- Предатель. Это все из-за таких, как ты… Сам пиздуй домой, пердун старый!
Пальцы подхорунжего копались с застежкой кобуры. Вагнер почувствовал, как его охватывает бешенство.
Открытой ладонью он пихнул Мазёла в грудь. Подхорунжий с размаху уселся на задницу, штанами размазывая по траве утиный помет. Он хотел было схватиться на ноги, но щелчок затвора его остановил. Глаза его глядели прямо в дуло винтовки.
- Лапы прочь! – предупредил Вагнер, видя расстегнутую кобуру и пальцы унтер-офицера, охватывающие рукоять.
Какое-то время ему казалось, что проиграл, но Мазёл медленно отвел руку. По его лицу стекали слезы злости.
- Это все из-за таких, как ты… - плохо разборчиво бормотал он. – Трус! Дезертир!
- Панове, панове, - неожиданно вмешался хозяин. – Да что же это вы…
Ствол винтовки очертил полукруг.
- Да я так только… - Мужик отскочил, словно ошпаренный. – Оно, может, ничего и не станется, там на посту всего несколько…
Выстрел прозвучал неожиданно, отразившись от стены леса. После него раздались другие. Наконец очередь из тяжелого пулемета, похожая на ужасно усиленный звук разрываемой ткани. Все замерли на месте.
Недалеко, километра полтора – два, машинально оценил Вагнер. Глухо взорвалась граната. Потом следующая. И тишина. Только лишь один-единственный выстрел, более тихий, словно бы из пистолета.
Резервист опустил оружие.
- Все, Мазёл, уже не нужно идти, - буркнул он. – Все кончено. – Он оглянулся по сторонам. – В дом! – заорал со злостью, видя девушку с ребенком, продолжавшую стоять у колодца. – И ты тоже! – крикнул он хозяину, словно столб торчащему посреди двора. Прикрыв козырьком ладони набежавшие кровью глаза, тот всматривался в линию горизонта.
Подхорунжий поднимался с земли, избегая взгляда Вагнера. Слезы оставили на его лице грязные следы. Резервист схватил его за плечо и потащил под стену сарая. Мазёл споткнулся и ударился о почерневшие доски.
- Забери ее отсюда! – крикнул Вагнер мужику. – Забирай ее и бегите!
- Куда бежать-то? – Мужик беспомощно закрутился на одном месте. – Куда?
- Идиот, - буркнул офицер запаса в адрес унтер-офицера, который опирался о стену сарая и глядел пустым взглядом перед собой. – Придурок…
Он прекрасно понимал бессмысленность собственных слов, но прерваться не мог.
- Войнушки тебе захотелось, - с горечью выплевывал из себя слова Вагнер, сам не зная: то ли в адрес подхорунжего-неудачника, то ли самого себя. – Молись теперь, чтобы их сразу… Сразу же с ними покончили, в самом лучшем случае – взяли в плен. Ведь если нет, если который из них выскользнул, то сейчас же приведет их сюда…
Словно бы в подтверждение его слов снова грохнули выстрелы. На сей раз ближе.
- Господи Иисусе! – Мужик подскочил под стенку. – О Боже, идут!
Вагнер хотел выглянуть из-за угла сарая, но не успел. От грохота недалекого взрыва у него даже зазвенело в ушах. Когда он осторожненько глянул, то успел заметить только взлетающую из озерца тину и грязь с клубком перьев. Очередной снаряд из гранатомета выдрал с пасбища клочья дерна. Обломки с шипением пошли вверх и с треском опали на сарай.
- Да забери же ты ее, курва! – взвизгнул подхорунжий.
Он схватился на ноги, не обращая внимания на очередной разрыв, подальше. Схватил застывшую девушку, потащил в дом.
- Господи Иисусе… - стучал зубами мужик.
Пули рассекали воздух высоко над их головами; был слышен лишь характерный свист. Резервист упал на землю и, прижимаясь к ней всем телом, подполз к углу сарая, выглянул, держа голову над самой землей. Обстрел из гранатометов уже закончился, сюда прилетело всего три или четыре снаряда – в этом Вагнер не был уверен. Но он догадался, почему так, ну а увиденное подтвердило его предположения.
Пригнувшиеся на бегу силуэты были настолько близко, что атакующие прекратили огонь, чтобы не поразить собственных людей.
Офицер запаса отвел голову и какое-то время лежал с закрытыми глазами. Все псу под хвост; он чувствовал лишь пустоту и холод. Напрасной была длительная дорога по лесам. Он встретит смерть за колючей проволокой. И дай Бог, чтобы так и было, подумал он на удивление спокойно, словно все это относилось к кому-то другому.
Вагнер знал, что уже не успеет вернуться. Неожиданно почувствовал укол, хотя прекрасно понимал и то, что возвращаться уже не к чему.
Он пополз к неподвижно опирающемуся о стенку мужику. В доски с другой стороны ударила пуля, сразу же за ней – другая. Был слышен рев двигателя разведывательной машины, которая двигалась сразу за пехотинцами.
- Вали в дом! – Вагнер дернул хозяина за плечо. – Поздно уже бежать.
Он поглядел на обширные и пустые поля с другой стороны, спадающие к невидимой отсюда речке. Не было ни малейшего шанса; кто бы туда не бежал, был бы видим, как на ладони.
Мужик раскрыл сжатые веки, стащил с головы берет с хвостиком и прижал его к груди.
- Господи Иисусе – стонал он, - Дева Мария…
Вагнер схватил его за плечи и тряхнул.
