Молодой человек сразу стал проживать горечь и печаль. И тут же почувствовал, как нуждался в отце, как тот был важен для него.
Второй уровень: признавая свою нужду, мы восстанавливаем отношения. Во-первых, с собой: «я признаю, что я нуждаюсь».
Во-вторых, с другими людьми: «я признаю, что другие люди мне важны и оказывают на меня влияние. Стало быть, я тоже для кого-то важен и оказываю на кого-то влияние».
Это очень чувствительная зона, зона близости. А подобное признание формирует ответственное отношение к себе и к тем, с кем ты связан отношениями.
Часто нужно прожить злость по отношению к тем, кто не осознал своей ответственности. Иногда злость длится минуты, в некоторых случаях злость не проходит месяцы (если нанесенный ущерб слишком велик, если мало ресурса, если мало поддержки и много осуждения изнутри и извне).
Третий уровень: прожив чувства, признав взаимную ответственность, мы уже можем признать несовершенство, ограниченность тех людей, которые нанесли нам ущерб. Отдавая им ответственность за их поступки и решения, мы начинаем чувствовать, что нанесенные нам раны больше не довлеют над нами.
Мы снижаем грандиозность людей, от которых зависели, и возвращаем себе силу выстраивать свою жизнь вне зависимости от того, что с нами случилось.
Нужно принять во внимание, что сепарации без преодоления страха не бывает. Но когда мы ее прошли и поняли, что жизнь продолжается, новый опыт становится важной базой для последующих сепараций.
Сепарация – процесс множества сепараций в травматичных сферах, где мы не смогли отделиться вовремя и отделяемся сейчас.
Это очень большая работа, и учитесь себя за нее уважать. Даже если вы встречаетесь с обесцениванием, это лишь говорит о том, что тот, кто обесценивает, не делает такую работу, не готов и не хочет прикладывать усилия для собственной сепарации.
Мы начинаем уважать себя за то, что смогли сделать такую тяжелую работу, которую не смогли сделать наши родители. Мы можем почувствовать уважение к себе и почувствовать свое достоинство: ведь мы не побоялись трудностей и согласились повзрослеть, несмотря на то, что большинство людей пока этого не сделали.
Глава 10. Что делать, если сепарация буксует
Многие читатели, кто держит сейчас в руках эту книгу, уже проходят терапию, проходят свою сепарацию, но сталкиваются с определенными трудностями, и я надеюсь раскрыть кое-какие нюансы и детали для того, чтобы вас подержать в вашем сепарационном пути.
Часто бывает так, что несмотря на то, что вы вышли на травму, работаете с травмой, но как будто не можете избавиться от нее.
Приведу вам пример. Женщина очень боялась материнской оценки: мама и ругала, и кричала… сформировался сильный страх осуждения. С родительскими фигурами женщина становится маленьким ребенком, который впадает в ступор, не может ничего сказать. Это сказывается на ее карьере, на ее работе. Окружающим очевидно, что с ней что-то происходит, и она переживает еще и стыд… Один процесс цепляется за другой. И вроде бы она работает с терапевтом и осознала, что на нее до сих пор влияет прошлый опыт, полученный в отношениях с мамой и учителями в школе. Но как будто бы эта реакция не пропадает. Она снова и снова возобновляется. Почему?
Во-первых, имеет значение, скажем упрощенным языком, величина и сила травмы.
Если травма единичная, или не повлекла за собой сильного стресса, или ребенок прожил ее с ресурсом – была поддержка, или своих сил хватило, чтобы не сломаться, – тогда ему «достаточно» осознать что-то, и у него сценарий пропадает.
Вот, например, у меня была такая история: я очень хотела, чтобы терапевт мне улыбалась, когда я приходила на сессию, а терапевт мне не улыбалась. Она вообще была не слишком улыбчивой, да и не знала, что я хочу, что вполне естественно. Меня это расстраивало и обижало.
Однажды я решила с ней об этом поговорить. Терапевт меня выслушала, сказав, что, вероятно, у меня сохранилось ожидание с раннего детского возраста, и мне не хватило радости родителей, когда они меня видели.
И тут всплывает как осколочное воспоминание: родители ждали мальчика, а родилась девочка. Я всегда это знала, но знала, скорее, умом, чем осознавала связь между потребностью и тем самым опытом.
Я стала думать о том, что они были обескуражены и расстроены, и я, будучи ребенком, уловила это расстройство (помните, как мы подробно говорили о связи родительских эмоций и состояния ребенка?)
Улыбок, скорее всего, было мало, или было мало для меня, то есть субъективно было недостаточно. И вот теперь эта нужда была спроецирована на терапевта.
К слову, это и есть задача терапевта: «поймать» на себе ожидание своего клиента и предположить, что за нужда не была реализована и теперь проецируется на значимых людей?
Я не помнила эту ситуацию, но смогла вжиться в нее с помощью тех чувств, которые актуализировались сейчас. То есть мне удалось те чувства, которые, казалось, возникли «здесь и сейчас», перенаправить туда, когда они действительно возникли – в «там и тогда».
