Септимий Север. Африканец на Палатине — страница 22 из 46

58.

Такие требования северомесопотамских царьков Север не мог не счесть вопиющей наглостью. Понятно, что и Осроена, и Адиабена, и Хатра рассчитывали на прямую поддержку парфян. Не зря ведь Вологез IV сообщал Нигеру, что разослал письма своим сатрапам с объявлением о сборе войск царства. Нигера нет, но войско-то собирается и вполне может двинуться против Севера. Уже собственно в парфянских интересах… Вологеза должно было опередить. Потому Луций, утвердившись в Сирии, в конце весны 195 года двинулся со своими легионами на земли к востоку от Евфрата. Царь Осроены Абгар IX немедленно осознал глубокую ошибочность ориентации на Парфию и счёл за благо вновь подчиниться римлянам. В Эдессе, столице царства, он предстал перед Севером и в подтверждение своей возобновлённой лояльности отдал сыновей в заложники. В знак доверия император позволил Абгару принять имя Септимий59. Когда римская армия перешла Евфрат, то оказалась в пустынной и крайне бедной водой местности. Воины жестоко страдали от жажды, как некогда шедшие этим же путём легионы Марка Лициния Красса… Реальной стала угроза потери большого числа солдат. Для полного несчастья разразилась песчаная буря, от которой войско сильно пострадало. Дион Кассий рисует такую картину: «Изнурённые походом и солнцем, они вдобавок сильно пострадали от песчаной бури, так что уже не могли ни идти, ни даже говорить и твердили только одно: «Воды, воды!» Когда же она появилась, то сначала из-за её странного вкуса она показалась им совершенно негодной; тогда Север потребовал себе чашу и, наполнив её водой, осушил на виду у всех. После этого и некоторые другие тоже выпили её, и силы вновь вернулись к ним».60

Преодолевая столь непростые природные препятствия, войско достигло Нисибиса, где император и устроил свою главную ставку. Далее он разделил армию на пять частей. Две из них под командованием Тита Секстия Латерана, старого друга Луция, и Тиберия Клавдия Кандида, отличившегося в битве с Нигером при Никее, должны были закрепить римскую власть на прилегающих землях. Три других отряда возглавили Публий Корнелий Ануллин, победитель при Иссе, Проб, возможно, зять Севера, и Юлий Лет. Они направились в область под названием Архэ, чьё местонахождение историками до сих пор точно не установлено61. Двинувшись с трёх сторон, римляне с немалым трудом ею овладели. В Адиабене возникли трудности, но Север успешно их преодолел, организовав там государственный переворот. Парфянский ставленник был устранён, царём стал проримский правитель Нарсес. Но полностью подчинить Адиабену пока не удалось. В целом же кампания 195 года была успешной. Север объявил о создании новой провинции Осроена. В ней были расквартированы два легиона, а центром её стал Нисибис. Верный Риму город, выдержавший осаду осроенцев и адиабенцев, удостоился почестей и получил статус римской колонии под названием Colonia Septima. От былого царства Абгару IX великодушно была оставлена Эдесса с окрестностями. Север очень гордился своими успехами. От сената он получил три приветствия с присвоением ему титулов Парфянский Арабский, Парфянский Адиабенский и Парфянский Великий62. Благодарно приняв два первых, от третьего он отказался. И это было благоразумно, поскольку самих парфян он не победил, а такой титул мог их разозлить и подвигнуть на прямые военные действия. Вологез и так направил свои войска навстречу римлянам, но Северу удалось договориться о мире ценой уступки Парфии части Восточной Армении63.

Во время торжеств по случаю успеха в Северной Месопотамии произошёл забавный случай, описанный Дионом Кассием. «И в то время как Север весьма гордился этими успехами, словно он превзошёл умом и храбростью всех людей, случилось совершенно невероятное событие: некий разбойник по имени Клавдий, который орудовал в Иудее и Сирии и поэтому с особым усердием разыскивался, однажды явился к Северу в сопровождении всадников, словно какой-то военный трибун, поприветствовал и поцеловал его; и ни тогда его сразу не изобличили, ни позднее не поймали».64

Славный разбойник блистательно посмеялся над могущественным императором. Оказывается, достаточно облачиться как римский воинский трибун, и никому в голову не придёт, кто может в таком обличии скрываться. Не удивительно, что столь отважного рискового грабителя так и не сумели поймать.

На волне празднований Север принял решение, которое неизбежно вело к разрыву с Клодием Альбином. В 195 году, находясь в Месопотамии, Луций объявил, что его старший сын Бассиан отныне будет носить имя Марк Аврелий Антонин65. Для обоснования этого решения Север назвал себя самого сыном Марка Аврелия, став таким образом заодно и названным братом Коммода66. Отсюда следовала неизбежная реабилитация и обожествление того, о ком в Риме вспоминали, мягко говоря, безо всякого почтения. Со временем Север откажется от имени Пертинакс, как явно в таком соседстве неуместного. Когда точно произошли принятия новых имён Северами, во многом неясно. Как справедливо пишет немецкий исследователь Карл Крист: «Хронология событий тех месяцев недостоверна, взаимодействие акций и реакций однозначно реконструировать невозможно».67 Известно только, что впервые Бассиан в качестве цезаря появляется вместе с Севером на рескрипте, датированном 1 января 196 года68. Понятно, что стал он таковым ранее.

