— Это не твое дело, что я делаю со своими сотрудниками, — огрызаюсь в ответ. — Точно так же, как это не твое гребаная дело — забираться в мою чертову постель посреди ночи.
Нина задерживается у раздвижной двери, наблюдая за мной с грустной улыбкой.
— Раньше тебе нравилось, когда я так делала, Эйдан. Поэтому подумала, что должна повторить старые приемы, чтобы освежить твою память. Разве мы не договорились, что я хотя бы попытаюсь? Мне жаль. — В конце ее голос срывается, и она отворачивается.
Я замираю и закрываю глаза, пытаясь найти истину в ее словах. Нравилось ли мне когда-нибудь, когда Нина забиралась ко мне в постель глубокой ночью? Я не помню этого, но не могу опровергнуть ее утверждения. Просто не имею ни малейшего понятия, и это еще одна проблема.
Я не знаю, кому доверять.
Не знаю, кто распространяет ложь.
Не знаю, в какую правду верить.
Потому что никто не хочет мне ничего говорить.
Я зол. И хочу вышвырнуть Нину из своего дома вместе с этой голубоглазой озорной крошкой, которая вытворяет странные вещи с камнем в моей груди. Я хочу побыть один, погрузившись в единственную известную мне истину — настоящее.
Нина продолжает причитать.
— Как ты мог быть таким холодным по отношению ко мне?
— Холодность означала бы, что неделю назад я выставил бы тебя за дверь, — огрызаюсь я. — Холодность означала бы, сказать тебе идти нахрен вместе со своей предполагаемой фотосессией. Как долго этот фотограф собирается здесь находиться?
Она оборачивается и смотрит на меня полными слез глазами.
— «Инстаграм» — это процесс, Эйдан! Процесс. Моя жизнь не такая систематичная, как твоя. Я сейчас очень важная персона, и это значит, что мне нужны правильные кадры, правильное послание для моих поклонников…
— Ты могла бы заявиться на пляж, Нина.
— Знаешь, на скольких пляжах я побывала, Эйдан? — Теперь ее глаза широко раскрыты, будто она не может поверить в то, что я говорю. — На пляже слишком много красоток в бикини. Это так… однообразно. Мне нужно показать свою утонченность. Мне нужно выглядеть одухотворенной, с глазами, устремленными в небо в молчаливой задумчивости. Снимки с острова в дикой местности, где я голой спиной прижимаюсь к поросшему мхом дереву, станут ярким примером, и буду первой, кто задаст этот тренд. Знаешь, что это может мне дать?
Я медленно моргаю, глядя на нее.
Жизнь, блядь, слишком коротка для такого плаксивого дерьма.
— Я делаю это для тебя, — добавляет она, всхлипывая. — Притворяюсь, что делаю это для себя, но я здесь ради тебя. Я здесь, чтобы напомнить тебе о нас.
— Но я не помню нас, — огрызаюсь я.
— Но ты же хотел жениться на мне, хотел, чтобы мы жили в этом доме вместе!
Она выглядит убитой горем. Я, черт возьми, не могу воспринимать это всерьез. И так привык к тому, что она играет свою роль, имитирует свои эмоции, манипулирует моими, и все ради чего? Потому что я не могу оставаться один?
Единственное, что изменилось, с тех пор как очнулся, — я вижу все в другом свете. Даже если то, что она говорит, правда, даже если мы были вместе и «любили друг друга», как она утверждает, почему я не хочу узнать эту правду?
Потому что это абсурд.
Я не могу любить и из всех гребаных людей никогда не полюбил бы Нину.
У меня черствое сердце, и я холоден. Эта часть меня всегда оставалась неизменной.
Она гребаная лгунья, и ее появление здесь было большой, очень большой ошибкой, и это полностью моя вина. Я не уверен, почему позволил ей вернуться. Если Айви я просто ненавижу, то с Ниной чувствую себя чертовски одержимым убийством. Настолько одержимым, что готов прыгнуть в машину и съехать с гребаного обрыва, если мне придется выслушивать ее дурацкие слезливые истории.
Надеялся ли я, что она вернет меня на темную сторону? Не поэтому ли терпел ее эти семь долгих-долгих дней? Проверял ли себя, чтобы понять, действительно ли я покончил с вечеринками, наркотиками, драками и той эйфорией, которую испытывал во всем этом? Стивен был непреклонен в том, что это больше не было частью меня, но он мог лгать мне, потому что никогда не одобрял мой образ жизни.
Правда в том, что я нахожу, что тяготею к темной стороне. Мне не хочется это признавать, но это правда. Я скучаю по этому. И хочу это вернуть. Все, что угодно, лишь бы перестать чувствовать себя таким безжизненным. Это щит, и я пользуюсь им большую часть времени, но бывают случаи… когда мне хочется почувствовать, как мое сердце бьется в предвкушении чего-то.
И Нина.
Она была как крэк. Давала мне кайф… мощный, всепоглощающий кайф. Была чертовым наркотиком. Наркотиком, который был рядом со мной, который никогда меня не подводил, никогда не говорил мне вернуться в строй. Она позволяла мне погрузиться в раздумья, подталкивала меня к реакции, и мне чертовски это нравилось.
Это заманчиво… она чертовски заманчива, чтобы вернуться к этому.
Вот почему это было ошибкой.
