— Ну да. — Он показал синяки на своих голых ногах. — Каждый день люди приходят, чтобы побить меня, и при этом перечисляют все мои "грехи". Это, кажется, один из них. — Он вяло улыбнулся. — Умно я придумал. Даже самому нравится.
— Это не ты придумал, — едко возразил я. — Это придумал я. А ты украл у меня идею.
— Да? То-то я думал, что где-то уже такое встречал. Со мной бывает. Призраки прошлых событий возвращаются ко мне и развлекают по старой дружбе. — Он огляделся. — Если для меня все вот так обернулось, наверное, это была не лучшая из твоих выдумок.
— Когда я ее использовал, она мне здорово помогла, — сказал я ему… но это было не совсем верно. Правда была в том, что Меандр тогда разгадал мою уловку, но решил — благодаря своим легендарным капризам — не трогать меня. Но если не можешь приврать о своих победах тому, кто о них не помнит, кому тогда можно приврать?
По его лицу прошла волна… волна какого-то чувства, а потом он посмотрел таким взглядом, который, кажется, прожигал дырку у меня в черепе.
— Это так ты обращаешься с королем? — тихо спросил он.
И тут я подумал: "О боги, я посадил короля в клетку, как какого-нибудь воришку. Что же я наделал?"
Мне вдруг захотелось подойти к клетке, распахнуть дверь, освободить его и пасть к его ногам, моля о прощении.
К счастью для всех заинтересованных лиц, я справился с этой безумной мыслью. Я заставил себя вспомнить, что он такой же человек, как и все.
— Можешь называть себя, как хочешь, — произнес я, выпрямляясь и расправляя плечи, — а правда в том, что ты давно перестал быть королем — когда ушел из своего королевства. Ты не можешь заявить, как ты любишь это делать, что твое королевство — весь мир.
— Я никогда так не говорил, — ровным голосом возразил он. — Я просто говорил, что мое королевство — там, где я. Ты не понимаешь, Невпопад. Королевский сан из ниоткуда не приходит. Он здесь. — Меандр похлопал себя по груди.
— Ты знаешь, как меня зовут! — воскликнул я. — Значит, ты меня помнишь!
— Твои люди то и дело повторяют имя повелителя этих мест. Я просто решил, что это ты и есть. — Он смотрел на меня с угрюмой усмешкой. — Никто больше не разговаривал со мной. Они просто бьют меня… от твоего имени и кричат на меня. Или ты тоже хочешь в этом поучаствовать? Этот твой посох вполне сгодится для такого дела. — Он замолчал и, видя, что я не двинулся с места, спросил: — Итак?
— Собираюсь, — ответил я, дрожа от подавленного гнева. — Собираюсь. И знаешь почему?
— Нет, но надеюсь, ты мне скажешь.
Я шагнул к нему, крепко сжимая посох в руках — мне было трудно удержаться, чтобы не ударить своего пленника.
— Однажды ты ходил с царапинами на щеке. Сейчас они почти зажили, но их еще можно разглядеть. Их оставила моя мать, когда ты надругался над ней… и убил ее.
Он помрачнел.
— Я это сделал? Ты видел?
— Нет. Но у тебя на лице остались отметины, а когда я тебя спросил, откуда они у тебя, ты сказал, что не помнишь.
— И что, это доказательство?
— Ее насильник… убийца… говорили, что он был одет в цвета скитальцев — те, что носят твои люди и ты сам. Ты будешь отрицать, что убил ее?
— Нет, — ответил он.
И продолжал висеть в своей клетке. Та перестала раскачиваться. Как ребенок на качелях, он немного шевельнул ногами, и клетка снова качнулась.
— Что, это все? "Нет" и все? Я спрашиваю тебя о преступлении, и ты его не отрицаешь?
— А какой смысл? — пожал он плечами. — Я не помню, как я это делал. И вряд ли я мог такое сделать. На меня это не похоже. Но опять-таки… люди, они… — Он замолчал, а взгляд его словно обратился внутрь, куда-то глубоко, и в его жестких холодных глазах вдруг отразились боль, и скорбь, и стужа его покинутого ледяного королевства. — Люди способны, — тихо сказал он, — на совершенно неожиданные поступки. На такое, чего сами от себя не ожидают. Так что ничего не могу сказать. А потом… если я стану отпираться, какая тебе в этом польза?
— Польза? — не понял я.
Меандру потребовалось заметное усилие, чтобы сосредоточить внимание на мне, и никто еще не смотрел на меня с таким сожалением.
— В твоей душе так много ненависти… много… из многих источников. Это и слепой увидит, а я — какой угодно, только не слепой. Ты ищешь, куда бы обратить свою ненависть. Ты не можешь обратить ее на себя — такого груза тебе не вынести. Ну так обрати ее на меня. Мои плечи достаточно широки и крепки, чтобы выдержать ее. Обрати на меня свою ненависть и избавься от нее. А мне все равно.
Гнев вскипел во мне, я кинулся на клетку и принялся ее трясти. Меандр, кажется, и не заметил.
— Не смей так со мной разговаривать! — взвыл я. — Ты — мой пленник! Почему ты ведешь себя, как святой мученик, без вины готовый расстаться с жизнью только для того, чтобы… чтобы избавить меня от бремени! Не позволю! Не позволю!
— Она не моя и не твоя, чтобы мы ею распоряжались, — отвечал Меандр.
— А-а-ар! — выкрикнул я и оттолкнул клетку. На миг я ощутил жуткую усталость и принялся судорожно хватать ртом воздух, а отдышавшись, уставил на него трясущийся палец: — Ты хочешь посмеяться над моей болью!