Мне удалось пережить грусть, печаль того, что все это случилось, и меня отпустило навсегда. Больше мне не нужно было встречающих улыбок.
А вот в случае с женщиной, про которую я рассказывала, все было посложнее. Простого осознания было недостаточно.
Итак, для восстановления целостности важно установить, какой силы и величины была травма и насколько она заряжена. Например, насколько голодной (неудовлетворенной) была потребность. Насколько ребенок хотел, чтобы его оценили по достоинству и как много вкладывал энергии в то, чтобы получить желаемое.
Вот эта сумма вложений, чтобы изменить отношение к себе, тоже влияет на заряженность травмы.
Возможно, придется травму «горевать». Или пережить злость, что, как я ни старалась, ничего не вышло. Иногда остается отщепленным какой-то важный эпизод, и он продолжает влиять, пока его не вспомнят и не осознают.
Значит, нужно время. Нужно вспоминать и проговаривать. И терапевту тоже нужно запастись терпением, не ждать быстрых изменений, а верить, что, если что-то не завершено, значит, какой-то процесс все еще не прожит.
Итак, есть масса причин, почему человек не продвигается. Могут также отрицательно влиять ожидания к себе: «Ну сколько уже можно?» и злость на себя: «Хватит уже ныть, возьми себя в руки».
Очень важно принимать себя в своих процессах – «Я иду столько, сколько мне нужно, и настолько быстро, насколько я могу».
Злость и ожидания к процессу заметно тормозят исцеление. Эти чувства воспроизводят травму насилия, то есть кто-то внутренний (критик) проявляет насилие к другому внутреннему (ребенок), и сценарий не распутывается, а усугубляется.
Поможет внутреннее разрешение: «Сколько понадобится мне времени, столько я и буду выбираться из этой травмы».
Второй важный нюанс – когда вы были ребенком, вы были не равны с родителем. Вы остались в позиции жертвы. А тот человек, который проявлял насилие к вам, обладал властью, он остался большим и грандиозным. Сила такого не-равновесия закрепляется страхом перед этой фигурой, даже если никто на самом деле не угрожает.
Такой страх появляется всякий раз, когда нужно выйти «за рамки дозволенного». Что бы для вас это ни значило.
Кому-то страшно «не хотеть» то, что хочет значимый человек, другому – обозначить границы.
Поэтому очень важно выйти за рамки сценария «Я маленький и слабый, а он – сильный и большой».
Например, одна клиентка рассказывала мне, как ее запугивал отец. Отец был буйным алкоголиком и мог ударить ни за что. Дома рядом с ним невозможно было расслабиться, было очень страшно. И нахождение в собственном доме для этой девочки было пыткой. Эта женщина, несмотря на то, что у нее есть бойцовские качества, в каких-то определенных ситуациях впадает в ужас.
Ее пугает начальница: есть определенные триггеры, которые срабатывают и напоминают отца.
Другая родительская фигура может восприниматься как грандиозная: например, муж или терапевт.
И эту грандиозность нужно «выровнять». То есть вернуть клиенту ощущение, что она не маленькая беззащитная, а равная. Для этого нужно работать с тем самым процессом деидеализации, про который я писала выше. Потому что представление о том, что отец сильный и всемогущий, – это идеализация, как бы странно это ни звучало. На самом деле он слабый, не справляющийся со своей жизнью человек, который вымещает свою боль на тех, кто физически слабее и зависит от него.
Мы очень много внимания уделяем выращиванию внутренней Доброй матери или Мудрого отца, которые защищают этого «ребенка».
Этот процесс невозможно прожить «через голову», поэтому я приглашаю вас к терапевтической работе с травмой.
Сложность травмы в том, что травмированный человек держит все при себе, не выпускает наружу, потому что не доверяет, ему стыдно. А для того чтобы залечить травму, нужно наоборот рассказывать и делиться. Если вы замечаете, что вы не можете никому довериться, значит эта боль остается с вами, и она начинает поражать не только психику, но и тело. Любым способом нужно найти возможность делиться.
Так вот, возвращаемся к ситуации выравнивания, любым способом нужно вернуть этой грандиозной фигуре лицо.
Вы можете вспоминать о том, как вам не хватало ресурсов, вы тоже в каких-то ситуациях на кого-то наорали, то есть были несовершенны, не справлялись… Попробуйте опереться на свою человечность, чтобы понять, что ваш насильник тоже был человеком, а не божеством. Так вы поможете себе уравнять его в правах с вами.
У ребенка нет способности дорастить картину мира до целого. Он эгоцентричен, как это ни странно, и из-за этого страдает. Он думает, что, действительно, он во всем виноват. Он не может понять, что другой человек тоже участвует, он что-то вносит в отношения. Вносит свои ограничения, свою неспособность с чем-то справляться. Свое злоупотребление властью в конце концов.