— Я хочу, чтобы ты уехала, — наконец холодно произношу я. — Заканчивай съемку и проваливай, Нина. Ты исчерпываешь гостеприимство, и я не против вышвырнуть тебя, если это, блядь, потребуется.
— Но ты сказал…
— Я не помню, что любил тебя, Нина, — горячо перебил ее. — Если когда-либо и чувствовал что-то подобное, то, должно быть, лгал. Сейчас я этого не чувствую и уж точно никогда не почувствую.
Она начинает всхлипывать, а я просто не могу заставить себя переживать об этом.
Либо я прав в своих чувствах, либо самый хладнокровный ублюдок в округе.
Неважно. Я слишком апатичен, чтобы переживать об этом.
Дверь внезапно распахивается. Я поворачиваюсь, все еще поправляя галстук, когда вижу, как в комнату возвращается Айви. Мои движения замедляются. В ее движениях нет грации, когда она останавливается как вкопанная и смотрит прямо на меня. Она тяжело дышит и дрожит. Ее глаза широко распахнуты, а лицо красное.
— Тебе нужно выгнать эту суку из своего дома, — кипит она. — Ей нужно проваливать… сейчас.
Казалось бы, после такого требования время должно замедлиться, но нет, нам не так повезло. В комнату врывается Нина, размахивая сигаретой перед лицом Айви.
— Да кем ты, черт возьми, себя возомнила? — пронзительно кричит она.
Айви игнорирует ее. Ее взгляд прикован к моему.
— Ей нужно уйти, мистер Уэст, — медленно повторяет она.
— Это тебе нужно убраться отсюда нахрен, — кричит Нина.
— Она манипулирует тобой, — продолжает Айви, когда Нина встает у нее на пути, не давая мне смотреть на нее.
Нина тычет ее в плечо.
— Ты, шлюха из трейлера, кем ты себя, черт возьми, возомнила…
— Не прикасайся ко мне, черт возьми, — шипит Айви. — Иначе выбью из тебя все дерьмо, сука. Я, блядь, умею драться, так что, если хочешь получить синяк под глазом для своей следующей фотосессии, испытай меня.
Нина испуганно ахает, а затем оборачивается и кричит на меня.
— Эйдан, ты это слышишь?
О, я, блядь, все прекрасно слышу. Месяцы никто не объяснял мне, что, черт возьми, происходит. Месяцы я расспрашивал людей, которые приходят и уходят из моей жизни…
Я роюсь в своих мыслях, не сводя глаз со своей новой ассистентки.
— Вы не просто так позволили ей уйти, мистер Уэст, — добавляет она. — Решать вам, но меня здесь не будет, если она останется.
Затем Айви уходит, а Нина уже лежит на полу, скорчившись, слезы текут по ее лицу, когда называет Айви лгуньей, гребаной лгуньей, самой большой лгуньей на планете.
Но дело в том, что я ей верю.
Я верю этому голубоглазому дьяволу.
7
Айви
Вот. Я сделала это. Дело сделано, а мое сердце все еще колотится в груди. Я вернулась в его кабинет и меряю шагами комнату, потому что до смерти боюсь, что совершила ошибку. Но это правда. Я не смогу быть здесь, если эта сучка тоже будет здесь. Не могу находиться с ней в одном помещении и видеть, как они снова вплетены друг в друга.
У меня разбито сердце.
Мне больно.
Я даже не успеваю успокоиться, когда открывается дверь, и входит он. Я совсем не готова. В комнате внезапно начинает не хватать воздуха. Я опускаю взгляд, чувствуя смесь страха и предательства. Делаю несколько быстрых вдохов, приказывая себе успокоиться.
Мы смотрим друг на друга.
Его взгляд твердый, мои глаза широко распахнуты.
Он выглядит спокойным, а я дрожу как осиновый лист.
Как ты мог пустить ее в свою постель? Но я не говорю этого. Просто смотрю на него, и чувство боли нарастает.
— Не хочешь рассказать мне, что это было? — спрашивает Эйдан, останавливаясь в дверях и глядя на меня.
Дерьмо.
Я делаю глубокий вдох.
— Она использует тебя…
— Почему тебя беспокоит то, что происходит с Ниной? — перебивает он.
— Как я уже сказала, это часть моей работы — следить за тем, чтобы ты не тратил свое время впустую…
— Нет, — снова перебивает мужчина. — Нет, мисс Монткальм, это оправдание не сработает.
Я выпрямляюсь, крепко сжимаю руки и быстро добавляю:
— Стивен очень заботится о вас.
Теперь он замирает.
— Стивен подговорил тебя на это?
Я киваю. Прости, Стивен.
— Да.
Это довольно дерьмовое оправдание, но оно может сойти, если я буду держать себя в руках.
Он изучает меня, ожидая, что я что-то скажу, и все, что я могу сделать в этот момент, — это представить его губы на губах этой сучки, его член внутри другой женщины, и мое сердце медленно замирает. Смотрю на него в ответ, как на незнакомца. Я опустошена внутри. Это не то, на что я подписывалась. Увидеть его с другой женщиной никогда не входило в мои планы. Я бы не приехала сюда, если бы знала.
— Я не нуждаюсь во вмешательстве Стивена, — отвечает Эйдан, хмурясь. — Я разобрался с ней.
— Разобрался?
— Она уже уезжает, — говорит он ледяным голосом. — Я не дурак, мисс Монткальм. И знаю, когда меня используют, когда мне