И дивно пели менестрели.
И вот, он видит как — то днем:
Десятков шесть, и все верхом,
Все — леди, без мужчин, одни,
Как птахи вольные. Они —
У каждой сокол на руке —
Толпой направились к реке
Для ради лучшей из потех:
Бакланов, цапель, уток — всех
Пугнув, пускают ловчих птиц,
И каждый сокол мечет ниц
Свою добычу, взявши слету.
Орфео, глядя на охоту,
Вскричал, смеясь: «Ей — ей! занятье
Чудесное! Хочу принять я
Участье в нем, как встарь». И вот,
К одной из леди он идет,
И с нею оказавшись рядом,
Ее окидывает взглядом
И узнает: пред ним она —
Его пропавшая жена.
Она глядит, и он глядит.
Она молчит, и он молчит.
Но королева, видя, сколь
Он изнурен, ее король,
Слезу ронила из очей.
И тут же подскакали к ней
И прочь влекут ее подруги —
Встречаться не должны супруги.
«Увы, — вскричал Орфео, — ныне
Неужто не умру в пустыне?
Увы! Узрев ее, не властен
Я умереть. Сколь я несчастен!
Увы! Зачем мне жизнь нужна,
Коль я жене и мне жена
Не молвили при встрече слова.
Увы! Разбито сердце снова!» —
И молвил он: «Во имя Бога,
Куда бы ни вела дорога,
Пойду за ними следом. Впредь
Равно мне жить иль умереть».
В плаще и с арфой за спиной
Он поспешает за женой —
Ни разу не препнулись ноги
О ствол иль камень на дороге.
Въезжают леди в горный склон,
Бесстрашный, следом входит он,
И добрых мили три во тьме
Преодолевши в том холме,
Попал в страну, где столько света —
Как солнца в солнечное лето.
И там, середь пустой, зеленой
Равнины гладкой — нет на оной
Холмов и долов — видит он,
Чудесный замок возведен.
Стоит твердыня короля,
А вкруг нее из хрусталя
Сверкают стены, и хранят их
Сто башен мощных и зубчатых
И рвы, из коих злато ярки
Стенных опор восходят арки,
На кровлях же по верхотуре
Горят эмали и глазури,
А изнутри все помещенья —
Сплошь драгоценные каменья,
И даже всякая колонна
Сверкает глянцем, позлащенна.
Всегда светло там, в той земле:
Во мраке ночи и во мгле
Играют самоцветы светом
Ярчайшим солнца в полдень летом.
Всего, что есть там, не осмыслить,
Ни описать, ни перечислить!
И обозревши этот край,
Решил Орфео: «Се есть рай!»
Въезжают всадницы в ворота,
Ему туда ж войти охота,
Стучит он в створы со всех сил,
Привратник тут же вопросил:
Чего он хочет, кто таков?
«Я менестрель, и петь готов!
Коль то в охотку королю,
Его, ей — ей, повеселю».
Привратник снял с ворот запор
И пропустил его во двор.
И там, внутри высоких стен,
Толпу людей, попавших в плен,
Он зрит и созерцает их,
Как будто мертвых, но живых,
И обезглавленных, и многих
Калек безруких иль безногих:
Кто — вовсе на куски разъятый,
Кто — на цепи как бесноватый,
Кто — подавившийся едой,
Кто — захлебнувшийся водой,
Кто — сидя на своем коне,
Кто — заживо горя в огне,
А жены — в родах; и лежит
Иной, как труп, иной блажит,
Как сумасшедший, а иной
Как будто спит в полдневный зной,
И все застыли — как кого
Застигло в мире волшебство.
Он видит: привитое древо,
Эуридица, королева,
Под ним лежит, сомкнувши вежды, —
Узнал он женины одежды.
И вот, прошед среди толпы,
Он в тронный зал свои стопы
Направил, и увидел он:
Под пышным балдахином трон,
На нем — владеющий страной
Король с красавицей — женой;
Венцы на них и весь наряд
Столь ярки, что глаза слепят.
Вошел Орфео в дивный зал,
Пред троном на колени стал
И молвил: «Испытать изволь
Мое искусство, о король!»
Король в ответ: «Ты, человече,
Как смел прийти и молвить речи?
Ибо ни я, ни кто другой
Не посылали за тобой.
Ибо в страну мою вовек
Не смел явиться человек,
Храбрец или безумец, коль
Не приглашал его король!»
«Милорд, поверь, я в самом деле
Певец бродячий. Менестрели
Имеют все один обычай:
В палаты, не блюдя приличий,
Войти и предложить пример
Искусства своего, мой сэр».
И севши на пол перед троном,
Он арфу взял и струны тронул,
И дивный звук из них извлек —
Он так играл, как только мог!
И каждый, кто в том замке жил,
К нему приблизиться спешил,
И все у ног его сидели —
Столь сладкозвучно струны пели.
Король на троне, нем и тих,
Завороженный, слушал их,
Дивясь звучанию немало;
И королева тож внимала.
Когда же смолкнула музыка,
Измолвил слово тот владыка:
«Твое искусство мне по нраву,
И все, что хочешь, ты по праву
Получишь — вот твоя награда.
Скажи, чего же тебе надо?»
Сказал Орфео: «Сэр король,
Молю тебя, отдать изволь
Прекрасную мне леди ту,
Что спит под яблоней в цвету».
