— Я могу включить компьютер и проверить вашу электронную почту, если хотите.
Он едва смотрит на меня.
— Так сделай это.
Я включаю компьютер и жду, пока он загрузится.
— Он автоматически входит в систему?
— Я не уверен. Я не включал этот компьютер с тех пор, как... — Его слова обрываются, когда он на мгновение бросает взгляд в сторону.
С тех пор как попал в аварию.
Я не говорю этого. Он не хочет говорить об этом по понятным причинам, но представьте, если бы он это сделал. Что-то вроде: «Эй, отстойная ассистентка, я не помню последние три года своей жизни, и я ужасно хочу тебя, и, боже, я думаю, ты моя вторая половинка, сядь мне на лицо…»
Ладно, этой фантазии не суждено сбыться в ближайшее время.
Я смотрю на экран, и сердце у меня начинает биться быстрее, потому что думаю, что это его компьютер, который был у него в Оттаве. Я не знаю, есть ли на нем что-нибудь… не знаю, хранил ли он на нем какую-то личную информацию, но я внезапно начинаю потеть.
Я чувствую себя… немного взбудораженной.
На долю секунды меня захлестывает волна эмоций, как от прикосновений к любой электронике Дерека. Чувство страха было тяжелым, будто я не была уверена, что найду там… сообщения от девушек, фотографии…
Но это рабочий компьютер, и он принадлежал другому Эйдану… которому нечего было скрывать. Когда появляется экран ввода пароля, я бросаю взгляд в его сторону, и он это замечает. Уэст наклоняется ко мне, набирает свой пароль и нажимает «Enter».
— Я запишу его для тебя, — бормочет он, прежде чем снова сосредоточиться на своей задаче.
Я с удивлением наблюдаю, как пароль срабатывает, и я попадаю на его рабочий стол.
— Разве это не странно? — вслух удивляюсь я, прежде чем успеваю остановить себя. — Вы помните свои пароль и не…
Я проглатываю оставшиеся слова, и на этот раз, когда смотрю на Уэста, он смотрит на меня в ответ, понимая, что я имею в виду.
— Так и есть, — просто признает он. — Не спрашивайте меня, как работает человеческий разум, мисс Монткальм, потому что единственный ответ, который я могу дать, заключается в том, что он явно не работает. То, что вам дорого, может быть стерто на одном дыхании в следующий миг. Но это мелочи… они остаются надолго, не так ли?
Хм.
Это не первый раз, когда он вспоминает мелочи. Интересно, является ли это обнадеживающим знаком того, что его разум не полностью потерян.
— Это в некотором роде увлекательно, — бормочу я, быстро качая головой. — Я имею в виду, с точки зрения стороннего наблюдателя.
Он слушает мои слова, ничуть не смущаясь, и кивает один раз.
— Могу представить, что это так.
На этот раз выражение его лица смягчается, когда он продолжает смотреть на меня, словно хочет сказать что-то еще. Я нежно улыбаюсь ему, и Эйдан не сводит глаз с моего рта, слегка хмуря брови, пока его одолевают мысли.
Затем, вот так, он отстраняется, снова сосредотачиваясь на своей работе, хотя его дыхание медленнее, чем несколько минут назад.
Я отвожу взгляд, гадая, что бы он мог сказать, если бы не сдерживал себя.
Тревога скапливается у меня внизу живота, когда я перехожу к его рабочему столу. Мышь перебегает прямо к папкам, и я пролистываю их все, быстро и украдкой, гадая, есть ли там какие-нибудь свидетельства нашего знакомства.
Его папки пусты, за исключением нескольких, которые заполнены старыми рабочими делами «S.P.P.». Я закрываю их и проверяю интернет. Он еще не подключен, и мне придется получить пароль от WI-FI, но я быстро проверяю историю, задаваясь вопросом, заходил ли он когда-нибудь в браузер.
Заходил.
Но, опять же, все это связано с работой.
Мышка останавливается на полпути, и я замечаю свое имя в одном из поисковых запросов.
Айви Монткальм. Оттава, Онтарио.
Я бросаю быстрый взгляд в сторону. Уэст набирает цифры в калькуляторе, ничего не замечая. Вошозвращаю взгляд к экрану, проверяя дату поиска.
Прошло три недели после нашей встречи в самолете.
Он думал обо мне в тот самый момент, когда я думала о нем.
Ох, мое сердце. Я с болью вздыхаю.
Он нашел меня на Facebook, просмотрел мои фотографии, и мое сердце екает от этого, а потом задаюсь вопросом, что, черт возьми, я такого сделала, что произвело на него такое неизгладимое впечатление.
Потому что, черт возьми, сейчас этого точно не происходит.
Я закрываю вкладки как раз в тот момент, когда нас прерывает стук в дверь, и в комнату заглядывает Тильда.
— Мистер Уэст, — любезно говорит она, — к вам пришел доктор Браун.
Он коротко кивает, поджимая губы.
— Я спущусь через минуту.
Она уходит, а я снова смотрю на него, когда он заканчивает.
— Вы заболели? — небрежно спрашиваю я.
Он смотрит на меня, и на его лице застывает все то же отсутствующее выражение.
— Нет, мисс Монткальм, я не заболел.
— Он здесь, чтобы убедиться, что с вами все в порядке? — Я постукиваю ручкой по виску, и его взгляд следит за моим движением.