- Беги в дом, там толстые доски!
- Дева Мария защитит! Не позволит она! Нас, невиновных, веры придерживающихся…
Офицер запаса разочарованно мотнул головой. Крыша у мужика поехала, подумал он. Вновь отозвался пулемет. Очередь ударила о стену сарая, пробивая, словно швейная машинка ткань, тонкие доски. Над их головами в почерневшей древесине расцвели дыры, окруженные более светлыми щепками. К счастью, пули пошли высоко, под навес крытой толью крыши. Припав к земле, Вагнер видел, как склоненный вперед хозяин, пошатываясь, бежит в сторону спасительной двери. Внезапно мужик споткнулся, замер в неестественном положении, словно наскочил на невидимую помеху. Через мгновение он выбросил руки вверх и в полуобороте сполз на землю. В течение доли секунды Вагнер видел его лицо, широко раскрытые, уже мертвые глаза. И темное пятно входного отверстия на лбу, сразу же под обрезом берета. Кровь не текла, она просто не успела, прежде чем лицо упавшего ударилось о землю. И Дева Мария со своим заданием не справилась. А может, она просто не любила отдающих самогонкой, заросших щетиной мужиков. Вагнер впил пальцы в песок, стиснул веки. Да, все так бессмысленно, только и подумал он.
На дворе разлаялся ручной пулемет. Яростный крик. Капитан запаса открыл глаза.
Подхорунжий не сбежал, не спрятал голову под перину, как предполагал Вагнер. Еще раз он неверно его оценил. Мазёл, выпрямившись, стоял посреди двора. Адреналин прибавил ему сил, поскольку он держал пулемет на бедре, без перевязи, с патронной лентой, свободно перевешивающейся через левую руку. Он медленно поворачивался, с пальцем на спусковом курке, с искаженным под шлемом лицом и с безумием в глазах. Унтер-офицер что-то выкрикивал, непонятно: то ли проклятия, то ли молитвы, в то время как подающий механизм ритмично дергал перевешенную через руку ленту, оружие выплевывало учетверенные языки огня из глушителя отдачи. Гильзы и рассыпающиеся звенья ленты словно в замедленном фильме спадали к вычищенным до блеска сапогам.
Мазёл решил сделаться героем. В соответствии с национальной традицией – мертвым.
В более медленное стаккато ручного пулемета ворвался отзвук очереди тяжелого MG. Эта вторая хлестнула по балкам халупы, обозначая их оспинами щепок, вгрызлась в угол, в соединенные закладкой бревна, выбивая крупные щепки, которые взлетали высоко в воздух. Последующая очередь с грохотом ударила по колодцу, выщербила бетонное кольцо, выбивая куски величиной с кулак.
Третья очередь, выпущенная со теоретической скоростью тысячу двести выстрелов в секунду, была уж цельной. Вагнер закрыл глаза, сохраняя под веками вид спины подхорунжего, взрывающейся фонтаном крови и обломками костей.
Он схватился, чтобы бежать вслепую. С пустотой в голове. Ни о чем не думая.
Он успел сделать четыре шага, одновременно подбросив перевешенную на груди короткоствольную винтовку. Первое попадание, в плечо, развернуло его, Вагнер четко увидел темные, пригнувшиеся силуэты, плюющиеся яркими огоньками выстрелов. Рука отказалась слушаться, ствол опустился, выстрел пошел в землю. Но он все так же жал на спусковой крючок, пытаясь приподнять винтовку. Во время второго ранения, в бедро, он тоже не почувствовал боли. Горизонт из горизонтального неожиданно сделался вертикальным, земля с размаху ударила его в лицо. Теперь он мог только лежать и смотреть, повернутый задом к наступающим.
Он видел все новые, светлые обломки на стене халупы, перекошенный забор, пустую собачью будку, со свисающей, перекинутой через крышу цепью. Он слышал свист пролетавших вверху пуль, визг, когда те врезались в бревна, и глухие, чавкающие, когда те попадали в землю. Один, а затем и второй звон, когда пули прошили свисающее с колодезного журавля ржавое ведро.
И еще один отзвук – с другой стороны. Высокий визг и лязг гусениц. Вагнер уже не мог повернуть голову сильнее, тело его не слушалось. Только лишь пальцы выброшенной вперед руки царапали траву, пытаясь достать отброшенную при падении винтовку. Он видел перерезанный пулей тканевый ремень.
Стрельба утихла, раздался еще один, потом другой запоздавший выстрел. И нарастающий шум откуда-то сбоку. С грохотом треснули доски забора.
Все более громки делался свист турбины. На дворик, громя гусеницами корыто и неустановленные сельскохозяйственные орудия, вкатился танк, main battle tank M6A1 Schwartzkopf.
ПОСЛЕДНИЙ БЕРЕГ
Дело паршивое. Только мы никого не осуждаем. Все это вызвали не супердержавы.
Нет, все это натворили маленькие, безответственные страны.
Невилл Шют "На последнем берегу"
Он толкнул тяжелую, металлическую дверь, с прямоугольником грязной фанеры вместо выбитого стекла. В лицо тут же ударила волна тепла, вонь гадкого табака, квашеной капусты и самогона. Внутри было темно, сквозь немногочисленные оставшиеся стекла пробивались всего лишь небольшие полоски света. Громадные окна, типичные для павильонов стиля раннего GS. Как у Келюса – новая, светлая, застекленная пивнушка к тысячелетию…