйти на покой, когда армия избавлялась от таких как он: некорректных в плане политики и мировоззрения. Только лишь когда потребовалось поднять все резервы, вспомнили и о нем.
Полковник всегда, прежде чем отдать приказ, какое-то время лишь молча глядел, так что подчиненный начинал терять настрой и уверенность. Свой секрет он открыл Вагнеру, как бы предчувствуя, что весьма скоро именно Вагнер возьмет после него командование на себя. Очередь в командиры неожиданно сократилась, профессионалов уже не хватало. Еще перед тем, как на следующий день штабной вездеход наткнулся на пару разведывательных транспортеров, полковник успел поучить Вагнера о том, что чем подчиненный ничтожнее, тем результаты лучше.
- Соберите отряд, подхорунжий, - отдал приказ Вагнер.
Мазёл не тронулся с места.
- Ну, что случилось, вы не слышали? – капитан сознательно применил форму "вы".
- Слы… - Мазёл явно был сбит с толку. – То есть… Так точно, пан капитан. Докладываю, отряд отправлен на патрулирование.
Вагнер, скорее, был зол на самого себя, чем удивлен. Ведь мог он предусмотреть подобное. Он приблизился к подхорунжему. Слабый, хотя и слышимый запах самогонки разозлил его еще сильнее.
- Я же вчера приказывал приготовить отряд к осмотру! – прошипел он подхорунжему прямо в лицо. Тот отступил на шаг.
А вдобавок он не слишком-то смел, отметил про себя Вагнер, такой вот тип мелкого мошенника. Об этом он догадывался уже вчера. Мазёл как-то до странного туманно рассказывал о себе самом и службе. На рукаве у него были нашивки четвертого года службы, которые он явно забыл отпороть. Четыре года службы, и до сих пор рядовой?
Мазёл наконец-то взял себя в руки.
- Пан капитан! – пролаял он тоном старого служаки; лишь его покрасневшее лицо свидетельствовало о недавнем замешательстве. – Пан капитан, докладываю, что вы сами приказывали встать к досмотру, как только вы встанете. Вы не вставали, так что я и послал людей…
- Эт-того, сам пан подхорунжий запретили будить! – возмутился щетинистый хозяин.
Вагнер и не заметил, когда тот подошел и прислушивался, кипя святым возмущением.
- Ага, сам пан подхорунжий! – повторил он. – Пан подхорунжий говорили, что пан капитан уставши, так что будить ни-ни, а то злиться станет…
- Заткнись, хам! – не выдержал Мазёл. – Заткнись, а не то я…
- А что будет? Теперь-то оно пан капитан командуют.
- Хозяин…! – резко бросил Вагнер, не отрывая взгляда от побагровевшего лица Мазёла.
Мужик не отошел, только уже не отзывался, только поглядывал искоса. При этом он щурил глаза с покрасневшими жилками, а на заросшей роже появилось выражение издевки. Похоже, служил когда-то, в него было впаяно инстинктивное уважение к чинам.