— Сэр, — начал он. — Этой ночью я совершал обход, подымаясь со Стокман-лейн. В 12:35 я достиг угла с трассой Янга, это вон там, на этой дороге. По ней как раз двигался фургон. Он остановился, я вынул фонарик и узнал водителя — мистера Фельдена. Я часто вижу его по ночам, так как он проводит какие-то научные эксперименты и возит в фургоне какую-то аппаратуру. Обычно, встречая меня, он останавливается, и мы немного болтаем, всего пару минут. Сегодня, узнав меня, он остановился, и мы поговорили о погоде и налетах — участятся ли они в скором времени. В общем, можно сказать, что мы просто поздоровались.
— Он когда-нибудь приглашал вас заглянуть в фургон? — спросил старший констебль.
— Один раз, сэр. Думаю, он решил, что мне это будет интересно, хотя на самом деле это не так. Я ничего не понимаю в этих научных штуковинах, и все, что я увидел — это циферблаты, переключатели, катушки провода и большой ящик вроде гроба на полу — в нем аккумулятор. В тот раз крышка была открыта, потому я и знаю, что внутри. Фельден рассказывал, что он делал… Я так понял, что он проводил какие-то исследования и считал, что это может помочь выиграть войну, но все это секретно, сэр. Конечно, мне всего этого не понять, я лишь заметил что-то похожее на радио и спросил его, не передает ли он какие сигналы, сэр, это ведь запрещено. Но он ответил, что ничего подобного. Я сделал пометку в блокноте и рапортовал об этом, сэр.
— Мы рассмотрели рапорт, сэр, — вмешался Камлет. — Это не радиопередатчик.
— Барнби, продолжайте, — велел сэр Клинтон.
Констебль снова сверился с блокнотом, подсветив фонариком.
— В 12:37 мистер Фельден оборвал разговор и спросил, не слышу ли я чего странного. Я ответил, что не слышу ничего необычного. Затем он сказал, что слышит что-то вроде стонов. Он попросил меня сесть рядом с ним, а затем проехал сотню ярдов. Он заглушил мотор и попросил меня прислушаться еще раз. Теперь я четко слышал стоны, идущие с этого направления. Тогда он снова поехал и остановился там, где вы видели стоявший фургон, сэр. И когда он остановил мотор, я услышал очень громкие стоны, как если бы кто-то, задыхаясь, стенал от боли. Я выпрыгнул из машины, и он выпрыгнул, и мы принялись искать вокруг. Я наткнулся на человека, лежавшего в вереске, скрюченного и стонущего. Когда я посветил на него фонариком, он в последний раз скорчился, после чего затих. Должно быть, он умер, прямо на моих глазах, сэр. Я внимательно посмотрел на него, но решил, что мы больше ничего не сможем для него сделать, сэр. Я сразу узнал в нем мистера Генри Деверелла, потому что видел, как он давал показания у коронера — по случаю смерти его брата. А я тогда был на службе — подменял приболевшего констебля Дикенсона. Так что я ждал там, сэр, а мистера Фельдена отправил позвонить в участок и рассказать о произошедшем. Когда он вернулся, мы просто стояли, пока не прибыл инспектор Камлет.
— Это было в десять минут второго, — отозвался Камлет.
— Вы заметили что-нибудь особенное, когда впервые натолкнулись на Деверелла? — спросил у констебля сэр Клинтон.
— Его ужасно рвало, сэр. И еще он страшно щурился. Я заметил это, потому что ему было так плохо, что вряд ли кто смог бы ему помочь. Я чувствовал запах и подумал, что это может быть белой горячкой. Но его рвало, и это перекрывало все прочие запахи. Мне это показалось чем-то вроде отравления, со спазмами и всем его поведением перед смертью. Я сказал об этом мистеру Фельдену, он же химик и, должно быть, понимает в такого рода вещах. Но он ответил, что не разбирается в отравлениях и, кажется, смутился, решив, что я не поверил ему, ведь я всегда считал, что химия — это яды и тому подобное.
— Никого другого вы здесь не видели?
— Нет, сэр.
— Теперь, давайте посмотрим на тело, — предложил сэр Клинтон, обращаясь к Камлету.
Инспектор отошел в сторону от дороги, примерно на дюжину ярдов, а затем направил луч фонарика вниз, чтобы осветить тело Деверелла, скорчившееся в смертельной агонии. Сэр Клинтон опустился на колени и внимательно осмотрел лицо покойного, подсвечивая собственным фонариком.
— То же, что и с Пирбрайтом, — прокомментировал он, вставая и отряхивая брючины. — Зрачки расширены, и, очевидно, он настрадался, прежде чем потерять сознание. Кстати, а где аппаратура, о которой упоминал Фельден? Он же не забрал ее?
— Нет, сэр. Думаю, учитывая произошедшее, он просто позабыл о ней. Она дальше, если идти по этой дорожке.
Сэр Клинтон следовал за инспектором порядка двадцати ярдов, а затем направил фонарик на прибор, стоявший на треножнике, расположенном среди травы на низкой насыпи. Старший констебль рассмотрел его, обратив внимание на черную воронку, медленно раскачивавшуюся влево-вправо — очевидно, она двигалась под воздействием какого-то механизма внутри корпуса.
— Выглядит как болометр, — предположил он.
— Болометр, сэр? Никогда не слышал о таком, — признался Камлет.
— Прибор для регистрации силы и длины излучения, — пояснил сэр Клинтон. — Используется для исследования ультракрасного спектра. Я видел его в научной лаборатории. Раскачивающаяся воронка, судя по всему, направлена на дорогу — она регистрирует тепловые лучи от автомоторов и тому подобное. Но это всего лишь мое предположение. Наверняка я ничего не знаю.