Действия Луция ясно показывают стремление к полной легитимизации семейного императорского статуса путём включения и себя, и потомства в число Антонинов. Явно обнаруживается желание создать настоящую правящую династию. Здесь сразу вспоминается Веспасиан, гордо заявивший о своих сыновьях Тите и Домициане сенату, «что наследовать ему будут или сыновья, или никто»69. Да и Марк Аврелий, завещавший власть Коммоду, был для Севера образцовым примером. Беда, однако, была в том, что Децим Клодий Альбин за два с лишним года уже привык, что цезарем при августе Севере является именно он и никаких соперников у него быть не должно. К тому же вёл себя Альбин совершенно лояльно в отношении правящего императора. Пожелал даже посодействовать восстановлению сирийских городов, разрушенных Нигером после случившихся там мятежей. Правда, это можно было истолковать и как стремление снискать среди их населения личную популярность… Но ведь тогда ещё противостояние Альбина с Севером даже не предполагалось. Кто же стал инициатором разрыва? Безусловно, правящий император. Как утверждает Геродиан: «После гибели Нигера Альбин казался ему лишним и обременительным; к тому же он слышал, что тот слишком по-императорски упивается именем Цезаря, что многие особенно видные сенаторы в своих частных тайных письмах уговаривают его идти на Рим, пока Север занят и отсутствует. Ведь патриции предпочитали иметь его правителем, так как он был из хорошего рода и, кроме того, как говорили, у него был добрый нрав».70

Что ж, ничего не скажешь: перлюстрация приватной переписки в Империи работала отменно, конечно же, поощряемая высшей властью… Насколько справедливы обвинения Децима в упоении своим статусом – сказать сложно. Не похоже, чтобы был он столь примитивным духовно. А вот то, что находились в Риме люди, желавшие избавиться от нелюбезного им Севера и привести на Палатин Альбина, сомневаться не приходится. Подобные настроения в столице не могли не встревожить Луция, и он решил, не переходя к открытому противостоянию, избавиться от опасного соправителя тайно. План Севера состоял в следующем: его доверенные люди, которым он поручал свою почту, должны были предстать перед Децимом и вручить ему письмо от августа. При этом надо было попросить цезаря отойти в сторонку, якобы для передачи особо секретных указаний. Когда же Альбин оказался бы без своего окружения и телохранителей, посланцы императора должны были неожиданно напасть на него и убить на месте. На всякий случай у них с собой был яд, которым, сумев уговорить кого-либо из поваров или виночерпиев, можно было цезаря отравить. Но не сработал ни один из вариантов задуманного устранения Альбина. У того оказалось в окружении достаточно верных друзей, доверия к Северу не испытывавших, а ряд жестокостей, проявленных им на Востоке, заставил их насторожиться. На многих мрачное впечатление произвела безжалостная расправа над женой и детьми Нигера. Пока шла война, с ними обходились хорошо, пусть и держали в заложниках. Но после победы было приказано немедленно их казнить. Возможно, до прибытия посланцев императора из Рима от доброжелателей Альбина пришло предупреждение о враждебном настрое Севера. Во всяком случае, Децим окружил себя большой стражей и запретил пропускать к себе посланных августом людей, предварительно их не обыскав. Когда же посланцы принцепса прибыли, то их схватили. Энергично проведённый допрос дал результат. Признание было получено и убийство сорвано. Альбин приказал покарать преступников и стал готовиться к открытому противостоянию с Севером. Мы не знаем, получил ли он уже к этому времени известие об удивительном родстве Бассиана с Марком Аврелием, но и без этого иного выбора у соправителя не оставалось. Действительным же виновником возобновившейся гражданской войны следует считать Луция Септимия Севера71.

Сам император вовсе не был смущён случившимся. Более того, он немедленно обратился к выстроенному по его приказу войску с трибуны, изобразив благородное негодование по поводу неблагодарности Альбина, коего он так замечательно облагодетельствовал. Геродиан приводит эту речь полностью. Каким образом она попала на страницы его исторического сочинения? Дело в том, что Север написал свою автобиографию, до нас, увы, не дошедшую. А уж в ней император не мог упустить возможность поместить текст, полностью его обеляющий, а соперника очерняющий. В любом случае, ознакомиться с этой речью небезынтересно. «Пусть никто не обвинит меня в легкомыслии за мои прежние действия и не сочтёт меня неверным и бессовестным по отношению к тому, кто был моим другом. Ведь я всё дал ему, разделив с ним могущество императорской власти, то есть то, что с трудом делят даже с родными братьями: то, что вы вручили мне одному, я разделил с ним. Но за все мои великие благодеяния Альбин отплатил мне неблагодарностью. Он собирает против нас оружие и войско, презрев ваше мужество и пренебрегая своим долгом, желая в своей ненасытной жадности, несмотря на опасности, овладеть целиком тем, часть чего он получил от меня без войны и сражений; он не постыдился богов, которыми он часто