«Ну нет! Вы двое не чета!
Она прекрасна и чиста,
А ты — ты черен, груб и худ.
И не проси — напрасный труд.
Она и ты! — ужасно ведь
Ее с тобою рядом зреть!»
«О сэр! О щедрый мой король,
А разве не ужасно, коль
Из уст твоих исходит ложь?
Ты дал мне слово, мол, возьмешь,
Что хочешь — вот моя награда.
Коль обещал — исполнить надо!»
«Коль так, — сказал король, — бери!
Да за руку веди, смотри,
Не отпускай. И счастлив будь».
С колен поднявшись, тут же в путь
Орфео поспешил с женой,
И распрощался с той страной —
Тропа возвратная сквозь тьму
Была ведь ведома ему.
Шли долго и в престольный град
Пришли. Король вернуться рад
В Винчестер свой. Король идет —
Его ж никто не узнает.
И вот, неузнанный в столице,
Решил он с краю поселиться
В лачуге нищей, как иной
Бродячий менестрель с женой,
Дабы, неузнанному впредь,
Все разузнать и рассмотреть —
И что случилось тут дотоле,
И кто сегодня на престоле.
Хозяин — нищий без утайки
Поведал новости и байки
О том, как фэейри украли
Их королеву и удрали —
Тому лет десять, — а король
Возьми и тож уйти изволь,
Куда — не ведаем, не знаем,
Теперь дворецкий правит краем…
И многое поведал нищий.
Назавтра в полдень, в том жилище
Сидеть и ждать велев жене,
Орфео с арфой на спине
Вошел во град, одет как есть —
В лохмотья, чтоб глаза отвесть.
Тут все бароны, эрлы, леди,
Народ прохожий и соседи
Кричат друг другу: «Эй, гляди — ка,
Сколь он зарос! Как смотрит дико!
Брада аж до колен! И груб,
И неотесан, словно дуб!»
А он идет себе. И вот,
Дворецкий встречь ему идет.
Орфео молвил: «Сэр дворецкий,
Из стран языческих простецкий
Арфист я — помоги, чем можешь.
Беда мне, коли не поможешь!»
А тот в ответ: «Найдется, чаю,
Тебе награда — привечаю
Арфистов я, всех, кто хорош,
В честь короля, арфиста тож.
Ступай за мной!» И на пиру,
Где лорды слушали игру
Бубенщиков и трубачей,
Арфистов тож и скрипачей,
Молчал Орфео до поры,
Внимая звукам их игры.
Когда ж иные смолкли звуки
В том зале, взял он арфу в руки,
По струнам грянул, и едва ли
Музыку смертные слыхали
Прекраснее, чем в зале этом.
Дворецкий смотрит — по приметам
Узнал он арфу: «Эй, арфист,
Скажи, и будь пред нами чист,
Сей инструмент когда и где
Добыл? Не лги — иль быть беде!»
«Милорд, — ответил тот, — по странам
Я шел пустынным и пространным,
Вдруг вижу дол, и на песочке
Растерзан львами на кусочки
Там муж лежит, а рядом с ним —
Сей инструмент. Он стал моим.
Сегодня десять лет как раз».
Вскричал дворецкий: «Горький час!
Мой сэр Орфео, мой король,
Он сгинул! О, какая боль!
Зачем я жив? И как теперь
Мне жить с горчайшей из потерь,
Коли ему судьба такая
Была дана и смерть лихая?»
И наземь рухнул, еле жив;
Ему дворяне, окружив,
Встать помогли. Твердят бароны:
«От смерти нет, мол, обороны!»
И тут король Орфео рек
(Узнал он: верный человек,
Дворецкий, любит короля),
И вот он встал и молвил: «Я
Скажу тебе, а ты изволь
Послушать: будь я сам король
Орфео и перед тобой,
Явись, измученный борьбой,
Ибо в волшебную страну,
Ходил прекрасную жену
Спасать, и спас, и вот супругу,
Вернувшись, в нищую лачугу
Вселил, а сам, убог и хвор,
Пришел на королевский двор,
Никем неузнан, испытать
Тебя на верность, и сказать
Я мог бы: «Верен ты и, верь,
В том не раскаешься теперь».
Конечно, если б умер я,
Ты б занял место короля!
Но я б изгнал тебя взашей,
Будь рад ты гибели моей!»
И вот, Орфео в том застолье,
Король, неузнанный дотоле,
Был узнан наконец, и сам
Дворецкий пал к его стопам,
Стол в спешке опрокинув; то же
Творили лорды и вельможи,
И все кричали, как один:
«О наш король, наш господин!»
Все рады — жив король и здрав,
И на руки его подъяв,
Несут в покои, омывают,
Стригут, как должно, одевают
По — королевски. А потом
И королеву всем гуртом
Внесли во град. Там менестрели
О Боже, как прекрасно пели,
И радостных немало слез
Те пролили, кто леди нес.
Был вновь Орфео возведен
На трон, и долго правил он
С Эуридицею вдвоем.
Дворецкий занял трон по нем.
Узнав об этом дивном деле,
В Бретани скоро менестрели
Сложили лэ зело чудесно
И нарекли весьма уместно:
«Орфео» — лэ, в котором сладки