— Должен ли я убрать ее, сэр?
— Нет, лучше оставить все, как есть, до тех пор, пока наш фотограф не сделает снимок при дневном свете. Да и Фельден сам может забрать ее. Это чувствительный прибор, и мы можем случайно сломать его.
— Хорошо, сэр. Думаю, это подъезжает доктор Гринхольм.
— Если это так, то, пожалуйста, приведите его сюда.
— Хорошо, сэр.
Сэр Клинтон достаточно хорошо знал доктора Гринхольма, чтобы ожидать от него хоть какой-нибудь информации на предварительной стадии расследования. Доктор был молчаливым человеком и редко утверждал что-либо, пока не мог подтвердить это убедительными доказательствами. Он коротко поприветствовал старшего констебля, тщательно осмотрел тело, а затем поднялся на ноги, не высказав никакого комментария.
— Ну? — спросил сэр Клинтон.
— Ну… — повторил Гринхольм и погрузился в молчание.
— Вы что-нибудь обнаружили?
— Он мертв. Уже около часа. А, может, меньше.
— Смерть естественная? — иронично спросил сэр Клинтон.
— Я так не думаю. Очевидно, она была мучительной. Вероятно, это вызвало рвоту. Это не остановка сердца, иначе лицо бы поменяло цвет. Зрачки заметно расширены. Возможно, из-за мидриатического препарата вроде атропина или гиосцина.
— Вы обнаружили мидриатик в деле Пирбрайта. Это такой же случай?
— На первый взгляд, да.
— Предположим, это гиосцин. Тогда какой должна быть фатальная доза?
— Она отличается. Всегда по-разному. Обычно небезопасно давать более сотой грана.
— А если атропин?
— Около полутора грана.
— Значит, гиосцин действует сильнее?
— Да, намного. Вот случай, о котором я помню. Один гран гидробромида гиосцина разбавили водой, доведя до концентрации в один процент. По две капли раствора закапали в глаза пациентки. Через пять минут она почувствовала головокружение и необходимость прилечь. Она потеряла дар речи, а вскоре и сознание. Спустя четыре часа она проснулась в бреду, который длился еще два часа. Четыре капли однопроцентного раствора — кажется, это безопасно, но эффект был таков. Но я не эксперт. Эллардайс сможет рассказать больше. У него есть опыт работы в этой сфере.
— Препараты доступны?
— Не широкой публике. С тех пор, как Криппен использовал гиосцин, аптекари стали задумываться перед тем, как продать его постороннему человеку.
— Возможно, мы захотим узнать, какую именно дозу ввели Девереллу, если ее, конечно, ввели.
— Тогда обратитесь к одному из столичных экспертов, — посоветовал Гринхольм. — Это задачка не для меня — я осознаю свои пределы. Я скажу вам, был ли в теле мидриатик, но для того, чтобы продолжить, вам потребуется профессионал с квалификацией повыше моей.
Раздались шаги, и фонарик сэра Клинтона осветил появившегося констебля Картера.
— Извините, сэр, — сказал он. — Доктора Эллардайса нет на месте. Я не смог привезти его.
— Не беда, — ответил старший констебль. — Кстати, вы встретили кого-нибудь по дороге?
— Ни одного пешехода, сэр, — отчитался Картер. — Но когда я спускался, с боковой дороги выехала машина. Я заметил номер — GZ7777.
Сэр Клинтон уловил перемену в лице Уэндовера, когда тот услышал номер.
— Вы знаете эту машину?
Уэндовер кивнул и отошел со старшим констеблем в сторонку.
— Это машина Айони Херонгейт, — тихо пояснил он. — Я запомнил номер из-за четырех семерок. Но нет нужды вмешивать ее во все это. Потому я и не хочу говорить перед всеми.
Сэр Клинтон не стал брать на себя такое обязательство, но, обернувшись к прочей компании, сменил тему:
— Мы ведь здесь не можем больше ничего сделать, так ведь? Тогда оставим доктору Гринхольму пару констеблей. А наше следующее дело — повидать Ашмуна и выяснить, что случилось, когда Деверелл пришел к нему. Пройдемте в мою машину, а ваши, на всякий случай, оставим здесь. Я прослежу за тем, чтобы вы добрались домой.
Глава 11Джехуди Ашмун
Уэндовер занял место впереди, рядом с сэром Клинтоном, в то время как инспектор устроился на заднем сиденье. Какое-то время никто не говорил. Затем сэр Клинтон удивил Уэндовера, выдав куплет из «Чародея»:[39]
Звать меня Джон Веллингтон Уэллс,
Я — спец по магам и заклятьям,
Благословениям и проклятьям.
Кошель мой полон всиль обилья
Пророчеств, ведьм и заклинанья.
— Вы кажетесь очень беспечным, — буркнул Уэндовер.
— Я? Эти стихи пришли мне на ум, вот я их и процитировал — посмотрим, насколько они подходят к вашему местному Бугимену. Он тоже кажется торговцем магией, да, судя по всему, и заклятиями тоже. Но я не уверен насчет благословений, хотя, судя по покойному Энтони Гейнфорду, он, безусловно, спец по проклятиям и пророчествам. «Полный кошелек?». Ну, свой кошелек он явно наполняет всем, чем только можно. А что до проклятий, то были они прокляты или нет, но и оба Гейнфорда, и Деверелл попали в беду. Так что все сходится. Горю желанием познакомиться с этим Ашмуном.