— Гримуар.
Я замолчал и уставился на него. Слово взялось из ниоткуда и ничего для меня не значило.
— Что? — резко спросил я.
— Кажется, что-то такое припоминаю… смутно — все прошедшее я помню очень смутно, — нахмурился Меандр. — У Гримуара были такие царапины, как ты говорил.
Тут я вспомнил. Так звали одного из людей Меандра. Его отрубленную голову я нашел на поле боя. Хитрая уловка!
— Ты подлый трус, — фыркнул я. — Хочешь избежать смерти, свалив вину на мертвеца?
— Ни один человек не избегнет своей судьбы. Такова судьба, — спокойно ответил он.
— Я видел лицо Гримуара — тогда, много лет назад, когда царапины должны были быть свежими. И ничего подобного у него на щеках не видел.
— А я и не говорил, что они на щеках. Они были у него на голове. Гримуар был лысый. Ты когда-нибудь видел его макушку? Ты точно знаешь, что царапины остались на лице насильника?
Я замер, задумался и с ужасом понял, что не могу ответить утвердительно ни на один из его вопросов. Я всегда видел Гримуара в боевом шлеме — даже тогда, когда нашел его отрубленную голову. А как мне описали обидчика моей матушки… мне просто сказали, что она исцарапала его. Никто не уточнял где. Но если он возлег на нее, уткнувшись лицом ей в грудь, она могла бы изодрать ему и макушку.
— Это уловка… — прошептал я. — Жалкая уловка, чтобы запутать меня…
— Я не хотел этого, — ответил Меандр. — Ну что ж. Давай сделаем, как тебе проще. Да, это был я. Я виноват. Я это сделал. А если и не я, то один из моих людей. Значит, вина все равно на мне.
— Перестань…
— Поступай как хочешь. В конце концов, это ты мироначальник. Твое слово — закон. И все должны тебе повинова…
— Перестань! Перестань!
Я опять кинулся на клетку и принялся яростно ее трясти, а Меандр просунул руку между прутьями и ударил меня по подбородку. Толчок свалил меня с ног, и я рухнул наземь. Я смотрел на него, тяжело дыша, а он на меня и не оглянулся. Он опять болтал ногами и напевал какую-то бессмысленную песенку.
Я медленно поднялся и самым жутким голосом, на который в тот момент был способен (учитывая, что я вообще не владел собой), прорычал:
— Ты устроил на меня засаду и пытался меня убить. Одного этого достаточно, чтобы казнить тебя. Все прочее… отмщение, о котором вопиет душа моей матушки, — это уже сверх того. Ты умрешь нынче вечером. Если веришь в каких-нибудь богов — богов севера или другой какой стороны, — моли их о прощении. А если ты думаешь, что такой умный и выше меня, так я тебе напомню… это ты висишь тут в клетке.
Я крутанулся на пятках и пошел прочь, а он печально сказал мне вслед:
— Всякие есть клетки, мальчик… и попасться в них можно по-разному.
Я не удостоил его взглядом.
8ЧУДОВИЩА И БОГИ
Я быстро шел по залам дома — кровь моя кипела, а мысли были в смятении. Конечно, этого Меандр и добивался. Смутить меня, заставить почувствовать себя слабым, неспособным на победы. К дьяволу его и его затеи. Я хорошо знал, к кому пойти и что сделать, чтобы восстановить уверенность в своей мужественности.
Я распахнул дверь в свою спальню. Конечно — Кейт ждала меня, улегшись на кровати в самой соблазнительной позе. Я не мог поверить своим глазам. Слово "сияющая" не могло описать ее. Она выглядела просто блистательно, торжествующе, была полна жизни. Никто в этом мире не имел права так выглядеть. Кейт отбросила покрывало, под которым лежала не обнаженной, но одетой во что-то прозрачное, отчего казалась еще соблазнительнее. Она провела языком по краю верхних зубов и промурлыкала:
— Я беспокоилась, любовь моя. Тебя так долго не было. Я боялась, что потеряла тебя.
— Потеряла? Меня? — Я поспешно шагнул к ней, стянул камзол, ощутив, как в груди поднимается радость, а досада от разговора с Меандром стремительно тает и забывается.
— Как мужчина может быть потерян, если у него есть такая женщина, как ты?
— Но ты же не простой мужчина, — возразила Кейт, распахивая объятия, в которые я бросился. Она покрывала мое лицо и грудь горячими поцелуями и стонала: — Ты не просто мужчина! Ты — бог, который сошел на землю, чтобы удовлетворить меня!
— Только за этим? — рассмеялся я, приподнимаясь и заглядывая ей в глаза.
Кейт притворно надулась.
— Да. Да, только за этим. Ты здесь для того, чтобы доставить мне удовольствие. Чтобы служить мне. Чтобы насытить меня. Чтобы приносить жертвы моей женственности. — И она запустила руку вниз, меж моих ног, и крепко схватила меня там, прошептав: — Так начнем!
Мы начали. Мы двигались, и я не хотел торопиться, но сдерживаться не мог. Я разорвал на ней сорочку, сбросил остатки одежды. Быстро и резко я вошел в нее, она шумно вдохнула, но не отшатнулась. С каждым толчком мне казалось, что я отталкиваю Меандра все дальше от себя. Я не мог позволить ему лишить меня уверенности или силы. Он заслужил смерть. Сон, в котором я повстречал матушку, был вызван моими собственными фантазиями, мой рассудок не мог поверить,