— Вы хотите сказать, что у меня проблемы с мозгами?
— Ну, мы немного говорили о ваших проблемах с памятью, я просто… складываю все воедино. Просто… оцениваю ситуацию.
Заткнись, Айви.
Вот что происходит, когда я не думаю, прежде чем что-то сказать.
Он начинает собирать свои вещи, его лицо становится суровым.
— Мисс Монткальм, ни для кого не секрет, что я попал в автомобильную аварию и что у меня серьезные повреждения, но это все равно не ваше дело.
Смущенная, я отвожу взгляд.
— Я знаю.
Он встает, ощетинившись. Я задела его за живое. Мне не следовало говорить ни слова. Черт бы побрал мой язык. Он швыряет папки в ящик стола и с такой силой захлопывает его, что весь стол дребезжит.
Затем он уходит.
Вот так.
Даже не оглядывается.
Я понимаю, что на сегодня мы закончили.
Поэтому бросаю ручку и устало провожу рукой по волосам. Я чувствую себя опустошенной, будто было бы намного проще, если бы просто бросила это дело, но… нет, нет, я никуда не уйду.
У нас есть время.
Мне просто нужно продержаться.
— Все хорошо, — шепчу я себе. — Все хорошо, Айви. Завтра мы начнем сначала.
***
Эйдан
Я безучастно наблюдаю за доктором Брауном, который закрывает свой чемоданчик и устало смотрит на меня сквозь очки. Он смотрит на алкоголь, на пустое выражение моего лица, и док не впечатлен.
Я делаю глоток виски, ожидая, когда он заговорит.
Наконец, доктор Браун вздыхает:
— ОФЭКТ сканирование (примеч. ОФЭКТ (однофотонная эмиссионная компьютерная томография): процедура, которая использует специальную камеру, чтобы сделать З-мерное (3-D) изображение мозга) показало, что у вас отсутствует приток крови к правой половине мозга. Если быть точным, к височной доле. Именно там хранятся ваши долговременные воспоминания. Мы надеялись, что ваша память постепенно вернется, поскольку мы замечали это у многих пациентов, страдающих от тяжелого сотрясения мозга. Сейчас это все еще может произойти. Я не говорю, что это совсем маловероятно, однако... шансы уменьшаются с течением времени, и мы ничего не можем сделать, чтобы изменить ситуацию. — Он делает паузу, облизывает губы и добавляет: — Мне жаль, что я не смог быть более полезным. Эти инциденты… они случаются, и каждый случай, мистер Уэст, каждый из них уникален по-своему.
Расскажи мне что-нибудь, чего я, черт возьми, не знаю.
Не отвечаю — это было бы бессмысленно, потому что добавить нечего, — даже когда он ждет, пока я попрощаюсь с ним. Я этого не делаю.
— Я бы посоветовал вам окружить себя как можно большей поддержкой, — продолжает он, стараясь быть полезным. — Не выпытывайте информацию о своем прошлом, но… позвольте вашей сети поддержки направлять вас. Постарайтесь органично вписаться в ситуацию и опираться на них в процессе, мистер Уэст.
Он считает, что у меня есть несколько человек, на которых можно положиться.
У меня нет ни одного.
Они есть, но их нет.
Я чувствую отчаяние от осознания этого. И сердито смотрю на мужчину, который вызывает во мне такую реакцию — напоминает мне, насколько я совершенно одинок.
Он уходит, и в комнате воцаряется тишина.
Я делаю еще один глоток.
Мне нужно что-то посильнее. Что-то, от чего у меня не просто закружится голова, но и яд, который полностью отключит мои чувства.
Мои воспоминания никогда не вернутся. Он не сказал этого прямо, трус, но я умею читать между строк. Сжимаю кулак, стискиваю зубы, когда во мне закипает ярость. Я могу потерять свой гребаный рассудок — и мои воспоминания вместе с ними, будь они прокляты, — но не могу выносить гребаной жалости — столько жалости — на каждом лице, на каждых губах, которые осмеливаются приоткрыть рот, чтобы произнести: «Я слышал о вашей аварии, и я глубоко сожалею…»
Неудивительно, что я забрался в этот уголок земли, неудивительно, что я прячусь.
Все еще.
Я говорю себе, что это то, что есть. Меня все это чертовски устраивает, и все же…
Я испытываю глубокое чувство потери, которое не могу описать словами. Будто потерял что-то важное и редкое.
Будто я должен блуждать в темноте, оплакивая это.
Я сильнее сжимаю стакан, испытывая искушение швырнуть его через всю комнату. Чтобы услышать, как он разобьется. Вместо этого неуверенно ставлю его на столик и провожу руками по волосам.
В комнате темнеет, и остаюсь только я, сидящий в пустоте.
Я жажду кайфа. Почувствовать легкость в ногах. Почувствовать в себе достаточно огня, чтобы наконец-то побродить по этому поместью, пообщаться и почувствовать себя живым.
Если меня это накроет, я, возможно, погонюсь за этой несносной женщиной. Еще раз осмотрю ее комнату, хотя бы для того, чтобы услышать еще больше ее язвительных ответов.
Но огонь не разгорается.
Я думаю о том, как тяжело стало у меня в груди после визита доктора Брауна.